Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина Страница 29

— Почему я должна отвечать на такой странный вопрос?

— Хочу предотвратить крушение ваших иллюзий.

— Пожалуйства, более конкретно.

— Над вашим разумом превалирует экспансивность.

— Не понимаю, что вы сказали.

— Дайте мне слово хранить молчание, даже если ваше тело будут колоть иголками. Вы обязаны молчать.

— Говорите, я даю слово молчать.

— Немедленно прекратите всякое общение с Тухачевским.

— Г. М., чьи интересы вы защищаете?

— Я оберегаю вас. Когда вы бываете у товарища Сталина, я до крови грызу ногти. Верочка, я готов служить вам денно и нощно. Это не пустые слова, а душевный вопль, крик скорби. Вы видели мою жену Голубцову, простите, но разве можно назвать ее женщиной? Все ее существо поглощено политикой и обогащением, больше ее ничто не интересует.

— Очевидно, одно дополняет другое.

— Совершенно верно. Мне известно, что многие товарищи из нашего окружения пытаются за вами ухаживать и делают заманчивые предложения. Позвольте мне изредка вас навещать? На эту дачу и на московскую квартиру пока приезжать рискованно. Все станет проще, как только мы расправимся с Ягодой.

— Г. М., я всегда рада вас видеть.

В Сухуми меня встретил крепкий, складный, широкоплечий человек. Черные, тронутые ранней сединой волосы, маленькие «а-ля-Чарли Чаплин» усики, большие, широко раскрытые, упрямые черные глаза — типичный кавказец. Догадалась, что это и есть «хозяин» солнечной Абхазии Нестор Аполлонович Лакоба. Говорил он рокочущим басом. Вот его первые слова, обращенные ко мне:

— Отвезу вас в самое спокойное место. Если там не понравится, без промедления отправим в Москву. Нет на земле лучшего края, чем наша Абхазия.

Угостила Лакобу московским шоколадом «Золотой ярлык».

— На Кавказе, девушка, — сказал он, — мужчины едят мясо, зелень, пьют вино и темпераментно ухаживают за красивыми женщинами, а еще любят и умеют танцевать. В. А., в Абхазии нет оперного театра, надеюсь, вы не откажетесь дать в Сухуми два концерта?

— Нестор Аполлонович, вам это нужно?

Лакоба замялся:

— Меня об этом попросил товарищ Маленков.

— Я устала от работы, хочу отдохнуть.

Мы подъехали к дому, который скрывали неприступные горы и вековые деревья.

— Посмотрите, какая кругом неописуемая красота!

— Я очарована.

— В. А., вы когда-нибудь бывали в гостях у абхазцев?

— Нет.

— Скоро поедем обедать.

У Лакобы красивый, элегантный дом в центре Сухуми. Огромные столы буквой П накрыты в саду. Командует парадом красивая черноокая Назия, его жена. Ей помогают родственницы, друзья, знакомые. Гостей набралось более 700 человек. Я не могла понять, что происходит, все объяснила Нателла, племянница Лако-бы:

— Так у нас принято встречать самых близких друзей. Сегодня день рождения старшего дяди Вахтанга: ему исполняется 90 лет. Если захочешь, завтра придешь на скачки, посмотришь, какой он джигит и какой замечательный танцор. Кто его перепляшет, получит в подарок старинный серебряный кубок. Ты, Вера, тоже можешь попытать счастья.

Гости чинно рассаживались. Лакобу единогласно выбрали тамадой.

— Мы отмечаем 90-летие, — сказал он, — человека, которого знает, чтит и любит вся наша Абхазия. Дядя Вахтанг научил грамоте несколько поколений абхазцев и на покой уходить не собирается.

Юбиляр сидел за отдельным столом на небольшом возвышении в окружении почтенных родственников. В сундук, окованный железом, аккуратно складывались подарки: будильники, кинжалы, настенные часы, седла, теплые свитера, коробки папирос, чайные и обеденные сервизы, хромовые сапоги, войлочные туфли, пачки чая, коробки шоколадных конфет, флаконы с одеколоном и духами, туалетное мыло, книги, альбомы, простыни, нательное белье и даже футбольные мячи. Как только сундук наполнялся, приносили новый.

На огромных блюдах поплыли зажаренные бараны, индейки, куры, домашняя колбаса, всевозможная зелень, овощи, фрукты, сладости, орешки. Пир продолжался три дня, и люди не чувствовали усталости.

В Москве я разучила две абхазские песни, спела их под аккомпонемент оркестра народных инструментов. Дядя Вахтанг преподнес мне роскошный кубок и старинный абхазский национальный халат:

— Береги кубок, он принесет тебе счастье, триста пятьдесят лет он служил нашей семье. В твоем доме он должен стоять на самом почетном месте.

