Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование Страница 29

Но Кирилина не цитирует эту часть письма Шатуновской, в которой упомянута данная записка. Более того, ни в одном опубликованном первоисточнике, ни в ее письме Яковлеву, ни в отчете в ее докладной записке Шатуновская не упоминает никакой даты на этой записке. Кирилина никогда не информирует своих читателей, откуда она узнала вышеупомянутые сведения касательно этой даты.

Таким образом, нет ни одного документа Шатуновской кроме вышеприведенного текста из книги Кирилиной, который является источником о дате 6 декабря. Насколько мы можем установить, это — единственный источник о данной дате. Поэтому «заявление», которое приводит Лено, исходит не от Шатуновской, а от Кирилиной. Конечно, даже если бы оно исходило от Шатуновской, нам бы понадобилось подтверждение о существовании этой записки. Мы не можем считать важным свидетельством неподтвержденное сообщение Шатуновской.

5. Лено никогда не говорит нам, почему он считает «важным» то, что первый допрос Румянцева был 6 декабря. Вероятно, мы можем высказать догадку, что он подразумевает нечто, подобное следующему:

а) если бы существовала записка Шатуновской и

б) она действительно была датирована 6 декабря,

в) тогда это могло бы быть доказательством того, что Сталин и/или следователи НКВД придумали ленинградский и московский центры до того, как появились свидетельства, предполагавшие существование таких центров;

г) и это могло бы, в свою очередь, стать причиной подозревать, что Сталин и/или НКВД выдумали эти центры, а затем «написали сценарий» более поздних признаний о них с помощью пыток, угроз или какими-либо другими способами вынудили других подсудимых признать их существование.

Однако никакой такой записки не найдено, а тем более с датой 6 декабря. Этот факт лишает дату 6 декабря как дату первого допроса Румянцева всякой «значительности», которой Лено хотел бы наделить ее.

6. Сам Лено заявляет:

…приблизительно к 10 декабря Ежов в своей записной книжке уже набрасывал в общих чертах связи между двумя «центрами» (Л 304).

Мы можем допустить, что Лено действительно видел этот документ, поскольку он дает для справки архивный номер. Мы можем предположить, что он не может датировать его числом раньше «приблизительно 10 декабря». Тогда почему Лено тратит столько усилий на предполагаемую записку, упомянутую Шатуновской?

Полагаю, что следующий отрывок поясняет это:

Похоже, решение о структуре «ленинградский центр — московский центр» с Зиновьевым и Каменевым во главе всей организации было принято на собрании 8 декабря в кабинете Сталина в присутствии Ягоды, Агранова и Ежова или же днем-двумя ранее (Л 304).

В отличие от сомнительной даты 6 декабря на сомнительной записке Шатуновской самой ранней датой, когда следователями были упомянуты ленинградский и московский центры, является «приблизительно 10 декабря».

Лено пишет:

К 9 декабря Сталин выбрал основу для дела о заговоре, которое он выстраивал против экс-оппозиционеров в Ленинграде и Москве. Конечными целями были Зиновьев и Каменев (Л 304).

Это заявление — еще один пример «подмены посылки желательным для себя выводом» Лено. Здесь он предполагает, что Сталин «выбирал структуру» и «выстраивал дело», в котором «конечными целями были Зиновьев и Каменев». Лено не приводит никаких свидетельств в подтверждение любого из этих утверждений или даты 9 декабря, а тем более еще более ранней даты. Это «допущение того, что нужно доказать», да еще какое!

11 декабря подсудимый Василий Звездов подтвердил, что знал о возрождении контрреволюционной организации зиновьевцев (Л 309). Звездов назвал членов в Москве, включая Зиновьева и Бакаева, и заявил:

Бывшие лидеры Зиновьевской оппозиции, которые были в Москве и были (также) тесно связаны с Ленинградом, надеялись втянуть в битву с партийным руководством нашу бывшую комсомольскую группу из прежних зиновьевцев.

