Анна Баринова - Приключения профессионального кладоискателя Страница 3

Когда я рассказывал им об открытии новых земель и присоединении их к России – это вызывало явную гордость, хотя слова «Сибирь» и особенно «Украина» им ничего не говорили. Я говорил о грядущих святых, о чудесах, ими проявленных, о строительстве соборов и обителей – и оба моих слушателя крестились и благодарили Господа. Екатерининские времена вызвали у них ироничную усмешку – «бабье царство к добру не доведет!» Реформа, отменившая рабство крепостного права, их не тронула, но, когда я объявил, что в семнадцатом году батюшку-царя свергли и убили, оба вскочили…

– Лжешь! – взревел старший. – Не может такого быти на земле Русской!

Юноша предположил, что это могли сделать враги, супостаты. А когда я сказал, что власть якобы бы отдана народу, оба опешили. Старший даже рассмеялся и стал доказывать, что у народа русского только два господина: по делам земным и телесным – Великий Князь, по небесным, духовным – Митрополит всея Руси.

Они задавали мне множество вопросов, понять суть которых я не всегда мог. Ну какой современный человек – пусть даже и увлекающийся историей, и умеющий читать старинные тексты на крестах и складнях! – сможет легко воспринимать архаизмы древней речи именно на слух?! Но их вопросы говорили о главном: они поверили, что я – один из их далеких потомков. Когда я сказал о том, что сейчас в России и торговля, и власть сосредоточены в руках инородцев, которые захватили все исподволь, не силой, но хитростью и лукавством, старший вздохнул:

– Те же супостаты.

Меня поразили глубина и ясность их мышления. Действительно, те, кто в далекие века обрушивался на Русь с огнем и мечом, сегодня просто сменили тактику и получили все, к чему они стремились сотни лет, – не прикладывая больших усилий, при помощи хитрости и лукавства.

– А что же русские люди? – допытывался юноша.

И пришлось объяснять, что крестьянства как такового в России больше нет – многие подались в города. А еще пришлось сказать, что и от Веры Православной отказались многие и ударились в ереси (что такое Хари Кришна и Хари Рама мои собеседники, конечно, не поняли!). Мало кто ныне читает Святое Писание и Предания святых отцов. Пороки – сребролюбие, чревоугодие, пьянство и блуд – стали не только не порицаемы, но и естественны в русских городах. Мужеложников не только не осуждают, но и защищают на уровне руководителей государства… И сам не знаю, как вышли из моего сердца эти жестокие и горькие слова. И сердце разрывалось от того, что они, увы, истинны!..

Старший встал и сверкнул очами:

– Не верим мы тебе! Не может быть такого на земле Русской! Иначе за что ж мы сейчас кровь свою проливаем?! За что ратуем?! Собираем землицу, защищаем Веру Православную…

– Чтоб стояла святая Русь и Вера Православная во веки веков, – важно закончил ратник и размашисто перекрестился навстречу рассвету.

А юноша добавил запальчиво:

– Лжешь ты! Не сгибла Русь! – вздохнул и тоже перекрестился на рассвет. – И не сгибнет…

Я замолчал. Я был в шоке и только теперь понял, что не стоило всего этого рассказывать… но ведь сами попросили предки!..

Туман над рекой начинал потихонечку рассеиваться.

Я предложил соорудить из подручного материала носилки и вынести раненого на дорогу, чтобы, поймав «самодвижущуюся тележку» (этот термин я вдохновенно изобрел, чтобы как-то объяснить им принцип современного транспорта), отвезти его в больницу Серпухова. На что старший ответил решительным отказом.

– У вас нет выбора. Ваш товарищ нуждается в помощи, – сказал я. – Взгляните: вон огни горят – это линия электропередачи, это дорога современных людей, ее освещают лампы. Она ведет в современный город Серпухов. Прислушайтесь! Этот шум издают проезжающие машины. Вы сейчас в двадцатом веке. Я не знаю, как это получилось, но вы попали в наше время… Вам все равно придется привыкать к нашей жизни и этим нравам!

Старший тихо спросил что-то у юноши. Тот помедлил, а затем отрицательно помотал головой. Тогда ратник проговорил весомо, почти торжественно:

– Нет, друже, не хотим мы тут быть и видеть, что стало с землей Русской.

Помолчав сурово, он дал мне наставление, которое очень запало в душу и которому с тех пор стараюсь по возможности следовать. Дословно не помню, но суть была в том, что накопленное и собранное нашими великими предками нам, современным людям, не принадлежит (не мы собирали – не нам и распоряжаться!), а уж коли не можем приумножить – то хотя бы сохранить должны и передать грядущим поколениям.

