Василий Кравков - Великая война без ретуши. Записки корпусного врача Страница 3

Однако долго находиться в австрийской Галиции ему не пришлось — через две недели телеграммой из штаба 4-й армии В.П. Кравков был извещен о назначении на должность начальника санитарного отдела штаба 10-й армии Северо-Западного фронта. Для переезда к новому месту службы ему пришлось предпринять длительное путешествие через занятые русскими войсками австрийские земли, Люблинскую и Холмскую губернии Царства Польского. Описание этой поездки, встреч и разговоров с местным населением, картины прифронтового Люблина и тылового Холма содержат немало интересных заметок, раскрывающих панораму жизни в западных губерниях Российской империи осенью 1914 г.

На новом месте службы — в штабе 10-й армии, располагавшемся в октябре 1914 г. в Красностокском Рождествено-Богородицком женском монастыре, В.П. Кравкову пришлось фактически взять на себя основные заботы по созданию и налаживанию функционирования санитарного отдела. Неприятной для него особенностью организации санитарных отделов армий оказались положения исправленного в августе 1914 г. Устава о полевой службе (1912), согласно которым руководителями этих учреждений вместо военных врачей назначались строевые офицеры, зачастую обладавшие весьма приблизительными представлениями о санитарии. Возникла также некомфортная для автора ситуация, когда он, действительный статский советник, т.е. «штатский генерал», оказался подчиненным начальника санитарного отдела — армейского полковника. Сложившееся положение стало причиной постоянных трений в служебных отношениях В.П. Кравкова с А.О. Завитневичем, а в 1915 г. — и с его преемником В.П. Евстафьевым.

Фоном для событий конца 1914 — начала 1915 г., описанных в дневнике В.П. Кравкова, стала Лодзинская операция, проводившаяся войсками 1-й, 2-й и 5-й армий Северо-Западного фронта генерала от инфантерии Н.В. Рузского. 10-я армия генерала от инфантерии Ф.В. Сиверса прикрывала тыл операции со стороны Восточной Пруссии. Перед ней была поставлена задача овладеть районом Мазурских озер.

Фронтальное наступление в лесисто-болотистой местности Восточной Пруссии развивалось тяжело. Его условия усугубились еще тем, что к концу первой недели ноября 1914 г. установилась морозная погода, русские же войска оказались без теплой одежды. Итогом продвижения частей 10-й армии по германской территории стал выход на линию Мазурских озер, овладеть же этим районом так и не удалось. В середине ноября события на Висле потребовали переброски резервов армии к Варшаве.

Лодзинская операция завершилась с неопределенным исходом. С одной стороны, удалось предотвратить осуществление плана германского командования по окружению 2-й и 5-й русских армий. С другой стороны, планировавшееся наступление русских войск вглубь Германии также было сорвано. По окончании операции лишились своих постов командующие 1-й и 2-й армиями генералы от кавалерии П.К. фон Ренненкампф и С.М. Шейдеман.

Дневниковые записи В.П. Кравкова отразили циркулировавшие в среде генералитета и офицерства слухи, обвинявшие П.К. фон Ренненкампфа в преступном бездействии в дни катастрофы 2-й армии А.В. Самсонова в августе 1914 г. Негативное отношение автора к личности командующего 1-й армией во многом подогревалось его постоянным собеседником генерал-майором Г.Д. Яновым, начальником этапно-хозяйственного отдела штаба 10-й армии, которому за время службы в штабе П.К. фон Ренненкампфа удалось накопить немало компромата на своего бывшего шефа.

В ноябре 1914 года штаб армии вслед за наступающими войсками переместился на территорию Восточной Пруссии и расположился в городке Маргграбова (ныне Олецко в Польше). 7 (20) ноября в дневнике В.П. Кравкова появились первые впечатления от пребывания в Германии: «Боже мой, какая потрясающая картина всеобщего разрушения; в селениях ни одной живой души; здания все исковерканы как после землетрясения. Около часу дня прибыл в Маргграбово, бывшее, очевидно, до войны весьма благоустроенным местечком, а теперь… теперь представляющее] все ту же надрывающую душу картину опустошения и разгрома; выбиты зеркальные стекла в магазинах, все в них переворочено, разбито, перековеркано; по улицам разбросаны зонты, манекены, шляпы, платки, битые бутыли, лампы, вазы, изорванные книги, ноты, картины, всякая утварь. Здания с пробитыми крышами и зияющими без рам и стекол окнами; водопроводные, электрическ[ие] осветительные и обогревательные сооружения в домах все приведены в негодность злобно-мстительной рукой удалившегося врага; жизнь, когда-то бившая ключом, здесь совершенно замерла; и как-то странно видеть, что среди всеобщего разрушения часы на костеле продолжают ходить и бить».

