Петр Северов - Морские были Страница 29

Дружная песня как будто подтверждала, что смелые планы и надежды свершились. Шелихов слушал эту песню и думал, как он снова возвратится на Кадьяк. Приедут с ним сотни мастеровых, золотоискателей, зверобоев, и вырастут на не обжитой еще земле новые села, загорятся по всему побережью маяки, задымят на склонах гор фабричные трубы... И весь этот огромный нетронутый край - Аляска - станет заокеанским продолжением России...

Колокол пробил одиннадцать часов, прощальный ужин был еще в разгаре, когда со сторожевой вышки донесся крик караульного:

- Вижу корабль!..

Смолкли песни, говор, звон посуды. Шелихов и вождь кадьяков одновременно поднялись с ковра.

Далеко в лунном свечении океана медленно плыл скошенный черный парус неизвестного корабля...

- Я узнаю его, - негромко сказал Ингалак, наклонившись к Шелихову. Три мачты... низкая посадка корпуса... приподнятый нос... Это черный капитан. Разве он знает о том, что ты собрался в дорогу?.. Он никогда не является к добру.

Шелихов усмехнулся.

- Вот кто это!.. Ну что ж, Ингалак, он сможет проверить нашу дружбу.

Вождь резко выпрямился и поднял руку.

- Не торопись, Ингалак, - остановил его Шелихов. - Пусть наши люди веселятся. Какой-то неведомый бродяга не смеет прерывать их веселья.

Он обернулся к дежурному по охране поселка.

- Передайте на галиот: быть готовым к бою. Береговым канонирам тоже не дремать.

И, проходя вдоль цепи костров, глядя в сосредоточенные лица промышленных людей и кадьяков, уже весело спросил:

- Что же вы, други, приутихли? Разве мы не на своей земле? Всякого гостя пугаться не следует.

Все ответили дружным, радостным криком. Великан Афанасий, смеясь, ударил шапкой о землю:

- Да с нашим Григорием Ивановичем не страшны ни молния ни гром!

Но Шелихов только казался беспечным Через две-три минуты, незаметно оставив пирушку, он уже шел к берегу, чтобы проверить, передана ли команда и готов ли к бою галиот.

Знакомый свист остановил его у темных зарослей молодого кедра. У ног Шелихова упала длинная, разрисованная черной спиралью стрела. Он наклонился, поднял ее, спрятал под полу кафтана и, попрежнему неторопливый, сошел на отмель. Лодка уже отчалила от берега и стремительно двигалась к галиоту. В лунном свете вспыхивали льющиеся с весел брызги воды.

А у костров опять гремела радостная, широкая, удалая русская песня...

- Я расскажу тебе новость, Ингалак, - негромко молвил Шелихов, присаживаясь рядом с вождем кадьяков и показывая ему стрелу. - Она прилетела из ночи. Но тот человек, я знаю, не хотел меня убить...

Ингалак взглянул на стрелу и, казалось, нисколько не удивился.

- Ее послал человек из племени тлинкитов. Такие длинные стрелы делают только у них.

- Что это значит? - спросил Шелихов. - Война?..

- О нет! - возразил Ингалак, спокойно раскуривая трубку. - Ты же знаешь, когда объявляют войну, стрелу окрашивают кровью. Там, у тлинкитов, у тебя, Шелих, есть верный друг. Он предупреждает тебя об опасности. Быть может, он пришел бы и открыто, но побоялся нас: у кадьяков с тлинкитами нет дружбы. Мне жаль, что ты не увидал этого человека, а теперь его, конечно, не догнать...

И они одновременно посмотрели на море, где постепенно приближался скошенный парус корабля.

Григорий Шелихов и его спутники - моряки, строители, звероловы прибыли на остров Кадьяк в 1784 году.

Уже не впервые русские корабли появлялись в этих суровых широтах. После знаменитых путешественников Чирикова и Беринга тобольский крестьянин Емельян Басов, мореходы Неводчиков и Башмаков и купец Андриан Толстых побывали на Алеутской гряде и нанесли ее на карту.

Корабли купцов Бечевина, Дружинина, Шилова, капитанов Креницына и Левашова не раз достигали Алеутских островов и Аляски, а на суровом гористом Кадьяке посадский Степан Глотов зимовал задолго до Шелихова - в 1762 - 1763 годах.

Однако и во время Шелихова в сведениях об этих далеких землях трудно было отличить выдумку от правды. Путь из Охотска на дальний сказочный Кадьяк попрежнему был рискован и суров. И если очертания Аляски уже были положены русскими мореходами на карту, то о человеческом мире этого огромного края в то время никто еще не рассказывал.