Воцарилась тишина. Я первый нарушил ее:

– Но стоит переплыть обратно – и вас ждет неминуемая гибель от татарских сабель! – воскликнул я. – Судя по всему, на моем берегу – настоящее, на вашем – прошлое… И… и – да, конечно! – молнией озарила мозг догадка: – Это будет только до рассвета! – я коснулся плеча ратника – холодок пластин оплечья явственно ощущался под рукой: нет, они не были призраками!

Оба молчали. Я повторил:

– Вы понимаете, что ждет вас на том берегу?

– Да, – единым выдохом ответили они. – Но лучше погибнуть там, чем остаться здесь и жить по вашим законам.

Как я ни пытался воспрепятствовать их общему решению, они были непреклонны. Я предложил им что-нибудь из своей амуниции в помощь. Осмотрев и прикинув в ладони, ратник выбрал мой топор. Оба поклонились мне на прощание. И я им тоже. Погрузив раненого, который, казалось, чувствовал себя несколько лучше, на лошадь, они вошли в воду и поплыли на ту сторону Оки. Скоро клочья тумана скрыли их из виду. А через несколько минут на том берегу послышались вскрики, глухие удары, всхрапы и дикое ржание – словом, шум небольшой вооруженной стычки. Если я правильно понял, в течение пяти-семи минут все было кончено…

Потрясенный всем услышанным и увиденным, я перекрестился, залез в палатку и просто отключился. Встав наутро, я решил, что видел потрясающий сон… Хотел уже вскипятить воду, как вдруг в своем котелке увидал наконечник стрелы. Он был намертво изъеден ржавчиной. Но я-то явственно помнил, что ночью, когда ратник, обломал стрелу и вытащил ее из раны, наконечник блестел и был покрыт кровью… именно таким я и бросил его в котелок. Теперь же он выглядел так, как будто долго пролежал в земле и лишь недавно извлечен из нее… Растерянно озираясь, я заметил, что в бревно, на котором я сидел, воткнут ржавый, как будто выкопанный из земли, нож, который ратник оставил мне взамен моего топора. Надо ли говорить, что своего топора я так и не нашел?..

Следующим летом, попав на другую сторону Оки, – ровно напротив моей тогдашней стоянки – включив металлоискатель, я достаточно быстро нашел несколько наконечников татарских стрел, пластины от русских кожаных оплечий, знакомый мне кривой нож и… утерянный мною при загадочных обстоятельствах год назад топор – в состоянии, как будто он пролежал в земле несколько столетий.

Монастырская казна

История эта началась достаточно давно, когда только зарождалась кладоискательская контора, формировался коллектив, а я был молод, горяч и относился к поиску порой бесшабашно. Разумеется, как и в каждой субкультуре, как у альпинистов есть, например, истории про черного альпиниста; у спелеологов – про белый призрак заблудившегося в пещерах; я тоже слышал немало мистических случаев, произошедших среди кладоискателей, но не обращал особого внимания, поскольку сам еще не попадал в такие ситуации. Вот как произошла моя первая встреча с непознанным…

Все мои знакомые знают, что я занимаюсь кладоискательством, проявляю особый интерес к старинным вещам, что я коллекционер, и потому при каждой возможности тащат мне всякое барахло. Кто-то хочет продать, кто-то откровенно впарить, кто-то просто проконсультироваться. Нередко заявляют – «у нас есть уникальная вещь!», а на поверку оказывается ничего особенного. Но ведь каждому приятно думать, что у него дома сокровище! Многие даже обижаются, не верят, что бережно хранимая потертая медная монетка или какая-нибудь расколотая старинная чашка– на деле не представляет никакой ценности, являясь лишь семейной реликвией.

По такому же случаю однажды раздался звонок на мой мобильный. Приятный голос пожилого мужчины поведал, что в семье у них есть богослужебная книга, они знают, что она очень дорого стоит, хотят продать, но везде сталкиваются с обманом. Куда ни обращаются, никто не хочет дать за сокровище более 200 рублей. Но они-то знают, что реальная стоимость вещи, как минимум, – 200 тысяч долларов. Жизнь так повернулась, что квартиру надо купить новую сыну с семьей, им с женой хотелось бы век доживать на дачке где-нибудь в недалеком Подмосковье, которая по нынешним временам тоже обойдется недешево, а внучке желательно получить образование на Западе, вот потому-то они решились расстаться со своей святыней, которая после революции осела в их семье и долго уже хранится.