Цезарь Ложье - Дневник офицера Великой Армии в 1812 году. Страница 3

Некоторые чиновники не стыдятся брать взятки под предлогом, что за это они освободят семью от реквизиции, потом, немного спустя — случайно или умышленно, является другой чиновник, который отнимает у этих несчастных то, что они уже откупили своими грошами.

Ограбленные таким образом жители в раздражении видят теперь в каждом из нас нового грабителя. Отсюда — пререкания, угрозы, жалобы, недовольство, ненависть.

Слишком мягко относятся к этим следующим в хвосте армии мнимым слугам и спекулянтам. Трусливые в беде, дерзкие при удаче, они сеют ужас, обкрадывают и мучают несчастных жителей, укрываясь под сенью храбрецов, поливающих своей кровью ту самую землю, которую опустошают эти злодеи.

ГЛАВА II

В Польше

Сольдау, 6 июня 1812. Выступили из Плоцка; наши слишком перегруженные повозки не могут поспевать за нами; на первом же переходе мы потеряли их из виду. Придется их подождать, прежде чем выступать дальше.

15 июня. Прибыли в Растенбург и стояли тут два дня. Вице-король решил на здешнем озере сделать опыт переправы вброд. Для этого он распорядился, чтобы взятые из разных частей солдаты, под командой одного офицера и нескольких унтер-офицеров, в полной амуниции, с ружьем на перевязи, с 50 патронами, хорошо упакованными в своеобразном тюрбане на голове, явились для переправы через озеро вплавь.

Приготовления к этому маневру приняли у нас размеры маленького праздника. И оживление было бы полным, если бы несчастье не опечалило армии. Солдаты счастливо переплыли в первый раз. Но, плывя обратно, один из молодых солдат исчез на полпути. Тотчас среди нас возникло состязание в самоотречении и храбрости. Озеро в мгновение ока покрылось пловцами, которые старались спасти несчастного, но напрасно! Полковник Лабедуайер, адъютант принца, почти не раздеваясь, бросился в воду. После долгих поисков рыбаки нашли, наконец, тело: оно запуталось в густой траве. Все старания вернуть к жизни этого несчастного молодого человека как со стороны профессора, доктора Аццалини, так и со стороны бравого полковника Лабедуайера, были бесполезны.

18 июня. Выступили из Растенбурга.

24 июня. Прибыли в Кальварию. Никто не сомневался более в войне, но никакого официального приказа нам еще не было объявлено. Мы провели ночь в Кальварии, а наутро нам был прочитан приказ:

«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась Фридландом и Тильзитом!.. В Тильзите Россия поклялась быть в вечной дружбе с Францией и воевать с Англией. Она нарушает теперь свои клятвы; она не желает более давать никакого объяснения своего странного требования, чтобы французские орлы не переходили Рейна, оставляя тем самым наших союзников в ее распоряжении... Россия увлекаема роком, ее судьбы должны совершиться. Неужели она думает, что мы выродились? Разве мы уже не солдаты Аустерлица? Она ставит нас между бесчестьем и войной: выбор ясен. Итак, идем вперед, перейдем Неман и внесем войну на ее территорию. Вторая война польская будет столь же славной, как и первая, но мир, который мы заключим, принесет с собой и гарантию: он положит предел тому гибельному влиянию, которое уже 50 лет оказывает Россия на дела Европы.

Наполеон»

Как описать впечатление, произведенное на нас словами нашего вождя? Горделивый трепет волнует нас. Скольким победам предшествовали подобные воззвания! Нельзя сомневаться, что и нынешнее воззвание окажется таким же пророческим.

Еще не будучи осведомлены о войне с Россией, мы думали, что цель нашего путешествия — поход в Азию! Теперь наше предположение приняло вид вероятия. Если покорена Россия, то тем самым открыто уязвимое место Англии. Наполеон не замедлит со своей местью; мы явимся туда, куда не проникала ни одна южная армия. Предшествуемые шумной славой наших побед, мы вступим в эту богатую и обширную страну, полную славных воспоминаний для наших итальянских предков. Мы видим пред собой всеобщий мир, покорение вселенной, богатые и славные награды, чудесную героическую славу... А потом, как я уже сказал, наши, вернувшиеся из Испании, явились предметом всеобщего восхищения. Они рассказывают о своих подвигах, показывают свои шрамы, свои награды, говорят о своей славе, — они счастливы тем, что их опять призывают к участию в новом предприятии. Что за вид представляет наш лагерь!