В Маргграбове В.П. Кравкову довелось задержаться надолго. Здесь, вместе с приехавшим навестить его сыном Сергеем, он встретил новый, 1915 год. Частые поездки по военно-санитарным учреждениям, расположенным в городках Восточной Пруссии, оставили на страницах его дневника много интересных заметок о жизни этого региона в период пребывания в нем русских войск.

Вскоре после начала Августовской операции в январе 1915 г. штабу 10-й армии пришлось поспешно эвакуироваться из Маргграбовы. «Отступаем в большом беспорядке, — отмечал Василий Павлович в первых числах февраля, — много утеряно обозов, интендантск[ого] имущества, скота и пр. Не со всеми частями штаб вошел в связь… Положение наших войск в отношении продовольствия — отчаянное».

Вину за беспорядочный характер отступления, повлекшего за собой гибель в окружении 20-го армейского корпуса генерал- лейтенанта П.И. Булгакова, автор дневника возлагал преимущественно на командование 10-й армии — Ф.В. Сиверса и начальника штаба генерал-майора барона А.П. фон Будберга. В этом плане интересно сопоставить дневник В.П. Кравкова с «самооправда- тельными» мемуарными записками самого А.П. фон Будберга, впоследствии видного деятеля Белого движения и русской эмиграции, в которых он освящал действия штаба 10-й армии в период зимних боев 1915 г. под Августовом в подчеркнуто выгодном для себя ключе, обвиняя в произошедшем одного лишь Ф.В. Сиверса[6].

С февраля 1915 г. новым пристанищем штаба 10-й армии стал губернский город Гродно. Здесь В.П. Кравкову довелось неоднократно быть застольным собеседником великого князя Андрея Владимировича, приезжавшего для выяснения причин отступления 10-й армии. Заслуживают также внимания отзывы автора дневника о новом командующем армией — генерале от инфантерии Е. А. Радкевиче, о начальнике штаба генерал-майоре И.И. Попове, о других чинах штаба и их взаимоотношениях.

В Гродно В.П. Кравков узнал, что его работа в начальный период войны была отмечена орденом Св. Станислава 1-й ст., пожалованным ему высочайшим приказом от 25 января (7 февраля) 1915 г. «Теперь я, значит, генерал настоящий, — с юмором комментировал свое награждение Василий Павлович, — со звездой и лентой через плечо». Вскоре последовало и новое отличие — 3 (16) мая 1915 г. он стал кавалером ордена Св. Анны 1-й ст.

Пасхальные дни 1915 г. В.П. Кравков провел в отпуске в Москве. Наведывался он также и в Петроград по делам службы, встречался с братьями Николаем и Сергеем. Однако пребывание среди родных не принесло ему душевного успокоения: мысли о здоровье дочери, с 1907 г. страдавшей прогрессирующей глухотой, отравляли все его существование. Видимо, в них прежде всего стоит искать причины минорного настроения автора дневника в последовавшие летние месяцы.

Все лето 1915 г. прошло под знаком начавшегося «великого отступления» русской армии из польских и прибалтийских губерний. В.П. Кравков тяжело переживал неуспехи российского оружия, видя его основную причину в несовершенстве государственного устройства империи, бесталанности полководцев, равнодушии военно-бюрократической машины к судьбам простых защитников Родины.

В августе 1915 г. в Гродно к отцу приехал сын Сергей. 11 (24) августа 1915 г. В.П. Кравков записал: «Мой Сергунюшка уже не первый день как живет со мной и наблюдает во всех характерных особенностях все творящееся у нас здесь на передовом театре; он с начала войны считал меня за мрачного пессимиста в предсказаниях и предвидениях относительно] могущего и долженствующего (логически) быть для нас прескандального по позору оборота боевых действий с немцами; свою скорбную прогностику я всегда старался обосновать в его глазах путем индуктивным, с обращением каждый раз его внимания на каждую мелочь — как на микрокосм. Теперь для его взора открылось более широкое поле размышлений на проклятую тему наших частых споров о первопричине и законосообразности того, что действительность во всех изгибах российской истории не может быть иной, как лишь очень и очень безотрадно грустной. Здесь, на театре войны, он неожиданно оказался в положении Данте в аду, по к[ото]рому вожу его я в качестве Вергилия. Смотри, слушай, внимай, анализируй и делай выводы…»