Михаил Крюков - Древние китайцы: проблемы этногенеза Страница 3

Предки желтой расы, продолжает Ван Тун-лин, в процессе своего движения на восток разделились на два потока. Первый заселил территории от бассейна Янцзы до Вьетнама и Таиланда (предки мяо, яо, лоло и аборигенов Вьетнама), север Китая и бассейн Хуанхэ (китайцы), Цинхай и Тибет (тибетцы). Второй направился на северо-восток Китая (тунгусы), территорию Монголии (монголы) и в район Алтая (тюрки) [там же, 2–3].

Что касается предков собственно китайцев, то Ван Тун-лин выделяет в истории их формирования четыре волны. Первая из них достигла территории Китая во времена первых из пяти мифических императоров — Фуси и Шэньнуна. После того как последний правитель этой ветви предков китайцев — Яньди был разгромлен предками мяо, из района современной Внутренней Монголии на территорию Китая проникла вторая волна предков китайцев во главе с Хуанди. Наконец, третья волна пришла на Среднекитайскую равнину с запада — это были чжоусцы, а затем оттуда же двинулась и последняя, четвертая волна— население царства Цинь. Взаимодействие между этими волнами и привело к возникновению собственно китайцев [там же, 5–8].

Иначе рисует картину этногенеза древних китайцев другой китайский историк, опубликовавший свое исследование на эту тему в 1937 г., Вэй Цзюй-сянь. Он полагает, что в процессе формирования этнической общности китайцев всегда господствовало дуалистическое начало. Наличие двух основных компонентов в генезисе этнической общности китайцев Вэй Цзюй-сянь аргументирует данными мифологии (род Яньди и род Хуанди), орнамента (геометрические и произвольные фигуры), языка (односложная и многосложная лексика), письменности (иероглифы, написанные тонкими и толстыми линиями) и т. д. [Вэй Цзюй-сянь, 1–6].

Один из компонентов китайского этноса, считает Вэй Цзюй-сянь, — иньцы. Они южного происхождения, первоначально сформировались в Сычуани, а затем продвинулись на север по берегу моря [там же, 6—10]. Второй компонент этногенеза китайцев— ся. Это племена, сформировавшиеся в северо-западных районах Китая, по своему физическому типу относились к кавказской расе [там же, 36]. Чжоусцы были потомками ся [там же, 43–44].

Оценивая сегодня эти взгляды (а некоторые из них не могут не поражать своей фантастичностью), нетрудно определить источник их общих недостатков. Авторы уверены в том, что проблемы этногенеза какого бы то ни было народа, в данном случае китайцев, можно решить, опираясь на один определенный вид исторических источников — на данные письменной традиции.

Последующие десятилетия не дали сколько-нибудь значительных исследований, в которых этногенез китайцев рассматривался бы как совокупность ряда исторических проблем. Достижения археологии и антропологии не привели к существенному сдвигу в этом отношении. В современной китайской исторической литературе господствуют представления о том, что истоки формирования этнической общности китайцев относятся к периоду, отстоящему от нас на несколько десятков тысячелетий. Непосредственным следствием такого подхода к проблеме является стремление многих китайских историков считать синантропа и других архантропов, найденных на территории Китая, прямыми предками китайцев [Ван Юй-чжэ, 17 и др.].

Что касается западноевропейской и американской историко- этнографической литературы, то на протяжении последних десятилетий в ней доминировали теории происхождения китайцев и их цивилизации, исходящие из примата диффузии и миграций в процессе этно- и культурогенеза. На этих позициях стоит и советский исследователь Л. С. Васильев, посвятивший проблемам происхождения древнекитайской цивилизации специальную монографию [Васильев Л. С., 1976]. Книга Л. С. Васильева имеет подзаголовок «Формирование основ материальной культуры и этноса». Характерно, однако, что вопросы этнического развития, в сущности, почти не интересуют автора: в центре его внимания находятся процессы заимствования тех или иных культурных достижений. В этой связи уместно было бы напомнить высказывание венгерской исследовательницы X. Эшеди о том, что, занимаясь изучением древнекитайского этноса и его культуры, нам в первую очередь следовало бы ответить на вопрос: «Какие же черты характеризуют собственно китайский этнос?» или, точнее: «На основании каких критериев оказывается возможным отличить основателей и представителей китайской цивилизации от других народов Азии, в особенности Восточной Азии?» Нельзя не согласиться с X. Эчеди, констатирующей: «В изучении этнографии Китая подобный вопрос, к сожалению, еще не поставлен» [Ecsedy, 1974, 333].

