Борис Федоров - Пытаясь понять Россию Страница 29

Б. Ельцин ценил пунктуальность и никогда не заставлял себя долго ждать. Обычно встречи происходили следующим образом. Открывалась дверь, и я шел к его столу. Ельцин поднимался навстречу и пожимал мне руку. Бумаг на столе всегда было немного и все – в любимых нашими бюрократами папочках-корочках. Аудиенция никогда не затягивалась, и разговор не отклонялся от существа дела. Ельцин больше слушал, чем говорил. Встречи наши, как правило, были благожелательными, по крайней мере, я никогда не слышал, чтобы Ельцин нецензурно ругался. Пожалуй, он был со мной даже приветлив и, как мне казалось в 1993 году, прислушивался к моему мнению.

Ельцину присуще было в общении некоторое лукавство. Например, однажды он при мне соединился с премьер-министром по спикерфону, и я был вынужден присутствовать при разговоре, который не предназначался для моих ушей. Тем более, что Президент отпускал в адрес премьера довольно резкие замечания. Зато между мной и Ельциным появился маленький секрет.

Психологически мне было довольно трудно разговаривать с ним – между нами всегда сохранялась большая дистанция. Вероятно, и тип мышления у нас был очень разный. Честно говоря, я никогда не был уверен в эффективности своих доводов. Вместе с тем, в некоторых вопросах Ельцин обладал удивительной проницательностью и проявлял нестандартную логику при принятии важных решений. Казалось, он схватывает вопрос на лету, а это крайне важное качество для руководителя такого ранга.

Однако Ельцин, безусловно, чувствовал себя гораздо более комфортно в компании О. Лобова, Ю. Скокова, Ю. Петрова, О. Сосковца, В. Черномырдина, многочисленных "красных директоров", чем в обществе Е. Гайдара, А. Шохина, А. Чубайса, П. Авена, В. Лопухина и других молодых интеллектуалов. Назначения на самые высокие посты в России вообще, как правило, объясняются скорее личной симпатией, нежели конкретными деловыми качествами, которые часто вообще не берутся в расчет.

Вместе с тем, я могу лично засвидетельствовать, что прямое указание на явную ошибочность каких-то действий самого Президента в те времена воспринималось Б. Ельциным спокойно и подчас даже принималось к сведению. Хотя, конечно, это и не являлось правилом, а со временем это качество и вовсе исчезло. Власть меняет людей, нередко они перестают узнавать даже старых друзей.

Например, в самом начале 1993 года, уходящий со своего поста глава президентской Администрации Ю. Петров сумел подписать у Бориса Ельцина поразительный по нелепости указ о создании Государственной инвестиционной корпорации (Госинкор). Этим указом предлагалось передать Ю. Петрову имущество (драгоценные металлы и камни) на один миллиард долларов, а также предоставить существенные права и значительные суммы. Я не поверил своим глазам, когда увидел этот указ, и отказался что-либо делать в его исполнение, хотя Ю. Петров едва не ходил за мной по пятам и постоянно сидел в моей приемной в Минфине. Несколько месяцев он вел осаду моего кабинета, не давая мне прохода. Надо было что-то предпринимать.

Наконец я сам пошел к Президенту и положил перед ним его же указ. Мне показалось, что Ельцин сильно удивился, увидев эту бумагу. Он немедленно своей рукой исправил на моем экземпляре документа обозначенную в указе сумму, уменьшив ее ровно в десять раз, и расписался. Понятно, что формально юридической силы это не имело, но фактически являлось обязательным к исполнению указанием. Настроение у Ю. Петрова ухудшилось, а у меня улучшилось. В конце концов он почти ничего не получил, но факт этого указа сам по себе показателен.

Я не помню ни одного случая какого-либо серьезного давления на меня в тот период со стороны лиц из окружения Президента. Правда, все они знали о моем жестком характере и, однажды наткнувшись на стенку, затаили обиду. Не без их участия, впрочем, тогда вдруг вышло постановление, по которому поручения помощников Президента должны были истолковываться практически как поручения самого Б. Ельцина. Никого не поразила нелепость этого указа. Я, однако, сразу понял, что оно адресовано лично мне, так как я не раз игнорировал незаконные указания помощников Президента, но особых проблем, тем не менее, это мне не доставляло. Может быть, пару раз звонил помощник Президента Корабельщиков, отвечавший тогда за поездки по регионам и сбор челобитных местных начальников, и я спорил с ним по поводу отдельных поручений. Но жесткого давления не было.