Такой огненно-темпераментной лезгинки я никогда не видела. Описать это ошеломляющее зрелище невозможно. Танцевали буквально все: дети и глубокие старики, гибкие стройные юноши с тростниковой талией и шоколадным загаром, красивые, с темными горящими глазами цвета спелых маслин абхазки. Лихо несся тамада вечера, хозяин Абхазии, гордый и уверенный в себе Нестор Лакоба.

Меня познакомили с этим изумительным краем. С Лакобой побывала в Ново-Афонском монастыре. Нестор Апполонович хорошо знал историю и фольклор своей маленькой страны. Мы сидели в уютном ресторане на озере Рида, пили волшебное абхазское вино, ели сочный шашлык и золотистую, нежную форель. Лакоба неторопливо рассказывал; ему хотелось, чтобы мое сердце и душа прониклись уважением и любовью к его абхазской земле.

— Народ наш древний, — задумчиво говорил Лакоба, — еще в первом тысячелетии до нашей эры Абхазию населяли абазги — предки абхазцев. Во втором и первом веках до нашей эры страна находилась в подчинении Понтийского царства, потом ее завоевали римляне. К концу первого века н. э. здесь возникли мелкие княжества апсилов, абазгов, санигов. Контроль над ними осуществляли сановники Римской империи. Только в конце VIII века сформировалось абхазское царство. В те времена Абхазия была независимой богатой страной. Мы никому не мешали, не устраивали пиратских набегов, не собирались завоевывать чужие земли. Маленькая Абхазия не давала покоя грузинским князьям. Они силой заставили нас «объединиться». Началась искусственная ассимиляция, беспощадный бич времени. Но абхазцы не забыли родной язык, свою письменность, культуру, обычаи. В XVII веке на абхазскую землю пришли турки. Началась охота за молодыми рабынями, которые поставлялись в султанские гаремы. Абхазские и грузинские князья вынуждены были обратиться за помощью к русскому царю. Сегодня Абхазия принадлежит России и Грузии. Мы не имеем самостоятельности. До 1930 г. я был председателем марионеточного совнаркома, с 1930 г. и по сей день числюсь председателем ЦИК республики. Ни один серьезный вопрос я не могу решить без курирующей Грузии и без согласования с ЦК ВКП(б) — нашего старшего брата. Нет ничего хуже автономии.

Пыталась перевести беседу на более отвлеченную тему, Лакоба тут же разгадал мой маневр:

— Я никого не боюсь. От судьбы нельзя спрятаться. О вашем приезде Маленков дал правительственную телеграмму, потом позвонил. Прошу вас не краснеть, я знаю, В. А., что к вам неравнодушен И. В. Сталин. Он мой большой друг. Вначале мы думали ограничиться официальным приемом, но когда увидел ваши глаза, решение переменил. Сердца кавказцев вы покорили чарующим исполнением абхазских песен, вы сумели распознать нашу душу. Мы комплиментами не разбрасываемся. Я говорю то, что думаю…

Таким он и остался в памяти — сильным, мужественным, влюбчивым. Ему понравилась подруга писателя Бориса Пильняка Кира Андронникова, он открыто стал за ней ухаживать. Однажды ночью Лакоба приехал на дачу Совнаркома, пьяный стал ломиться в комнату Пильняка. Киры и Бориса не было дома. Нестор Аполлонович выломал плечом двери. Прибежал перепуганный директор с пятью милиционерами. Лакоба приказал к утру все исправить. Киру он нашел на пляже:

— Бросай своего писателя, оставайся в моей Абхазии, дворец выстрою! Для тебя ничего не пожалею! Соглашайся, дура!

— Куда вы денете трепетную Назию, чудесного джи-гита-сына, а что будет с вашим положением в обществе? — сказала темпераментному председателю ЦИК Абхазии интеллигентная, хорошо воспитанная Андронникова.

— Лучше беспокойся о своей судьбе, для отвода глаз мы тебя на полгода отправим в горы, ни одна живая душа, никакое НКВД с ищейками не найдет тебя. Как только страсти улягутся, выпишем новый абхазский паспорт, переменим имя, придумаем другую фамилию. В газетах напишем, что ты утонула в море или погибла во время горного обвала, здесь такие случаи бывают.

Сославшись на нездоровье, перепуганная Кира удрала в Москву. Впоследствии она дорого заплатила за беседы с Лакобой…

Вот что мне рассказал Г. М. Маленков после расстрела Н. А. Лакобы.

«Сильное впечатление на Сталина произвела жена Лакобы, застенчивая красавица Назия. И. В. хорошо знал кавказские обычаи и, несмотря на строгость нравов, в присутствии «однополчан» Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, самого Лакобы стал делать ей комплименты. Смутившись, Назия вышла. В тот памятный вечер она больше не появлялась. Рассердившись, Сталин громко сказал: «Если ты, Лакоба, не можешь воспитать собственную жену, значит ты плохой, никудышный руководитель. Массы за тобой не пойдут. Женщина должна радоваться, когда на нее смотрят мужчины…»