Большинство русских промышленников уходило на Аляску за шкурами котика и песца. Шелихов же, хоть и он был торговым человеком, отдал лучшие годы своей жизни изучению далекого неведомого края. Он был из тех простых русских людей, для которых будущее родины превыше всего.

Может быть потому, что его поход на Кадьяк был предприятием рискованным и отважным, многие считали начальника экспедиции потомственным моряком...

Но в детстве своем Шелихов если и видел море, то только на картинках. Он родился и вырос в бедной мещанской семье в малом степном городишке Рыльске, Курской губернии, и первое, что запомнилось с детства, - это шумная сутолока базара.

Рыльск торговал хлебом, пенькой и косами, которые привозились из Австрии. Купцы рассказывали об этой стране так, будто она была совсем рядом. Мальчик, когда приходилось ему слушать эти рассказы, с жадностью ловил каждое слово.

Пьяный дьячок кое-как обучил Григория грамоте, и в десять лет он уже стоял за прилавком в маленькой бакалейной лавчонке отца, терпеливо ожидая покупателей.

В безнадежном торговом "деле" отца, в скуке унылой лавчонки единственной радостью Григория были старые, рваные книги, купленные отцом для обертки. Он мог их читать и перечитывать целыми днями, - этому скромному развлечению сына старший Шелихов не мешал.

Еще тогда с пожелтевших измятых страниц удивленному взору мальчика открылась далекая сказочная Сибирь...

В городе Иркутске, который был в то время узлом сибирских дорог, славились богатством магазины купца Ивана Голикова. Сюда приезжали торговые люди из самой Москвы. Кроме всех прочих товаров, Голиков торговал мехами, добытыми на далеких океанских островах, в полярной тундре, на Камчатке... Прибыли купца быстро росли, и он уже избавился от компаньонов,- самому вернее подсчитывать барыши.

Но как-то ранним утром в контору к Голикову вдруг постучался непрошенный компаньон. Совсем еще молодой, бедно одетый, он начал рассказывать купцу о каких-то далеких землях, куда немедленно следует снарядить корабли.

Голиков разглядывал его с любопытством: одежонка приношенная, сапоги в пыли, компаньон-то, как видно, шел пешком! Какими же капиталами он располагал, если извозчика не смог нанять?..

Купец не любил околичностей и спросил прямо:

- Сколько десятков тысяч у тебя найдется?

Юноша смущенно опустил глаза.

- Насчет тысяч у меня плохо. Сказать по правде, нет ни одной.

Голиков расхохотался.

- Ну что ж, молодой человек, я подожду. Как только заведутся тысячи, наведайся. Может быть, мы и поладим...

Он удивился спокойной уверенности этого парня.

- Конечно, поладим, - сказал юноша. - А пока нельзя ли устроиться приказчиком к вам в магазин?

О дальнем морском походе в то утро они не договорились. Но Шелихов получил место за прилавком.

Уже в первые дни его службы и молодые и старые приказчики насторожились: этот паренек из Рыльска не играл в карты, не ходил в кабачок, целыми вечерами просиживал за книгами и, нередко случалось, приносил их даже в магазин. Чему он учился? Какие науки стремился познать?

Потом вдруг мелкий мирок чиновников потрясла неожиданная новость: Шелихов женился. Первая красавица Иркутска, богатая купчиха Наталья отказала всем женихам и пошла за приказчика.

Сколько здесь было и догадок и пересудов! А Шелихов взял расчет и вместе с женой уехал в Охотск.

Через шесть лет его снова увидели в Иркутске. Он пришел в контору к Голикову, поздоровался и весело спросил:

- Так что же, хозяин, продолжим наш разговор? Тысячи у меня имеются, а планы мои, пожалуй, дороже тысяч...

- Ретив! - удивленно воскликнул Голиков. - И как еще ретив! Ладно, выкладывай свои фантазии...

Впрочем, купец вскоре понял, что Шелихов далеко не фантазер.

- Как вы добываете товар? - спрашивал он у Голикова с усмешкой. Собрались три-четыре купца, снарядили судно да наняли артель. Судно возвратилось, поделили товар, и точка. Нет больше компании. А потом снова ищи удачного компаньона и опять принимайся строить судно... Нет, это не по-хозяйски. Если уж добывать зверя на Аляске, значит, постоянно его добывать. Русские селения в той далекой стране построить, с туземными племенами дружбу завести. Что они видели, эти племена, от европейцев? Разбой да грабеж. Кто же не возненавидит разбойников? Или я хлебом-солью тебя встречу, если ты грабить меня пришел? А если доказать туземцам, что ты пришел трудиться, и все племена от этого только пользу получат, - они сами помощниками станут...

Голиков понял, какое огромное дело задумал бывший его "ученый приказчик". Русские селения на Аляске, на островах, постоянная добыча зверя! Миллионные барыши!