Чужие и народ. История русских от Рюрика до Путина - Эрик Форд Страница 29

статую к 500-летию открытия европейцами Американского континента, но никто не захотел устанавливать бронзового монстра у себя в стране. Церетели безуспешно предлагал купить это чудо скульптурной мысли Соединенным Штатам, Испании и странам Латинской Америки, однако все отказались. Тогда в голову Церетели пришла дерзкая мысль: заменить голову Колумба на голову Петра I и предложить эту скульптуру Москве «в ознаменование 300-летия российского флота». Юрий Лужков, в то время мэр Москвы и большой друг Церетели, приказал возвести памятник здесь, где мы его видим.

Я невольно рассмеялся:

– Уникальный случай! Но какое издевательство над Петром I, ведь он у вас считается одним из самых великих деятелей русской истории!

– Может быть, он получил по заслугам, – заметила Елена. – Вы приводили слова Пушкина о Екатерине, а знаете, как он отозвался о деяниях Петра? «Россия вошла в Европу, как спущенный на воду корабль, при стуке топора и при громе пушек…» – эту первую часть пушкинской фразы приводят у нас во всех учебниках истории, но она имела продолжение, читаю по памяти: «…Однако Россия явилась Европе не как равная среди равных, но окровавленная, с искаженным от ужаса лицом».

Сколько людей погубил этот царь, – недаром в народе его принимали за исчадье ада, за антихриста!

Так, может быть, в этом и есть историческая справедливость, что теперь в память о нем воздвигнут этот комичный уродец в коротких штанишках? Маркс писал, что последний фазис каждой исторической эпохи – комедия; человечество весело расстается со своим прошлым. Возможно, если бы мы и к другим монструозным типам нашей истории относились в таком духе, нам было бы легче жить?..

Если говорить серьезно, – продолжала она, – я бы отметила еще две характерные черты петровского времени, оказавшие сильное влияние на будущее России: полное подчинение церкви государству и чудовищную коррупцию, разъедающую государственный механизм.

Как потомок православных царей, воспитанный в православной вере, Петр жестоко карал за отступление от нее и личным примером показывал благочестие: принимал участие в обрядах, служил на клиросе и даже пел вместе с церковным хором. Как деспот он лишил церковь самостоятельности, уничтожил патриаршество; он сделал церковь одним из государственных учреждений. Чего стоит указ Петра от 1722 года об обязанности священников докладывать светским властям о сведениях, полученных от прихожан на исповеди! В этом указе говорилось, что разглашение тайны исповеди «не есть грех, но полезное злодейству пресечение», потому что «от такого необъявления многие происходят вредные действа». Стало быть, духовник должен донести о злодействе «без всякого прикрывательства и сомнения тотчас, кому надлежит», а тем следует немедля арестовать злодея, на которого показал духовник, и расспрашивать далее в Преображенском приказе.

А впредь будет так, продолжал Петр в своем указе: кто из священников донесет о злодеяниях, о которых узнал на исповеди, тот «награжден будет достойною, по мере верности… А ежели кто из священников сего не исполнит, тот без всякого милосердия, яко таковым злодеям согласник, паче же государственных вредов прикрыватель, будет сана извержен, имения лишен и от гражданского суда, по жестоком на теле наказании, в галерную работу послан, а ежели что важное явится, и смертью казнен будет», – процитировал Елена. – Но была еще одна сторона в отношении Петра к православию: насмешка и издевательство над этой верой. Они возникли у Петра от неприятия православной косности, от видения того, что православие надолго задержало развитие России и по-прежнему мешает ей двигаться вперед. Борясь с этой преградой, Петр подверг церковь неслыханному по оскорбительности поношению, его Всешутейший и Всепьянейший Собор был такой неприличной пародией на церковные порядки, что никакому Вольтеру не приснится. Нельзя рассказать, что выделывали Петр и его соратники на этом Соборе, какие обряды они проводили, какие слова произносили! Церковь, однако же, пережила это поношение и при наследниках Петра заняла прочное и выгодное место в государстве, – каковое она занимала и до петровских времен. Но теперь она стала типичным органом государственной власти и несла полную ответственность за все действия государства. В народном сознании государство и церковь стали нераздельны, и когда в 1917 году царизм рухнул, одновременно началось сокрушение церкви.

У нас сейчас есть любители порассуждать о злонамеренном разрушении церквей «врагами России», все теми же «чужими», – какая глупость! – усмехнулась Елена. – Почитайте документы того времени – почти всегда инициатива по уничтожению церквей шла снизу. Так народ воздал церкви за обиды, которые она в неразрывном единстве с государством нанесла ему за столетия своего господства!

* * *

Елена перевела дух и продолжала:

– Что касается коррупции, она была неизбежным злом в российских условиях. Петру казалось, что он может справиться с ней с помощью строгих законов и показательных расправ над ворами и мошенниками. Безуспешно! Каждый, кто имел доступ к казенным средствам, грел на них руки, и никакие, даже самые жестокие меры не могли остановить лихоимство. Царь Петр вешал воров, четвертовал, клеймил раскаленным железом – все впустую. Соблазн был так велик, что перед ним не способны были устоять не только люди, распоряжающиеся казенными деньгами, но и суровые чиновники, поставленные надзирать за этими людьми, – равно, как еще более суровые чиновники, поставленные наблюдать за всеми чиновниками вообще.

Повторяю, коррупция неискоренима в российском государстве, пока оно остается таким, какое оно есть, – жестко сказала Елена. – Любая «вертикаль власти» обязательно вызывает коррупцию; любые «приближенные к телу» особы подвергаются соблазну коррупции в силу своего положения.

Во времена Екатерины II это проявилось в полной мере: век Екатерины – один из самых мерзких периодов в истории нашего несчастного Отечества. Вседозволенность для небольшого круга лиц и вопиющее бесправие для всех остальных, процветание воровства и взяточничества, величайший разврат и прожигание жизни этими избранными, а с другой стороны, жестокий гнет и тяжелая нужда народа, – как верно отразил это Александр Радищев, наш «первый революционер» в своей книге (Александр Радищев – русский писатель, автор «Путешествия из Петербурга в Москву», где подверг резкой критике существовавшие в России при Екатерине II порядки. – Э.Ф.), и как ужасно он поплатился за свою откровенность (был приговорен к смертной казни, которая затем была заменена ссылкой; покончил с собой. – Э.Ф.). Что делать – он не первый и не последний, кто наказан в России за слово правды; власть не терпит, когда ее критикуют: критика власти у нас приравнивается к критике России.

…А вы знаете, что сейчас, вот в это самое время в высших учебных