Игорь Прокопенко - По обе стороны фронта. Неизвестные факты Великой Отечественной войны Страница 29

Говорит Адольф Мартин Борман: «Он не был тираном, старался быть хорошим отцом, но с начала войны почти не бывал дома, как и другие отцы. Добавлю к этому, что в кабинете отца в доме на Оберзальцберг висело изречение Канта, знаменитый его категорический императив: «Поступай так, чтобы твое поведение могло служить нравственным законом для всех». Ошибка же отца состояла в том, что в качестве примера для подражания и нравственного учителя он избрал себе Гитлера».

Мартин Борман – Герде Борман, 4 февраля 1944 года: «Молчание – обычно самая разумная линия поведения. Правду стоит говорить только в тех случаях, когда это действительно необходимо. Никогда нельзя быть до конца уверенным в окружающих людях».

Впечатление, которое он производил, абсолютно не соответствовало реальному могуществу рейхсляйтера. Маленький приземистый человек с приличным брюшком и головой, вечно втянутой в плечи. Всегда висящая мешком военная униформа. Бесформенный портфель, постоянно торчащий у него из-под мышки. Заурядный и безобидный провинциальный бухгалтер. Но достаточно было внимательно вглядеться в его лицо, чтобы понять, что это впечатление обманчиво. Голова на короткой крепкой шее, лицо бульдога с мощными челюстями. Плотно сжатый рот, жесткий волевой взгляд темных глаз. Этот человек был чрезвычайно опасен, его боялись все. И немудрено: жертвами его интриг пали многие, от телохранителей Гитлера и влиятельных генералов до таких политических тяжеловесов, как Гиммлер, Геббельс и Геринг. Поговаривали, что его опасался сам Гитлер. Его окружала тотальная ненависть генералитета и верховных правителей рейха. Архинегодяй, злой дух, гитлеровский Люцифер, архангел зла, коричневый большевик – вот далеко не полный перечень прозвищ, которыми его наградили ближайшие соратники по партии. Геббельс, о котором сложилось устойчивое мнение как о гении, так и не смог победить Бормана, этого неотесанного, неумного и нечестного интригана в борьбе за благосклонность фюрера.

Рассказывает Константин Залесский: «Он был загадочной фигурой для союзников и для нас тоже. То есть они понимали, что этот человек пользуется огромным влиянием, и такая информация, естественно, доходила до них по линии их разведки. Потому что партийный аппарат знал, кто такой Борман, и эти сведения к ним поступали, и, соответственно, этим и был вызван интерес – кто такой Борман, who is mister Bormann».

Первые месяцы поисков Бормана не принесли результата, но в конце июля 1945 года немецкий писатель Генрих Ленау заявил, что встретил рейхсляйтера в поезде, шедшем из Гамбурга во Фленсбург. Писателя-антифашиста, проведшего несколько лет в концлагере, трудно было обвинить в погоне за дешевой сенсацией. Его свидетельство убедило судей Нюрнбергского трибунала в том, что Борман жив, а значит, должен быть судим. Он стал единственным обвиняемым, которого судили заочно.

Из приговора Международного военного трибунала: «В соответствии с разделами обвинительного заключения, по которым признаны виновными подсудимые, и на основании статьи 27 Устава, Международный военный трибунал приговорил: Мартина Бормана – к смертной казни через повешение».

На вопрос, где сейчас может находиться Мартин Борман, один из подсудимых Нюрнбергского трибунала, Герман Геринг, злобно ответил: «Надеюсь, что он сейчас горит в адском огне».

Это заявление одного из главных нацистских преступников выглядит по меньшей мере странно. Он, как и многие другие руководители Третьего рейха, не любил Бормана, но все-таки тот был его соратником по партии. Что же могло дать Герингу основания так ненавидеть Бормана? Судьи надежду Геринга не разделяли, они были уверены, что Борман находится где-то рядом и внимательно следит за ходом процесса, поэтому трибунал объявил Бормана в международный розыск. Цена за информацию о его местонахождении выросла до 100 000 марок. И тут же посыпались сообщения из разных уголков планеты. Бормана видели то в Австралии, то в Египте, то в Италии, Борман мерещился журналистам и дипломатам, летчикам и морякам, призрак партайгеноссе являлся в одно и то же время разным людям в разных местах. Все это напоминало глобальную мистификацию с участием множества добровольных лжесвидетелей.

