Леонид Беляев - Христианские древности: Введение в сравнительное изучение Страница 29

Путешествия Гертруды Белл. Бин Бир Килиссе

Возвращаясь в Малую Азию, нужно отметить, что успехи именно здесь, где более тысячи лет билось сердце христианского мира, вдохновили многих. С ним сотрудничала французская школа в Афинах, австрийские и американские ученые; многолетнюю программу «археологических путешествий» при поддержке из Стамбула начали немцы, пользовавшиеся по политическим мотивам в Турции особыми правами. Но Малая Азия оставалась опасным местом (например, немецкий путешественник и собиратель древностей Карл Буреш умер в 1896 г. в Лидии от малярии просто потому, что находился в слишком отдаленной деревне). Тем удивительнее появление на этой арене исследователя-женщины. Гертруда Белл (1869–1926) — типичная героиня викторианской эпохи, когда престиж женщины быстро возрастал благодаря подвигам самоотверженного служения в медицине, науке, революционной и политической борьбе. Обладая независимым состоянием и дипломатическими связями, Белл работала как сестра милосердия в сербской армии на Балканах, посетила в 1892 г. посольство в Тегеране, выучила персидский и арабский. Сегодня дипломатическая карьера была бы ей обеспечена, но в те годы она была невозможна, и Белл, после смерти жениха, целиком посвятила себя Востоку. Она была среди немногих европейцев, которые понимали язык друзов Хаурана и оказала неоценимую помощь Ричарду Вулли в «Уре халдеев». Но еще раньше, в 1905 г., судьба свела ее с Рамсеем. Для истории христианских памятников их встреча не менее примечательна, чем свидание Стэнли и Ливингстона в исследованиях Африки (Bell, Ramsay, 1909).

Рамсей, вернувшись в Азию в 1899 г., работал тогда в Бин Бир Килиссе — одном из самых удивительных мест христианского строительства. Это плато, окруженное тремя горными хребтами, в 160 км восточнее Иконии. Центр района — город Барата (V в.) окружен остатками Церквей и монастырей. Оказалось, что местность была заселена с V в. по рубеж XI–XII вв. (в переводе ее турецкое название означает «Тысяча и одна церковь»). Их, правда, насчитывалась не тысяча, но все-таки несколько десятков (до 60), хотя многие относились к позднему периоду освоения — 850-1100 гг. В то время как раз стали известны работы Гзелля в Нумидии (см. ниже); Белл заинтересовалась христианской архитектурой и не была разочарована. Ее поразило сходство церковных планов, причем не только самые общие черты (базиликальность, выделение сакристии), но и размещение алтаря в восточном конце храма в огороженном пространстве, окруженном низким барьером, и другие, казалось, частные, совпадения.

Бин Бир Килиссе, действительно, было раем для историка архитектуры. Здесь прослеживалось все развитие ранних христианских зданий от базилик V в. к крестообразным церквям, ориентированным на постройки Юстиниана в Константинополе, а затем к купольным (крестообразным и октагональным) храмам X в. В монастырях еще видны были длинные линии дормиториев времен Юстиниана, трапезные, залы собраний и огромные прямоугольные дворы, окруженные зданиями, включая церковь. Увы, Белл и Рамсей приехали как раз вовремя, чтобы наблюдать процесс «вторичного освоения» плоскогорья. На их глазах население, занимая земли, разрушало остатки зданий. Средств на полное изучение и фиксацию памятников не было, приходилось довольствоваться осмотрами, общим описанием и съемкой. Для подробных исследований требовалась финансовая поддержка, «а ведь деньги были не там», замечает меланхолически современный историограф У. Френд Кносский дворец на Крите, города Греции минойского периода, только что открытые Судан и Нубия впитывали средства, как губки. Недаром даже ученики Рамсея, Кальдер и Андерсон, не смогут продолжить работ по изучению церковной архитектуры Анатолии.

А ведь внутри Малой Азии скрывались и другие, не менее интересные, раннехристианские районы. Один из них открыл науке Густав Мендель в Каппадокии, в 85 км западнее Кесарии. Здесь, в скалистой труднодоступной местности, в вулканических горах оказались высеченными монастыри и церкви. Этот странный район давно привлекал европейцев. Еще в XVIII в. Поль Лукас рассказывал о плато, «покрытом пирамидами, округлыми каменными сводами и отдельными кратерами» Описание больше подошло бы для пейзажа лунного, чем земного — немудрено, что Людовик XV ему не поверил. С конца иконоборческого периода (843 г.) и до XIII в. здесь строили часовни и церкви, покрывая стены яркими фресками с неожиданными композициями. В XX веке исследование скальных комплексов Каппадокии, сначала определенных исключительно как монастырские, уже не прерывалось. Архитектура, особенно с точки зрения ее литургических функций, весьма отличная от константинопольской, дает пример замкнутого развития однажды приобретенных форм под воздействием заказа и местных служебных потребностей. (См. гл. VI).

