М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825 Страница 3

Петр нарушил связь между монархом и массой его подданных и фактически изолировал себя и своих преемников в воздвигнутом им призрачном Петербурге. И это имело самые серьезные последствия для судеб власть предержащих в России. Государь оказывался в зависимости от своего ближайшего окружения, от нескольких сотен человек: придворных, сенаторов и гвардейцев. Остальная страна на протяжении всего века оставалась совершенно равнодушной к тому, какие «перемены» вдруг случались по воле кучки офицеров или аристократов в столице. Разве что всплывали иногда через много лет имена «исчезнувших» государей в народных мечтах о «добром царе», и тогда начинали смущать души православных своими россказнями всевозможные самозванцы.

Петр заставил служить дворян – именно при нем сложилось в особое сословие российское «шляхетство» и принесло к подножью трона свои требования. Однако почтительность к власти отнюдь не была самой характерной чертой рвавшихся к должностям, доходам и землям дворян, почувствовавших свою значимость в делах Российского государства на гражданской и военной службе. Дворянство в России становилось самым политически активным сословием, в котором легко рождались как верноподданнические, так и крамольные идеи. «Шляхетству» прежде всего обязана Анна Иоанновна возвращением себе самодержавной власти, чуть было не отнятой у нее аристократическим Верховным Тайным Советом. Но и гибель Павла I стала закономерным итогом его конфликта с дворянством, посягательства императора на сословные привилегии этого слоя. Дворянство – главная опора трона, но ведь и главная угроза для российского монарха на протяжении ста лет исходила именно от дворянства. Слишком неоднородно в имущественном, социальном, образовательном плане было это сословие, слишком значительны в нем были слои, по разным причинам не удовлетворенные своим положением. Не случайно «золотой век» дворянства стал в то же время веком постоянных дворянских смут, приводивших к государственным переворотам. Павел I и особенно Николай I серьезно изменили облик монархии, расширили ее социальную базу, создав мощное чиновничество, ослабили значение дворянства как сословия, несущего на себе главные правительственные функции, – и дворцовые перевороты прекратились. Конфликты между властью и подданными стали принимать иные формы.

Петр I создал и силу, на протяжении всего XVIII века выступавшую в качестве главного вершителя судеб монархов и претендентов на престол – гвардию. Петровская гвардия была не просто привилегированным воинским отрядом – она выступала, кроме того, своеобразным органом управления, очень близко стоящим к особе государя. Всевозможные ответственные и тайные поручения сплошь и рядом выполняли именно гвардейские офицеры, а не официальные административные службы. В условиях, когда правительственный механизм реформировался, постоянно менял свой вид, работая к тому же отнюдь не самым блестящим образом, император нуждался в «верных слугах», не связанных с какими бы то ни было правительственными учреждениями и вместе с тем подчинявшихся исключительно его личной воле. Гвардия как раз и была таким инструментом личной, не опосредованной государственными учреждениями власти российских государей на протяжении большей части XVIII века. Это означало, что между гвардией и личностью монарха устанавливались особые отношения, гвардейская казарма и царский дворец оказывались тесно связанными друг с другом, и, как свидетельствует история дворцовых переворотов, многие офицеры начинали путать то и другое. Верхушка гвардии была таким же постоянным и обязательным участником всей придворной жизни, как высшие чиновники, сенаторы, члены дипломатического корпуса и прочие государственные мужи. Офицеры были в курсе всех дворцовых сплетен и интриг, не питали никаких иллюзий относительно того, какие именно пружины задают тот или иной ход государственной машине. Не стоило от них ожидать и священного трепета перед особой монарха – у них было слишком много поводов убедиться, что государи не свободны от самых заурядных человеческих недостатков. Поэтому любое ущемление интересов российских «преторианцев» (Бирон сравнивал гвардейцев даже с янычарами) было чревато для коронованной персоны весьма серьезными неприятностями. Гвардия была единственной военной силой, к которой император мог спешно обратиться за помощью в чрезвычайных обстоятельствах, – никаких противовесов ей не существовало. А следовательно, никто не мог помешать и гвардейцам сменить правительство, если на то была их воля. Страховкой могло послужить либо формирование особых частей, не связанных с российской аристократией или дворянством, а набираемых лучше всего из наемников-иностранцев, либо же простое увеличение числа гвардейских полков. Первый способ пытались использовать Петр III и Павел I (вспомним их голштинские и гатчинские отряды), а по второму пути хотел пойти еще Бирон, создавая Измайловский полк, чтобы хоть немного уравновесить два первых гвардейских полка. Судьба Бирона, Петра III и Павла I, впрочем, лучшее свидетельство того, что их попытки остались без серьезных последствий и нейтрализовать гвардейцев им так и не удалось. Правда, в 1825 году численность гвардии, размещенной в Петербурге, сыграла свою роль, ведь поднявшие мятеж гвардейские части были окружены и разбиты тоже гвардейцами – только из других полков.