Вспоминает Андрей Мартынов, кандидат философских наук: «Мартина Бормана где только не искали, где только не хоронили, и сколько раз не хоронили. Его видели в совершенно разных странах и с совершенно разными именами: Манфредо Берг, Курт Гауч, Ван Клоутен, Хосе Эсеро, Луиджи Боливье, Элиазар Гольдштейн, Йозеф Яне, Мартино Пормаджоре, вот это как бы его имена. Видели в Италии, в Риме, даже конкретное место называли – монастырь Сан-Антонио, францисканский монастырь; Аргентина, Чили, ксендз в Польше, Испания, город Ито в Парагвае. Годы смерти: 52-й год, Италия; 59-й год, Парагвай; 73-й год, СССР; 75-й год, Аргентина; 89-й год, Великобритания».

Еще во время войны Управлению стратегических служб США удалось перехватить радиограммы, которыми обменивалась Москва со своими агентами в Швейцарии и Германии. Их расшифровка заняла годы, но результат оправдал затраченные усилия. Оказалось, что Москва получала оперативную, секретную и важную информацию из самого сердца нацистской Германии. Агент, скрывавшийся под псевдонимом Вертер, мог моментально ответить на любой вопрос о дислокациях и перемещении дивизий вермахта, подробно описывал их штатный состав и вооружение, раскрывал стратегические и оперативные планы.

Особый шок у американских специалистов вызвали подробные описания совещаний в узком кругу у фюрера. Так, 12 сентября 1942 года Паулюс прибыл в ставку фюрера в Виннице, чтобы ознакомиться с планом наступления на Сталинград. Через день стенограмма совещания оказалась в Москве. Американцы смогли оценить значение этих разведданных для организации контрнаступления советских войск под Сталинградом. Советское руководство абсолютно точно знало, что немцы не станут обходить город ни с юга, ни с севера, что Гитлер требует во что бы то ни стало взять Сталинград, и советское командование сосредоточило в этом городе значительные силы, ослабив другие участки фронта. Генерал Клейст, который должен был возглавить наступление на Кавказ, говорил, что «сначала Сталинград был лишь точкой на карте невдалеке от моей танковой армии, но как же случилось, что эта точка вдруг выросла в размерах и превратилась для немецкой армии в жирный крест?»

Рассказывает ветеран разведки Виталий Коротков: «Очень ценную информацию в связи с подготовкой Сталинградской битвы советская разведка получала от членов «Красной капеллы», от Шульце-Бойзена и от других участников. Был еще очень ценный агент в гестапо, Брайтенбах, кличка Леман. От них шла очень ценная информация именно по этим вопросам».

Большинство генералов вермахта не понимали, зачем нужно тратить время и силы на штурм этого города, если Волгу, эту главную артерию снабжения русских армий топливом, можно было перерезать в любом другом месте. Фридрих фон Паулюс был уверен, что Сталин использовал какие-то рычаги в Берлине, чтобы убедить Гитлера бросить в сталинградскую западню свои отборные силы. Генерал Гудериан однажды заметил, что фюрер ведет интуитивную войну, но как рождались интуитивные решения Гитлера? Кто их нашептывал немецкому вождю?

Мартин Борман – Герде Борман, 16 февраля 1943 года: «Весьма ощутимы потери, понесенные нами в Сталинграде. Тем не менее у меня нет ни малейших сомнений, что фюрер преодолеет возникшие трудности, как ему удавалось это раньше. Я более чем когда-либо убежден, что окончательная победа будет за нами, если только мы покажем, что действительно заслуживаем победу. В этой битве гигантов мы должны напрячь все силы, как это делает наш противник».

3 июля 1942 года Гитлер сказал генералу Гальдеру: «Врагу известны наши оперативные планы в подробностях, с момента их утверждения». Разгром разведывательной сети «Красной капеллы» должен был успокоить фюрера. Но и после казни доктора Бойзена Вертер продолжал снабжать Сталина ценнейшей информацией. 1 июля 1943 года Гитлер отдал последнее распоряжение по проведению операции «Цитадель». Наступление должно было начаться в период между 4 и 6 июля. Не прошло и двадцати четырех часов, как Вертер сумел сообщить об этом в Москву. Советские войска были тут же оповещены о времени начала наступления, о составе немецких сил и направлениях ударов. «Русские знали о том, что предстоит, и превратили Курск во второй Верден», – жаловался после войны генерал Меллентин. Изучая радиограммы, американцы пришли к выводу, что Вертер был не просто источником информации для советского руководства – он обладал возможностями влиять на принятие важнейших решений Третьего рейха.