Шапи Казиев - Имам Шамиль Страница 29

"Лермонтов был душой общества и делал сильное впечатление на женский пол. Стали давать танцевальные вечера, устраивать пикники, кавалькады, прогулки в горы", — вспоминал декабрист Н. Лорер. Однако острый на язык Лермонтов, сам того не заметив, создал себе и партию тайных врагов, считавших его выскочкой и несносным задирой и ожидавших, что непременно найдется желающий проучить дерзкого поэта. Поводов было предостаточно. Бывший однокашник Лермонтова майор в отставке Н. Мартынов появлялся в обществе в нелепом подобии горца, с пистолетами за поясом, плетью на плече и даже с обритой головой. Лермонтов не раз выставлял его шутом и совершенно извел насмешками, на которые Мартынов не находился, что ответить. Когда же в присутствии дам Лермонтов откровенно поднял Мартынова на смех, тот вызвал обидчика на дуэль. Дуэли были запрещены, секунданты пытались предотвратить поединок, но Мартынов настоял на своем. В назначенный час дуэлянты стояли у барьера. Были нарушены важнейшие статьи дуэльного кодекса, но Лермонтова это не интересовало, он объявил, что стрелять не будет. Мартынов сначала не решался стрелять, но затем прицелился в Лермонтова, гордо скрестившего руки, и нажал на курок. Лермонтов, получив смертельное ранение, упал. В нарушение того же кодекса врача на месте дуэли не было. Остальные участники, один за другим, уехали в Пятигорск. Туда же отбыл и перепуганный секундант Глебов, накрыв Лермонтова своей шинелью и оставив умирающего лежать под разразившейся грозой. Почти в точности сбылось предсказание поэта:

В полдневный жар в долине ДагестанаС свинцом в груди лежал недвижим я;Глубокая еще дымилась рана;По капле кровь сочилася моя.Лежал один я…

Только через четыре часа Лермонтова привезли в Пятигорск. Он скончался по дороге.

Город наводнило невиданное количество зевак и жандармов в голубых мундирах. Духовенство не решалось хоронить Лермонтова на кладбище, как самоубийцу. Священник Эрастов спрятался с ключами от церкви. Похоронив поэта в могиле на краю кладбища, его друзья бросились искать участников дуэли: Мартынова — чтобы вызвать на дуэль, а остальных, чтобы расправиться за нарушение всех правил, приведшее к убийству. Однако все соучастники уже сидели под арестом, что их и спасло.

Начались волнения. Ходили слухи, что Мартынов — подставное лицо. Сравнивали гибель Лермонтова с гибелью Пушкина. Особо опасные элементы были задержаны жандармами и высланы из Пятигорска к местам службы. Было немало и тех, кто тайно благодарил Мартынова. Тот же священник Эрастов позже злорадствовал: "Мало, что убили! А кто виноват? Сам виноват! От него в Пятигорске никому проходу не было. Каверзник был, всем досаждал. Поэт, поэт!.. Эка штука! Всяк себя поэтом назовет, чтобы другим неприятность наносить…"

Через полгода прах Лермонтова был перезахоронен на его родине в Тарханах.

Поэтический Кавказ лишился своего преданного сына, сделавшего этот удивительный край одним из очагов русской культуры. Мартынов отделался трехмесячной гауптвахтой и покаянием, секунданты были прощены. Так император отблагодарил палачей русской поэзии.

Часть III

ИМПЕРИЯ СВОБОДЫ

ВОЕННЫЕ РЕФОРМЫ

Зимой, как правило, военные действия в горах не велись. Дороги, и без того опасные, покрывались снегом и становились труднопроходимыми. Гарнизоны запирались в крепостях, приводя в порядок амуницию и вооружения, части пополнялись новыми силами, а начальство отправлялось в Петербург докладывать царю о состоянии дел и утверждать планы военных кампаний на следующий год.

На этот раз похвастаться было нечем. Оставалось лишь преувеличивать успехи, валить вину за неудачи на других да просить денег и подкреплений, обещая в новом году окончательно усмирить горцев.

Шамиль был занят другим. Война шла на несколько фронтов, потери обнажали несовершенство военного управления, ополчение бьшо плохо организовано для ведения постоянных боевых действий против регулярных войск. Необходимо было завершить военную реформу, придав войскам Имамата четко организованную структуру. При этом учитывались как местные особенности, так и опыт управления войсками в царской армии, который теперь был хорошо знаком горцам.

Свое войско, состоявшее примерно из 15 тысяч мюридов, Шамиль реорганизовал в регулярную армию, разделив ее на тысячи, полутысячи, сотни и десятки с назначением командиров. Теперь у Шамиля были и генералитет, и старший офицерский состав, и другие командиры.

