Кнут Расмуссен - Великий санный путь Страница 3

Арнарулунгуак - первая эскимосская женщина, совершившая столь далекое путешествие, и она да Гага единственные эскимосы, посетившие всех своих соплеменников. Принимая во внимание то напряжение сил, какого потребовало это путешествие, я не знаю, кому больше удивляться: животным - собакам, или людям - эскимосам, столь благополучно перенесшим все мытарства трехсполовинойлетнего пути. Одно, впрочем, знаю я твердо: что мне трудно в последующем моем описании достаточно сильно оттенить - как много я лично обязан им всем.

В этой книге придется опустить все научные результаты экспедиции, а также и более обстоятельное развитие наших теорий о происхождении эскимосской культуры. Но ввиду того что изучение эскимосских племен было главной задачей экспедиции, я все-таки хочу дать здесь хотя бы краткий обзор.

Эскимосы широко разбросаны на всем пространстве от Гренландии до Сибири, почти на одной трети арктической периферии земли; вопреки столь широкому распространению общая их численность невелика, не свыше 36.000 душ [7]. Мы имеем основания думать, что прошло от 1500 до 2000 лет с того времени, когда эскимосские племена впервые вышли из пределов области, бывшей первоначальной родиной собственной их культуры.

Культура канадских эскимосов имеет две резко разграниченные основные линии: линию культуры континентальной и линию культуры приморской. Первобытнейшие эскимосы - кочевое племя, обитавшее в глубине материка и жившее охотой на оленей, - не имели связи с морем. Ничто в их традициях или в орудиях лова не указывает, чтобы они когда-либо охотились за морским зверем. Напротив, оказалось, что фольклор приморских эскимосов во многом повторяет фольклор континентальных племен, хотя последние никогда не бывали у моря. Из этого естественно заключить, что первоначально все эскимосы были континентальным охотничьим племенем и лишь позднее часть их двинулась к морю, чтобы заняться охотой на морского зверя. Эти выходцы, стало быть, сохранили свой исконный язык и мифы, лишь прибавив к ним все то новое, что должны были усвоить себе в смысле культуры технической и умственной после того, как поселились у моря.

Излагая эту теорию более популярно, можно сказать, что эскимосы в далеком-далеком своем прошлом одного корня с индейцами. Но различные условия жизни взрастили и разные культуры. На индейцев наложила печать окружавшая их лесная природа, на эскимосов - голые безлесные равнины.

Специфическая культура континентальных эскимосов развивалась около больших рек и озер северной части Канады. Отсюда они впоследствии двигались к морскому берегу, или гонимые враждебными племенами, или выслеживая оленей, менявших пастбища. Таким образом возникла первая фаза приморской культуры на арктическом побережье Канады, предположительно между заливом Коронейшен и Северным магнитным полюсом. Отсюда они стали двигаться на запад и дошли до Аляски и Берингова моря. На побережье этого моря, изобиловавшего крупным морским зверем, и достигла своего расцвета их культура как приморских жителей [8].

Но и отсюда, из этих мест, снова началось переселение племен - по какой причине, сказать трудно; на этот раз уже с запада к востоку. Это переселение объясняет происхождение всех найденных нами на арктическом побережье между Гренландией и Аляской руин постоянных зимних жилищ эскимосов. Нынешние обитатели этих мест не строят таких жилищ; последние возведены были в сравнительно позднейшее время племенем, которое называют тунитами. Но подобные жилища строили до самого последнего времени гренландцы; они-то, вероятно, и были так называемыми тунитами [9].

В течение всех этих лет, когда шло переселение, некоторые племена оставались постоянными обитателями внутриматериковых областей, чем и объясняется то, что нам удалось встретить потомков первобытных эскимосов на Баррен-Граундсе.

* * *

Экспедиция отбыла из Копенгагена 17 июня 1921 года и направилась через Гренландию, отчасти для того, чтобы захватить с собой гренландских ее участников, отчасти, чтобы запастись необходимым для арктического путешествия снаряжением. Для экспедиции было построено специальное судно в 100 тонн, шхуна "Морской Конунг".

После удачного плавания по знаменитому и часто забитому льдом заливу Мелвилла [10] мы 3 августа прибыли в Туле, где и приняли на службу гренландцев [11]. В середине августа прошли Гудзоновым проливом, пробиваясь сквозь тяжелые льды к северному берегу острова Саутгемптон, откуда по разводьям пробились к необитаемому островку около Ванситтарта. Тут мы устроили нашу главную квартиру, и отсюда "Морской Конунг", выгрузив на берег все имущество экспедиции, отплыл в обратный путь.