Итак, стоит, наверное, согласиться, что долгий период политической нестабильности в Российской империи XVIII века – в значительной мере плата за реформы начала столетия. В этом утверждении меньше всего желания принизить значение преобразований, предпринятых Петром, или же дать им сугубо отрицательную оценку. Просто традиционная структура власти в России, способ ее взаимодействия с подданными подверглись резкой и стремительной перемене. Дело не только в том, что возникли новые государственные учреждения или несколько сместилась социальная опора правительства. Не менее важно и другое – были всерьез задеты массовые представления о власти, разорваны многие психологические нити, связывавшие народ и трон. Изменения в политической культуре общества не поспевали за реформами; облик, стиль поведения и властвования верхушки новой, императорской России настолько не соответствовали прочно укоренившимся стереотипам массового сознания в отношении царя и его окружения, что породили глубокое отчуждение (не социальное – оно и так издавна было, а именно психологическое) подданных от петербургской власти. Преодолевать его пришлось довольно долго – пока новшества не стали привычными и не породили новые стереотипы. Еще Николаю I надо было искать способы возродить «исконные» (в его представлении) патриархальные отношения между государем и народом, в чем он, похоже, и преуспел. Но пока был найден николаевский, консервативный вариант «народности» российской монархии, прошло столетие, за которое империя несколько раз ярко демонстрировала слабость своих корней, когда свержение главы государства не вызывало в народе никаких протестов.

За реформы Петр заплатил судьбой своей династии. Дом Романовых, возведенный на царство Земским собором, пресекся в середине XVIII века. По мужской линии последним его представителем был внук Петра Великого – Петр II, по женской – Елизавета. Европеизация России логично вела к замене земской, национальной династии космополитической. С 1761 года Россией правила Голштейн-Готторпская династия, принявшая имя родственного ей, но уже угасшего дома Романовых. Впрочем, судьба императорского семейства словно подтверждала мысль А. Шумахера о том, что едва ли какой-нибудь иностранный принц сможет спокойно править Россией. Над новой царственной фамилией, быстро обрусевшей, воспринявшей национальные традиции, тем не менее как будто тяготело некое проклятие. Убиты Петр III, Павел I, Александр II, Николай II. Таинственные слухи связаны с кончинами Александра I и Николая I. Пожалуй, только смерть Екатерины II и Александра III кажутся всем без исключения вполне естественными и, если можно так сказать, благополучными…

В атмосфере политической нестабильности, поиска новых оснований государственной власти, ломки традиционной политической культуры череда дворцовых переворотов кажется совершенно естественной и даже закономерной. В исторической литературе нередко приходится встречать несколько пренебрежительные оценки этих переворотов как всего лишь результата конфликтов между различными группами господствующего класса. Можно подумать, что серьезного внимания заслуживает лишь такой переворот, в результате которого на трон в Зимнем дворце воссел бы Емельян Пугачев! Смена «различных групп господствующего класса» у кормила власти приводит к серьезным изменениям во внешней и внутренней политике державы и составляет существеннейшую часть политической истории любой страны. К сожалению, в советское время комплексных монографических исследований о политической борьбе в высших правительственных сферах России на протяжении XVIII века почти не было. Тем больше теплых слов заслуживают вышедшие сравнительно недавно книги Е. В. Анисимова о временах Петра I и Елизаветы или Н. Я. Эйдельмана о царствовании Павла I. Что же касается других легендарных эпизодов отечественной истории XVIII века, то с ними широкому читателю приходится знакомиться скорее по беллетристике, чем по работам историков. Это относится и к «дворцовым переворотам».