В целом открытие «христианской Малой Азии» имело огромное стимулирующее значение. Именно здесь впервые был поставлен вопрос можно ли изучить по церковным древностям почти неизвестный мир бесчисленных «неортодоксальных» направлений в религии, из которых, собственно, и складывалась жизнь христианства в первые века и которые «большие» церковные миры — католичество и православие — позднее станут называть еретическими или сектантскими. Полученный ответ был явно положительным. Материалы Малой Азии показали, что христианство дало народам Азии и Африки формы для самовыражения, творческий простор. Оно стало важным стимулом сложения многих самобытных культур, среди которых такие, как сирийская и коптская.15

2. Донатизм и североафриканское христианство[72]

Вслед за открытием раннехристианских памятников Малой Азии начали складываться основы знаний о материальном и духовном мире других «неортодоксальных церквей»: донатистской в Северной Африке, монофизитской в Египте, Нубии и Эфиопии, несторианской на огромных пространствах от Сирии до Китая. В конце XIX в. наиболее разработанным среди «рудников» Востока, содержавших «информационноносную породу» для истории церковных древностей, оставалась Африка. Здесь по-прежнему открывали один за другим прекрасно сохранившиеся памятники III–VII вв. — храмы, кладбища, епископские резиденции. Это был истинно героический период. Восхитительные руины поздних римских городов, так привлекающие сейчас туристов, были в основном открыты до Первой мировой войны. Солдаты и офицеры, чиновники и любительницы, изучающие церковные руины прямо у себя в саду где-нибудь в Гиппоне Регии (точно так же в Киеве можно было изучать древнерусские храмы в собственной усадьбе) — типичные приметы эпохи, которая закончится войной 1914 г., чтобы никогда более не повториться.

На рубеже XIX–XX вв. в Северной Африке было изучено уже около 170 церквей, от больших базилик в римских городах до крохотных часовен в нумидийской «глубинке». Важнейший археологический атлас Алжира Гзелля, основанный на военных картах, с описанием и привязкой всех известных к тому времени памятников, очень наглядно иллюстрирует распространение христианства в Африке: в центральной Нумидии Позднеримского периода деревни с церквями или часовнями стоят так Часто, что сельское население Ливии в IV в. в подавляющей массе уже явно крещено. (Gsell, 1911).16

Первая мировая война Северную Африку не затронула; в промежутке между войнами в результате итальянской оккупации исследования Распространились на Ливию и Триполитанию; во время Второй миро-“ой войны древности изучала и защищала специальная служба в британских войсках. Так что Африка постоянно оставалась обширным полем исследований, на котором работали выдающиеся ученые (Гзелль, Феврье, Дюваль и другие). Благоприятная политическая ситуация оборвалась лишь в 1950-х гг. из-за резкого усиления освободительного движения, а затем возникновения ряда фундаменталистских режимов, не склонных поощрять исследования на своей территории.17

Проблема донатизма

Собранный за столетие материал поистине необъятен. Но если выбраться из-под огромной кучи накопленного и протереть глаза, уставшие любоваться прелестью мозаик, искусством резьбы, лесами колонн и целыми долинами надгробий — станет ясно, что среди результатов главные места занимают интерпретация древностей африканского христианства как особой группы, а также исследование форм и причин его упадка. Ряд ученых полагал, что своеобразие христианских древностей Римской Африки порождено религиозносоциальным движением донатизма — но это признано не всеми. В результате с «археологией донатизма» оказалась связана долгая дискуссия в западной науке.18

Общую корреляцию между памятниками и событиями истории христианства в Африке подметили еще в 1930-х гг. После войны Уильям Френд занялся проблемой специально, изучив прежде всего экономические и социальные, «нетеологические», корни донатизма, и попытался как бы «разложить» объекты на две группы, «католическую» и «донатистскую»; однако многие в 1950-60-хгг. продолжали видеть донатизм в основном как религиозное течение. С этим не согласился один из ведущих французских «африканистов» А. Феврье, указав в статье «Вечно донатизм: а почему не Африка?», что, хотя особенности христианских памятников действительно прослежены, но слишком мало изучена их связь с местной историей IV в. Он призвал к всестороннему анализу, позже (в двухтомнике «Введение в Римскую Африку») снизив роль донатизма до минимума. Как это ни странно, но за дискуссией явно проглядывают старые, восходящие чуть ли не к временам противостояния «католиков» и «донатистов», конфессиональные разногласия. (См. гл IV-1).19