Целый месяц ушел у нас на постройку зимнего дома, которому мы дали название "Раздувального меха". Наблюдениями установлено было, что место, где мы расположились, находится на 55°54' северной широты и 85°50' западной долготы. Но старые карты были так неточны, что вначале, до обследования нами всей области, мы не в состоянии были отметить свое местонахождение на существующих картах.

Мы назвали островок, где выстроили свой дом, Датским островом. Здесь была приветливая долина, переходившая в открытый берег моря, но огражденная скалами. В общем создавалось впечатление замкнутого уголка земли. На берегу мы нашли свежие медвежьи следы, а около каменистой гряды встретили зайца, настолько ручного, что серьезно пытались взять его голыми руками.

Поднявшись на самую высокую из скал, мы увидели на небольшой площадке одинокого дикого оленя. Он в свою очередь, увидав нас, кинулся бежать к нам, ничуть, по-видимому, не испугавшись. А когда, наконец, открылся вид на чистую воду по ту сторону островка, мы разглядели черные лоснящиеся головы моржей, поднявшихся подышать и любопытно поглядывавших на нас. Никогда еще так гостеприимно не встречали нас на новоселье звери.

Зима пришла вместе с, октябрем; земля покрылась снегом, и узкий пролив, отделявший наш островок от острова Ванситтарт, замерз. Первым нашим делом было возможно скорее установить связь с ближайшими эскимосами. Но открытая вода в заливе Гора мешала нам предпринимать дальние поездки, и к исходу октября все наши открытия свелись к нескольким старым гуриям [12], отмечавшим тайники, где хранились луки и стрелы охотников на оленей. Приходилось терпеливо ждать ледяного покрова, и раньше ноября нечего было рассчитывать на дальнюю поездку.

1. ГУДЗОНОВ ЗАЛИВ И БАРРЕН-ГРАУНДС

1.1. Первая встреча с людьми

Я сделал остановку, чтобы отогреть свои замерзшие щеки, как вдруг какой-то звук и внезапное смятение среди собак заставили меня вскочить. Сомневаться не приходилось - это прозвучал выстрел, разорвавший тишину вокруг меня! Я тотчас обернулся, высматривая отставших от меня Петера Фрейхена и Боцмана; пожалуй, это они давали мне сигнал подождать их, так как у них что-то случилось с санями. Я скоро увидел их - две точки вдали, но обе быстро подвигались. Стало быть, это не они стреляли. Тогда я поглядел вперед и, как многие нервные люди, которые при сильном внутреннем волнении способны вдруг сразу успокоиться внешне, я, как ни в чем не бывало, опять уселся на свои сани, не проделывая ничего такого необдуманного, что, как я думал сам, могло случиться со мной при первой моей встрече с канадскими эскимосами.

В трех-четырех километрах впереди какая-то черная черта прорезала белое однообразие льда, покрывавшего залив. Может быть, это новая трещина, еще не запорошенная снегом?

Скорее бинокль! И тут я разглядел целый ряд саней, запряженных собаками; они остановились, чтобы наблюдать за нами, приближающимися с юга. Вот от саней отделился человек и пустился бегом по льду, наперерез нам.

Я знал, что мне предстоит одна из великих минут моей жизни. Эти люди были целью моего путешествия и что бы ни означали - дружбу или вражду, как выстрелы, время от времени производимые кучкой людей, так и гарпун в руках человека, бегущего остановить меня, - нетерпение мое было так велико, что я оказался не в силах сдержать обещание, которое мы, товарищи, дали друг другу, обещание, что опередивший должен подождать отставших, чтобы мы все вместе пережили первую встречу.

Не раздумывая больше ни минуты, я вскочил на сани и подал собакам сигнал, указав им на человека, бежавшего по льду. Собаки сразу отнеслись к нему, как к убегающей дичи, и быстро рванули вперед. А когда, наконец, добежали до него, совсем одичали - все в нем было для них чужим: и запах его, и одежда, и удивительные его прыжки, чтобы не попасться в зубы двенадцати раскрытых пастей.

- Стой смирно! - крикнул я и, широким прыжком перемахнув с саней к собакам, обнял эскимоса. Собаки разом остановились, увидав это изъявление дружбы и смиренно попрятались за сани.

Меня, как молнией, пронизала догадка, что человек понял выкрикнутые мною слова. Он был высокого роста и хорошего сложения; лицо и длинные волосы заиндевели, крупные белые зубы сверкали во рту; он улыбался и ловил воздух, запыхавшись от бега и волнения.