Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир Страница 3

Если так, то с ухудшением положения Германии на Западе увеличивались ее аппетиты на Востоке. После подписания мирного соглашения военные действия не прекращались ни на день на большей части территории бывшей Российской империи. Германия предъявляла все новые и новые ультиматумы, занимала целые районы и города, находящиеся восточнее установленной Брестским договором границы. Брестский мир оказался бумажным именно потому, что два основных партнера на переговорах, советское и германское правительства, не смотрели на договор серьезно, не считали его окончательным и главное — подписывали не из-за желания получить мир, а лишь для того, чтобы продолжать войну, но только в более выгодных для себя условиях. Большевики — войну революционную; немцы войну за стабильный мир.

Получалось, что Брестский мир если и дал передышку, то только Германии, да и то лишь до ноября 1918 года. Нет смысла утверждать, что Ленин мог предвидеть последствия подписания Брестского мира. Но очевидно, что оправдались худшие из опасений большинства партийного актива, до подписания мира поддерживавшего формулу Троцкого «ни война, ни мир». В ней не было ни приписываемой ей всей советской историографией демагогии (как раз демагогией оказалась ленинская теория «передышки»), ни авантюризма сторонников немедленной революционной войны, возглавляемых Бухариным. По стандартам революционного времени позиция Троцкого была умеренной. Он не компрометировал русских большевиков в глазах «германского пролетариата» подписанием мира с кайзеровским империалистическим правительством и не бросался в безудержный авантюризм Бухарина, не имея для того сил. Вместе с левыми коммунистами Троцкий считал, что подписание бумаги о мире не гарантирует прекращения военных действий, что революционеры не вправе верить «империалистам», что Германия все равно будет наступать, где сможет. И в этих условиях лучше вообще не подписывать документа, а апеллировать к пролетариату всех стран и даже использовать помощь Антанты.

В революционной среде в те месяцы распространено было мнение, что Германия не в состоянии наступать, а если и сможет наступать — не сможет удержать оккупированные территории без того, чтобы заплатить за это революцией в Берлине. Уверенность в этом большевиков окрепла еще больше после убийства в Москве 6 июля 1918 года германского посла графа Вильгельма Мирбаха, когда германский ультиматум, полученный в ответ на убийство, был категорически отклонен советским правительством, а весь инцидент был предан забвению самими немцами. В дальнейшем, до расторжения Брестского мира сначала германским правительством — 5 октября, а затем ВЦИКом — 13 ноября 1918 года (через два дня после капитуляции Германии в первой мировой войне), между Россией и Германией юридически оставалось состояние мира. В октябре-ноябре мир был разорван, хотя войны друг другу Германия и Россия не объявили. Между двумя странами теперь уже и формально установились отношения, больше всего подходящие под формулу Троцкого «ни война, ни мир».

Такое состояние по замыслу Троцкого, конечно же, было не чем иным, как передышкой, готовящей большевистскую партию к следующему ее этапу: революционной войне (только за передышку Троцкого, в отличие от передышки Ленина, большевики не платили соглашением с «империалистами»). Эта революционная война была начата 13 ноября 1918 года: большевики повели решительное наступление на запад. Оно проходило более чем успешно, и в феврале через Вильно советские войска вышли к границам Восточной Пруссии. К этому времени в ряде городов Северной и Центральной Германии уже были провозглашены республики[19].

В эти дни Ленин фактически был отстранен от власти. Все важнейшие решения, касавшиеся революции в Германии, принимались в ЦК партии без него. Даже декрет о разрыве Брестского мира был обнародован как декрет ВЦИК, за подписью Я. М. Свердлова, а не как решение СНК (во главе которого стоял Ленин). Революция в Германии еще только разгоралась, а Ленин уже терял власть. При теоретиках Розе Люксембург и Троцком, при практиках Либкнехте и Свердлове Ленин переставал быть незаменимым. Возможно, что именно по этой причине он так и не рискнул созвать Коминтерн при жизни Либкнехта и Люксембург. Только в марте 1919 года, через два месяца после убийства лидеров германской компартии и конкурентов Ленина на руководство Интернационалом, сразу же после загадочной смерти Свердлова — конкурента Ленина по руководству в партии, Ленин созвал первый конгресс Коминтерна, начав раскалывать западные компартии и вводить практику подтасовки делегатов. Председателем Коммунистического Интернационала он назначил Зиновьева, не написавшего ни одной теоретической статьи, но бывшего опытным партработником. А так как германская революция потерпела очевидное поражение, центром мирового коммунистического движения была официально и окончательно утверждена Советская Россия; и даже те, кто не признавал за ней идеологического руководства, вынуждены были все время считаться с нею.