Источники изучения этногенеза древних китайцев

Комплексный подход к использованию данных ряда смежных наук — непременное требование к любому этногенетическому исследованию. В советской этнографической науке это положение давно уже общепризнано; нет необходимости в его специальном обосновании. Вопрос заключается лишь в том, каково соотношение различных по своему характеру источников, используемых для решения проблем этногенеза.

Как наглядно продемонстрировал В. П. Алексеев, эти источники имеют различную хронологическую «глубину». Они, кроме того, содержат в себе данные лишь определенного рода, в связи с чем возникает задача правильного соподчинения разнородных источников [Алексеев В. П., 1974, 184–193].

Исследователь этногенеза китайцев находится в более благоприятном положении, нежели многие его коллеги. В его распоряжении имеются многочисленные и разнообразные по своему характеру источники, относящиеся ко всем периодам древнейшей истории Китая. В наиболее общем виде эти источники могут быть разделены на шесть категорий: палеоантропология, археология, эпиграфика, письменные памятники, лингвистика, этнография.

Антропологические данные отличаются от других источников изучения этногенеза тем, что только с их помощью можно достаточно уверенно говорить о преемственности древнего населения на определенной территории. Палеоантропологический материал позволяет зафиксировать и результаты смешения различных этнических групп, тогда как появление новых элементов в языке или культуре отнюдь не обязательно свидетельствует о процессах этнического смешения: эти элементы могли появиться и вследствие культурных контактов, не сопровождавшихся миграциями населения. Изучение ископаемых остатков человека на территории Китая имеет уже более чем полувековую историю; начало ему было положено находкой в 1923 г. в Чжоукоудяне коренного зуба архантропа, позднее отнесенного к виду Sinanthropus pekinensis [Ларичев, 1969, 324]. С тех пор наукой накоплено уже весьма значительное количество палеоантропологических материалов, относящихся к различным историческим эпохам. Большая их часть введена в научный оборот; неопубликованные данные, хранящиеся в музеях и научно-исследовательских учреждениях КНР, были изучены одним из авторов настоящей монографии, Н. Н. Чебоксаровым, и также использованы при написании соответствующих разделов книги.

Изучая материальные остатки жизнедеятельности людей, археология предоставляет исследователю этногенеза данные, характеризующие культуру тех или иных древних человеческих коллективов. Проблема критериев для выделения этнических общностей на археологическом материале еще не может считаться решенной во всем своем объеме [Смирнов; Каменецкий; Клейн]. Нередко, в особенности в отношении археологических культур эпохи неолита, специалисты расходятся во мнениях по поводу того, чем объясняется сходство элементов культуры на данной территории: принадлежностью населения к одной этнической общности или к одному хозяйственно-культурному типу. В тех же случаях, когда данные археологии согласуются со свидетельствами письменных источников, ценность их для этногенетического исследования неизмеримо возрастает. Значительные успехи в изучении эпох неолита и бронзы, достигнутые китайской археологией за последние десятилетия (главным образом после победы китайской революции и начала развертывания систематических раскопок в середине 50-х годов), позволяют нам сегодня достаточно определенно использовать археологические данные для реконструкции процесса формирования этнической общности древних китайцев.

Весьма специфичен третий источник, широко привлекаемый в настоящей книге, — эпиграфика. Древние надписи в известном смысле слова занимают промежуточное положение между данными археологии и памятниками письменности, дошедшими до нас в позднейших списках. Иньские гадательные надписи (XIV–XI вв. до н. э.) и чжоуские тексты на бронзовых ритуальных сосудах (XI–VI вв. до н. э.) содержат уникальный по своей ценности материал, характеризующий различные стороны жизни общества. Именно на этом материале оказывается возможным проследить возникновение древнейших форм этнического самосознания древнекитайской общности «хуася».