Очевидно, поэтому Лено желает установить дату «приблизительно 10 декабря» или ранее для начала сфабрикованного Сталиным предполагаемого дела против оппозиционеров. Несомненно, Лено хотел бы убедить своих читателей, что Сталин и НКВД как-то принудили Звездова сделать этой заявление от 11 декабря. Однако все это неверно. Мы знаем, что

• 4 декабря Николаев уже опознал Шатского, Котолынова и Бардина как «троцкистов», которые повлияли на его решение убить Кирова (К 277, 281; Л 281–282);

• 5 декабря Николаев уже рассказал следователям: «Если бы мне самому было бы трудно убить Кирова, я бы привлек Бардина, Шатского и Котолынова, и они бы согласились сделать это» (Л 288–289);

• 6 декабря Николаев признался в заговоре, в который были вовлечены, по крайней мере Шатский и Котолынов, и подразумевались Румянцев и Юскин (Л 288);

• 6 декабря Шатский уже признался, что он поддерживал связь с Румянцевым;

• 7 декабря Шатский, после того как он первоначально отрицал, что знаком с Николаевым, признал, что он все-таки знаком с ним (Л 291);

• 7 декабря Агранов написал Сталину, что брат Николаева, Петр, признал свое участие в убийстве Кирова (Л 289);

• Кирилина цитирует следующие слова из признания Николаева приблизительно 8 декабря (она не указывает точную дату):

Группа Котолынова подготовляла террористический акт над Кировым, причем непосредственное его осуществление было возложено лично на меня. Мне известно от Шатского, что такое же задание было дано и его группе, причем эта работа велась ею независимо от нашей подготовки террористического акта. Шатского впервые я встретил в 1933 г. Следующая встреча у нас была летом 1934 г. на улице Красных Зорь, дом 28, где Шатский проводил наблюдение за квартирой, устанавливая все передвижения Кирова. Делал он это в целях подготовки террористического акта.

Котолынов сказал, что… устранение Кирова ослабит руководство ВКП(б)… Котолынов проработал непосредственно со мной технику совершения акта, одобрил эту технику, специально выяснял, насколько метко я стреляю; он является непосредственным моим руководителем по осуществлению акта. Соколов выяснил, насколько подходящим является тот или иной пункт обычного маршрута Кирова, облегчая тем самым мою работу… Юскин был осведомлен о подготовке акта над Кировым: он прорабатывал со мной вариант покушения в Смольном (К 281–282);

• 9 декабря жена Николаева, Мильда Драуле, также «призналась, что разделяла антисоветские взгляды своего мужа» (Л 306).

Таким образом, задолго до 10 декабря было множество свидетельств о базировавшейся в Ленинграде тайной организации зиновьевцев-подпольщиков, и фактически была не одна группа таких заговорщиков.

• 9 декабря Румянцев уже признался во встрече с Зиновьевым и Каменевым (Зиновьев и Каменев были в Москве).

• 10 декабря Антонов признался, что Зиновьев организовал возвращение своих сторонников в партию и проинструктировал Румянцева поступить так же.

Эти два признания означали, что Зиновьев продолжал руководить Румянцевым и, вероятно, другими тоже и что Румянцев, в свою очередь, руководил Антоновым и, вероятно, другими.

С учетом всех свидетельств, о которых мы знаем, если даже Ежов и делал записи о ленинградском и московском центре «приблизительно 10 декабря», то это не подразумевало бы совершенно никакой фабрикации. Существование

а) одной или более ленинградских тайных организаций и

б) связи между Москвой (Зиновьев и Каменев) и Ленинградом было действительно установлено к 9 декабря.

Тем временем Лено признает, что он не может доказать, что «наброски в общих чертах связи между двумя “центрами” в его записной книжке» были фактически написаны Ежовым еще 10 декабря. Лено говорит о «приблизительно 10 декабря». Они вполне могли быть написаны в последующие дни. Лено молчаливо признает, что Ежов мог написать их до 10 декабря. Он заявляет:

Николай Ежов вернулся в Ленинград с Аграновым утром 9 декабря, чтобы осуществлять надзор за следствием по делу Кирова. Его записные книжки показывают, что 9-10 декабря он допрашивал свидетелей по поводу халатности НКВД в отношении охраны Кирова… (Л 303).

Следовательно, нет абсолютно никаких свидетельств в подтверждение заявления Лено, что Сталин и руководители НКВД выдумали «структуру ленинградский центр — московский центр». Также логично сделать вывод, что на сегодняшний день не существует записки, о которой упоминают Шатуновская и Кирилина. Это оставляет ряд возможностей:

• Возможно, эта записка все-таки существовала в какое-то время, но ее уничтожили;

• Возможно, она еще существует, однако Российское правительство реклассифицировало ее, так что она находится среди огромного количества документов 1930-х годов, которые все еще недоступны для исследователей и само существование которых все еще секретно;