Валерий Сойфер - Власть и наука Страница 29

Но все-таки организационные и политические задачи отнимали у него уйму времени. Об этой кипучей стороне его общественной жизни многие из современников Вавилова отзывались неодобрительно (особенно открыто Н.К.Кольцов). Были критики Вавилова и в его собственном институте, в особенности из числа глубоко образованных, преданных науке ученых.

"... старые дореволюционной, регелевской формации специалисты... порою находились в тихой, "культурной", оппозиции к директору. Ее вызывали тесная связь Н.И.Вавилова с управделами Совнаркома Н.П.Горбуновым, председателем Ученого Совета ВИПБиНК, вхождение директора в государственные структуры, активная работа в большой и сельскохозяйственных академиях, бесконечные правительственные, наркомземовские задания, отвлекавшие коллектив от теоретических разработок, осмысления экспериментальных результатов, и в силу этого все больший крен в сторону производственной, чисто растениеводческой, агрономической деятельности -- все это, как считали они, мешало нормальному труду ученых", --

писали Ю.С.Павлухин и Ю.И.Кириллов в книге "Соратники Н.И.Вавилова" (91). Равным образом не все старые специалисты в его институте приветствовали и практическую устремленность их шефа:

"... неявно выраженный антивавиловский настрой стариков, работавших еще в регелевские времена, против горячей увлеченности директора слишком, на их взгляд, прагматическими делами, против тесной его зависимости от властных государственных и партийных структур, настрой, о котором, не раскрывая причин, говорила Е.Н.Синская в строках рукописи "Воспоминаний о Н.И.Вавилове"12, не вошедших в текст изданной книги" (92).

Использовал Вавилов предоставившиеся ему возможности и для упрочения своей личной власти. Внедрение, интеграция его и в высшие научные круги и в аппарат государственной власти сочетались с упрочением самого "ДЕЛА ВАВИЛОВА", с привлечением к его детищу государственного внимания и, значит, придания ему государственного размаха. Воссоздавая (возможно, неосознанно) пирамидальную структуру власти в своей области, Вавилов старательно расширял основание пирамиды, наращивал новые её ярусы, и по мере роста пирамиды возносился сам все выше и выше. Так, он увеличивал число руководимых им институтов, насаждал туда своих учеников и знакомых. Благодаря инициативе Вавилова и при его непосредственном участии в СССР были созданы научно-исследовательские институты: Зернового хозяйства Юго-Востока, Плодоводства, Овощеводства, Субтропических культур, Кормов, Кукурузы, Картофеля, Хлопководства, Льна, Масличных культур, Конопли, Сои, Виноградарства и чайного дела и другие. В Ленинграде, кроме ВИР'а, был создан Институт защиты растений. На базе первоклассной лаборатории профессора Юрия Александровича Филипченко, которая уже начала разворачиваться в институт (Ю.А. Филипченко скоропостижно скончался 19 мая 1930 года), был создан Институт генетики АН СССР. Этот институт в 1933 году перебазировали в Москву, и Вавилов, сохранив за собой пост директора и в ВИР'е и в Институте генетики, параллельно руководя огромной системой институтов и баз Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Науки имени Ленина (ВАСХНИЛ), вынужден был теперь разрываться между Ленинградом и Москвой.

Конечно, он создавал новые институты не без спешки и выдвигал в руководители, где мог, и также спешно, своих людей. Набрать уйму первоклассных исследователей на вновь образуемые должности было неоткуда. Поэтому так получилось, что во многих из возникших по воле Вавилова институтах оседали люди второстепенные, порой нетворческие, часть из которых позже стала искать покровительства у Лысенко. Но что Вавилов делал методично -- наезжал в эти институты, придирчиво экзаменовал своих ставленников, указывал им на просчеты, наталкивал на новые пути исследований.

Вавилов -- путешественник

Чтобы выполнить поставленные перед институтом задачи и прежде всего обеспечить поиск новых видов, которые можно было бы ввести в культуру, Вавилов решает предпринять множество экспедиций во все уголки Советского Союза и значительно расширить масштаб зарубежных поездок. Сам Вавилов к этому времени посетил уже многие страны, приобрел вкус к путешествиям, поняв, как много они дают ботанику, человеку, заинтересованному сбором образцов растительного сырья.