Служба в армии имама считалась делом благородным и была мечтой многих молодых горцев. Но брали не всех. Кандидаты подвергались суровым испытаниям. Десять дворов выставляли одного — самого лучшего воина с конем и полным вооружением. Дальше заботу о содержании воина и его семьи брал на себя Имамат. В отличие от царской армии горцы обходились без обозов. Это делало их части мобильными и избавляло от многих военных неудобств. Сушеное мясо, сыр, кукурузные лепешки или горсть жареной муки в карманах за пазухой составляли обычное «меню» воюющего горца. Бараны и хлеб для войска поставлялись за счет особого военного фонда «Ибн-Сабль». К тому же местное население всегда было готово поделиться с мюридами всем необходимым.

Регулярные войска состояли из кавалерии и пехоты. Было создано и ополчение со своими командирами. В экстренных случаях происходила всеобщая мобилизация.

Для упорядочения воинских учреждений Шамиль издал и специальный низам (указ), ставший воинским уставом для всех — от наибов до рядовых.

Кроме гражданского и военного устройства, низам определял, каким должно быть отношение наибов к гражданам: "Ты не склоняйся ни в сторону насилия, ни в сторону насильников. Гляди на своих людей глазами милосердия и заботы. Смотри за ними, как жалостливый к своим детям отец, управляй ими на основе справедливости и совести, не приближай к себе никого из-за дружбы и приятельства и не отдаляй никого из-за вражды. Будь для старшего сыном, для равного — братом, а для младшего — отцом. Тогда ты не найдешь в своем округе врага. Если ты будешь вести себя противно тому, что я говорю, если будешь вести себя несправедливо к народу, то вызовешь на себя прежде всего гнев Всевышнего, а затем гнев мой и народа. Твое дело тогда обернется плохо". Низам вводил также принципы гуманного отношения к пленным, населению завоеванных территорий и строго ограничивал использование природных ресурсов в военных надобностях: "Когда победите неверных, не убивайте ни стариков, ни женщин, ни детей; не жгите ниву, не рубите деревья, не режьте животных (кроме тех случаев, когда они необходимы вам для пищи), не обманывайте, когда вы находитесь во взаимном перемирии, и не нарушайте мир, когда вы заключили его".

ОРДЕНА И ЗНАМЕНА

Заметным нововведением Шамиля стало учреждение воинских знаков отличия, знамен и наград. Большое влияние на это оказали наибы Ахвердилав и особенно Юсуф-Хаджи, в тонкостях изучивший наградную систему в Турции. Первые наградные знаки появились в Чечне. В одном из донесений Граббе говорилось: "Давно уже до меня доходили слухи, что Шамиль для поощрения наибов, отличившихся в скопищах своих, раздает им знаки отличия вроде наших орденов и старается вводить некоторую правильность между своими полчищами. Высшей наградой среди мюридов считался военный знак отличия".

Были специальные знаки и для трусов. "Трусость никогда и никого не спасала", — говорил Шамиль и приказывал пришивать на спину провинившимся кусок войлока или медную бляху, пока воин не искупал вину достойным образом. К проявившим слабость наибам Шамиль был особенно суров. Одному из них он отсек в наказание ухо. Но когда узнал, что наиб проявил чудеса храбрости в тяжелом бою, то велел мастерам сделать ухо из золота и преподнес его герою на серебряном блюде.

Награды Шамиля уникальны не только в историческом смысле, но замечательны и в художественном отношении. Их создавали дагестанские ювелиры из серебра с позолотой, чернью, зернистой сканью. Полузвезды для генералов, треугольные медали для трехсотенных командиров, круглые для сотенных, особые награды, эполеты, сабли с темляками (кистями на рукоятке) за храбрость и другие знаки отличия украшались надписями на арабском языке. Надписи эти тоже были весьма разнообразны, порой они содержали и имена награжденных. "Это — герой, искусный в войне и нападающий в битве как лев" — можно было прочитать на медали храбреца. Сам Ахвердилав имел серебряный орден с надписью "Нет человека храбрее его. Нет сабли острее, чем его сабля", а также темляк за свою неустрашимость. Имам Шамиль, имевший титул Амир аль-муминин (повелитель правоверных), орденов никогда не носил.

Л. Толстой в «Хаджи-Мурате» писал: "Вообще на имаме не было ничего блестящего, золотого или серебряного, и высокая, прямая, могучая фигура его, в одежде без украшений, окруженная мюридами с золотыми и серебряными украшениями на одежде и оружии, производила то самое впечатление величия, которое он желал и умел производить в народе".