Ветеранов тотчас узнаешь по их воинственным физиономиям; слышатся рассказы, как молодые рекруты сплошь и рядом отправлялись из дому жалкими, слабыми, и после одной-двух кампаний возвращались к своему очагу сильными, развившимися, с душой и чувствами старых солдат. Для нас, итальянцев, когда мы оглядываемся вокруг себя, как-то странно видеть, что столько наций вооружились для поддержки одной, ими повелевающей. Мы не можем не думать о нашем античном величии, не можем не сказать себе, что французы лишь подражают тому, что мы уже совершили. Мне вспоминается одно место из Монтескье. «Всего более помогло римлянам, — говорит он там, — сделаться повелителями мира то, что они последовательно сражались со всеми народами земли и умели пользоваться своими завоеваниями для дальнейших завоеваний».

Вступили в Польшу, в Великое герцогство Варшавское; перемена страны отчасти резко бросается в глаза. В Пруссии мы встречали хорошо отстроенные красивые дома, порядок, чистоту и симметрию внутри. Здесь уже самая внешность возбуждает невеселые чувства. Только ступишь на порог какого-нибудь дома, как уж тебя гонит отвратительный запах, несущийся оттуда; внутри такая грязь, что мы тысячу раз предпочтем ночевать под открытым небом.

Жители, хотя давно испытывают столь для них тягостные посещения войск, оказываются, тем не менее, гостеприимными и предупредительными; ушастые грязные евреи являются большей частью нашими новыми хозяевами. Но у нас очень мало времени заниматься ими: мы слишком спешим к Неману.

Берега Немана (без числа). Дороги загромождены массой телег со съестными припасами, но страшная сушь и трудность совладать с быстрым течением в разных местах реки замедляют прибытие барок, которых мы ожидаем; сплошь песчаная почва Польши и наш очень быстрый марш все более и более удаляют нас от телег, которые везут собранный провиант. Солдаты, сперва получившие умеренные порционы, теперь нуждаются во всем.

Малоплодородная почва, слабые урожаи последних лет, в частности, жалкий урожай текущего года — все это делает страну бедной и не позволяет ей доставлять средства для пропитания столь многочисленной армии. Добывать для солдат пищу предписано с соблюдением человеческого отношения к жителям, но крестьяне видят одно — что у них отбирают накопленное ими. Хотя им и обещают уплатить стоимость взятого, они не слушают уговоров. Только слезы, жалобы и проклятия со всех сторон! Они скоро начинают нас ненавидеть.

Но как поступить? Крестьянин не виноват, но не виноват и солдат; интересы первого нарушены — он боится, что после того, как его ограбили, голод заберется к нему под кровлю; второй подчиняется властной необходимости.

Было бы несправедливо обвинять здесь в непредусмотрительности вождя армии. Так как мы двигаемся в страну, которую нужно завоевать, и отделены от нее всего лишь несколькими переходами, провиант неизбежно должен идти за нами, а не впереди.

Преграды, задержки были предвидены, но препятствия, которые мы встречаем на каждом шагу, выше всяких сил человеческих; что же тогда?

Надо же как-нибудь продержаться в данный момент, а затем надо стремиться к главной цели, т.е. нагнать врага, обрушить на него колоссальную массу людей, одержать решительную победу и заключить славный мир.

Нет сомнения, что мы сейчас близко от неприятельской армии. Поэтому, конечно, и она, и мы нетерпеливо ждем сигнала к началу враждебных действий. Но, по всей вероятности, русские думают, что мы гораздо дальше от них, чем на самом деле.

Прены близ Немана, 30 июня. Пройдя через лес, мы вдруг видим реку и подходим вплотную к ее берегу. Тут мы застаем вице-короля, герцога д’Абрантес, и штаб, занятый наблюдением за постройкой моста. Артиллерия королевской гвардии заняла позицию на холме, доминирующем над противоположным берегом. Постройка моста окончена, и первые дивизии переходят по нему в самом строгом, молчаливом порядке.

Остальная армия становится лагерем на холмах и в соседнем лесу. Вице-король, в ожидании немедленного наступления неприятеля, запретил зажигать костры. Мы расположились биваком на отведенных участках, готовые к первой тревоге. От нетерпения, сырости, холода, глубокой ночной темноты время тянется долго; вот, наконец, и желанный рассвет. Никогда еще войска не строились в ряды с такой торопливостью и оживлением.

Правый берег Немана, 1 июля. Королевская гвардия, за которой следует дивизия Пино, т.е. всего 25 000 итальянцев, переправляются через реку в присутствии вице-короля; несутся непроизвольные восклицания, но маневр выполняется в том же самом порядке, с такими же дисциплиной, выдержкой и пылом, как если бы это был парад в Милане перед дворцом принца в праздничный день.