Во время допроса в НКВД 14 ноября 1940 года Николай Иванович назвал 34 страны, в которых ему удалось побывать в 1913--1933 годах: Англия, Франция, Германия, Иран, США, Голландия, Швеция, Дания, Афганистан, Абиссиния, Испания, Италия, Греция, Япония, Корея, Западный Китай, Французское Сомали, Алжир, Тунис, Марокко, Сирия, Палестина, Трансиордания, Эритрея, Мексика, Гватемала, Перу, Боливия, Эквадор, Чили, Аргентина, Уругвай, Бразилия и Куба (95). Он не назвал Кипр, Тринидад и Пуэрто-Рико, которые он также посетил.

Писатель М.А.Поповский в своей книге о Вавилове высказал подозрение, что Вавилов исполнял в ряде своих поездок двоякие функции -- исследователя и разведчика, собиравшего шпионскую информацию. Против этого умозаключения выступали некоторые российские историки, заявлявшие, что последнего занятия быть не могло. Между тем такое подозрение высказывалось много раньше Поповского. Так, 26 декабря 1930 года Александр Федорович Бухгольц -- сын известного ботаника-миколога, эмигрировавший в США и друживший с Вавиловым, сообщал ему следующее:

"Русская газета в Н[ью] Й[орке] продолжает бессовестную травлю. Печатают гадости. Так недавно напечатали "известие": "Известный коммунист и чекист Вавилов (произведенный в "академики" для втирания очков Западу), о систематических командировках на Восток которого для налаживания агентурной сети ГПУ уже сообщалось, выехал для этой же цели в Мексику и Южную Америку. Конечно, командировка эта проходит под флагом "изучения технических и эфирно-масличных субтропических растений" (94).

Сбор коллекций семян, высев собранного материала в разных географических условиях и изучение свойств чужестранных сортов и диких растений стал основной задачей института, а по ходу работы Вавилов продолжал искать новые факты, которые бы подкрепили его идею, что на земле существовало в прошлом несколько основных центров происхождения культурных растений, главным образом таких мест, где наиболее активно развивалась цивилизация и где человек приспосабливал для себя дикорастущие растения, вел неосознанную, стихийную селекцию будущих сортов.

В первых же поездках он сформулировал свою главную задачу -- попытаться понять историю возникновения культивируемых растений, найти предковые формы, восстановить методы работы древних селекционеров, осмыслить их приемы с позиций новейших достижений науки.

"... обобрал весь Афганистан, пробрался к Индии, Белуджистану, был за Гиндукушем-- писал он своему другу П.П. Подъяпольскому. -- Около Индии добрели до финиковых пальм, нашли прарожь, видел арбузы, дыни, коноплю, ячмень, морковь. Четыре раза переваливали через Гиндукуш, один раз по пути Александра Македонского... Собрал тьму лекарственных растений" (96).

Чтобы понять истоки культивируемых растений, Вавилов читает древние книги, знакомится лично с раскопками археологов в Сахаре и на острове Крит, поражается тому, насколько был высок культурный уровень древних народов, населявших территории нынешних арабских стран, утерявших эти достижения. Точно так же в Греции он подчеркивает, что "трудно понять, как современные торгашески настроенные Афины, занимающие в смысле культуры ничтожное место, некогда стояли в передовой шеренге культур" (97).

Почти два месяца Вавилов провел в маленькой Палестине и тогдашней Трансиордании, знакомился с древними еврейскими религиозными текстами, "чтобы восстановить картину земледелия библейских времен" (98).

"Был два дня в пустыне Аравийской. Нашел огурец пророков. Выехал на юг, -- писал Вавилов жене. -- Отсюда доеду до Синайской пустыни, затем в Иерусалим, в Заиорданье, к Мертвому морю. Дальше Самария, Галилея, словом, весь Закон Божий. Я люблю эту страну. Она прекрасна с ее горами, оливами, морями, разнообразием ландшафтов, бесконечными руинами, длинной историей" (99).

В письме к своему другу и заместителю Писареву Вавилов сообщал об этом путешествии:

"Палестина будет представлена исчерпывающе. Собрал до 1000 образцов и исследовал 5000 километров. Это для маленькой страны даже много" (100).

8 октября 1926 года он из Иерусалима пишет жене:

"В газете "Дни" вычитал о получении премии [имеется в виду премия имени Ленина, которой Вавилов был удостоен в числе первых пяти её лауреатов -- В.С.]. Сама по себе она меня не интересует. Все равно пролетарии. Но за внимание тронут. Будем стараться" (101).

Зная несколько языков (102), покоряя всех своим открытым характером, обладая одновременно мужественными и утонченными манерами, он находил общий язык и с негусом Абиссинии, и с представителями семейства де Вильморенов, и с туземными проводниками в пустыне Сахаре.