Как ни странно, в свете последующих заявлений и разоблачений, я не помню ни одного звонка со стороны президентских охранников А. Коржакова или М. Барсукова. Я так себя позиционировал внутри правительства, что меня вообще никто не пытался пугать и заставлять что-либо делать помимо собственной воли. Поэтому потом меня и не хотели видеть в правительстве слишком независимый и самостоятельный.

Честно говоря, меня даже удивили появившиеся впоследствии разговоры о всемогуществе А. Коржакова. В 1993 году все понимали, что он близок к Президенту, но не более того. Ни он, ни его соратники никакого влияния на меня или деятельность Минфина не оказывали. Напротив, возникало впечатление, что они хотят "дружить", то есть они еще не чувствовали за собой безграничной власти.

Однако в 1994 году ситуация радикально изменилась. А. Коржаков стал "серым кардиналом" в Кремле, и его могущество многим казалось воистину безграничным. Уверен, что этот феномен в значительной мере был порожден самими чиновниками, которые сами начали стелиться перед А. Коржаковым. Были бы другие, более принципиальные министры, не было бы у нас позорного культа телохранителя Президента.

То же самое и с печально известным Национальным фондом спорта (во главе с моим однофамильцем Федоровым) – при мне он не был еще столь легендарной организацией, какой стал позднее (с 1994 года). Фонд, конечно, уже существовал и активно лоббировал правительство, но лишь с 1994 года стал пользоваться гигантскими внешнеэкономическими льготами, благодаря которым в страну было ввезено спиртного и сигарет на миллиарды долларов США, а сам Фонд заработал на этом сотни миллионов долларов.

Но вернемся к Коржакову. Трудно забыть знаменитую осаду группы "Мост" президентской охраной в декабре 1994 года. К этому времени А. Коржаков уже достиг пика своей силы, правительство очистили от реформаторов – нужна была публичная демонстрация власти. Объектом демарша избрали В. Гусинского, который в тот момент был одним из наиболее заметных, шумных и богатых олигархов, причем, с хорошими связями (тесные отношения с Ю. Лужковым и другими политиками). Особенно Гусинский был знаменит своей гигантской службой безопасности (сотни людей), во главе которой стояли высшие офицеры советского КГБ, включая бывшего первого заместителя председателя КГБ Ф. Боб-кова.

А. Коржакова изрядно раздражали автомобильные кортежи В. Гусинского, в состав которых входили несколько джипов с охраной, носившиеся по Рублевскому шоссе и обгонявшие "Волги" официальных лиц. В конце концов охрана Президента в масках "наехала" на людей В. Гусинского – в центре Москвы у штаб-квартиры "Моста их положили лицом в снег, и в течение нескольких часов продолжалось противостояние. Попытка руководителя ФСБ по Москве Савостьянова вмешаться в события стоила ему должности, В. Гусинский несколько месяцев отсиживался за границей, а в могуществе А. Коржакова никто уже больше не сомневался вплоть до момента его отставки летом 1996 года.

Другой непонятный и даже загадочный аспект деятельности (вернее, бездеятельности) исполнительной власти заключался для меня в полном отсутствии желания бороться с коррупцией. Например, после 3-4 октября 1993 года Генеральным прокурором стал вроде бы честный и прямолинейный человек А. Казанник, который однажды в присутствии А. Коржакова, меня и нескольких других людей рассказывал, что передал "наверх" материалы на одного из самых высокопоставленных чиновников, который, однако же, в итоге продержался у власти на несколько лет дольше самого А. Казанника.

Все многочисленные сигналы не приводили ни к каким результатам, а прокуроры не настаивали на исполнении закона или просто уходили со своего поста. Создавалось впечатление полного отсутствия интереса к вопросу коррупции в высших кругах, хотя многократно делались жесткие заявления совершенно противоположного смысла. Сегодня большинство российских граждан даже не пытаются искать правду и обращаться в прокуратуру, так как не верят, что правоохранительные органы могут перечить власти и готовы отстаивать закон.

Мне довелось несколько раз ездить с Борисом Ельциным по стране и за границу, что дало большой материал для размышлений. Помнится, самой первой была поездка в Ванкувер (Канада) на встречу Ельцина с вновь избранным Президентом США Биллом Клинтоном. Летели мы в особо оборудованном президентском самолете с краткой транзитной остановкой в Магадане.