Германская проблема, стоявшая перед русскими революционерами, была главной, но не единственной. У советской власти и ленинского правительства были еще и внутренние враги. В октябре-ноябре 1917 года Ленину предстояло отстоять для большевистской партии право на формирование Совета народных комиссаров и удержать власть против блока социалистических партий, ратовавших за формирование многопартийного «однородного социалистического правительства». В этом столкновении Ленин одержал победу благодаря тому, что в решающий момент был поддержан, с одной стороны, Троцким, а с другой — партией левых социалистов-революционеров (ПЛСР), политическое сотрудничество с которой стало доминирующим фактором внутриполитической партийной жизни первой половины 1918 года.

В октябре 1917 года в России царила анархия. Временное правительство, вряд ли контролировавшее события даже в лучшие моменты своего существования, перестало быть политической силой. В этом вакууме большевистский переворот был скорее бумажной декларацией, а не фактическим захватом в стране власти большевиками. Это прежде всего понимали руководители политических партий в России. Разумеется, замена нереального Временного правительства столь же нереальным большевистским мало что меняла в общем хаосе, в который была погружена Россия.

Но, кажется, только то и отличало большевиков от прочих политических групп и партий, что возглавлял большевистскую партию Ленин, хорошо видящий перед собой ближайшую цель: формирование правительства под своим руководством.

Без понимания психологии и целей Ленина невозможно понять русскую революцию. И личность этого человека, во многом остающегося для историков загадкой, требует своего самостоятельного исследования. Для данной работы нам важно обратить внимание на Ленина как на человека с маниакальным мышлением, абсолютно уверенного в своей правоте, да к тому же — гениального тактика политической борьбы. Можно с уверенностью сказать, что без Ленина партия большевиков не стала бы ведущей социалистической группировкой. Только авторитет Ленина в узком кругу большевистских руководителей, составлявших Центральный комитет, только признание ими за Лениным непревзойденного политического таланта в конечном итоге обеспечивали ему победу сначала внутри ЦК партии, а затем и в поединках с политическими противниками или попутчиками большевиков. Ленин как тактик перевешивал не только всю партию большевиков, но и весь блок русских социалистических партий.

Рискнув захватить власть в Петрограде в октябре года, выдержав состязание внутри собственного ЦК по вопросу о формировании однопартийного большевистского правительства, Ленин, далекий от принципов буржуазного парламентаризма, не собирался уходить в отставку, хотя в угоду всем, от противников большевиков до их союзников, было ясно, что большевистский период правления привел Россию к катастрофе. У Ленина и большевиков в первый год русской революции был не очень широкий выбор. Они могли либо уступить власть блоку социалистических партий, либо уничтожить эти партии, установив однопартийную диктатуру. Большевики пошли по второму пути.

Споры о том, в какой степени этот выбор был свободным или вынужденным, следует считать академическими. Кажется, за всем этим стояло упорное желание Ленина сохранить за собой власть[20], но не ради власти, как таковой, а для реализации Лениным своей программы. А поскольку с авторитетом Ленина готова была, иногда с оговорками, считаться только партия большевиков, ему уже в первые часы революции пришлось стать на путь репрессий, очень скоро приведший его к однопартийной диктатуре.

Главы, посвященные сотрудничеству большевиков и левых эсеров, не ставят своей задачей изучение их деятельности на местах. К политической жизни партийного руководства в Петрограде и Москве эта работа не имела непосредственного отношения. Куда большее значение играла в этот период способность левоэсеровского руководства вести тактическую борьбу за власть. В отличие от большевиков, у которых Ленин считался непревзойденным лидером, левые эсеры не смогли найти руководителя, способного объединить партию своим авторитетом и волей. Виднейший русский революционер М. А. Натансон, один из лидеров левого крыла эсеровской партии, всегда предпочитал держаться в тени и не претендовал на роль партийного вождя. В. А. Карелин или Б. Д. Камков были слишком мелки для ведущих ролей. М. А. Спиридонова, признанный вождь ПЛСР, была только символом, чье имя с успехом использовалось для пропаганды в «низах». Однако Спиридонова как партийный работник и тактик не шла ни в какое сравнение с Лениным.