Андрей Буровский - Крах империи (Курс неизвестной истории) Страница 3

Земля может казаться пустой. для русских пустой казалась Сибирь — огромные пространства, и даже в самых удобных местах нет ни одного хлебного поля! Даже на самой тучной речной пойме не посажены ни капуста, ни репа! Не мычит скот в березовых колках, не пылит деревенское стадо, да и самих деревень, в русском понимании, нет. Нет и дорог, по которым коровы могли бы пылить, возвращаясь домой.

Но все это — в понимании русских. Для жителей Сибири страна вовсе не казалась пустой или мало освоенной. Ни один кочевник никогда не признал бы землю пустой или брошенной только потому, что на ней люди работают не так интенсивно, освоили ее не так зримо, как привыкли к этому земледельцы.

При виде земель Поволжья, Предуралья и Сибири русские качали головами: какая богатая страна, и как плохо она устроена, неправильно используется. Но точно так же смотрели на роскошные почвы Мексики испанские завоеватели, на черноземы Южной Африки буры, на лиственные леса долины Гудзона — французы.

С тем же чувством американский колонист направлял свой фургон через колышащиеся под ветром травы прерий Великих Равнин, а римляне искали на Дунае места для новых колоний. И Америка англичанам, и Британия римлянам казались мало населенными, а их земли — плохо обработанными.

Имперские народы всегда чувствовали себя вправе нести достигнутый уровень развития соседям. Чувствовали себя вправе воевать и завоевывать.

ИМПЕРИЯ — ДИТЯ ЗАВОЕВАНИЯ

Империя рождается там, где есть большое военное превосходство. Такое большое, что соседи не могут эффективно сопротивляться, когда покориться им выгоднее, чем вступать в открытый бой. Когда завоевание не уносит множество жизней у самих завоевателей.

Судьба всех империй разворачивается по одному и тому же сценарию. Сначала несколько веков идет «собирание» и «устроение» земель. В это время строители империи не сомневаются в своем превосходстве, в своем праве строить империю. Лев Гумилев назвал бы этих, уверенных в себе и в своем праве, людей «пассионариями». В пору подъема совершаются светлые подвиги, и для потомков поведение предков становится образцом. В эпоху подъема Великого Рима Муций Сцевола положил правую руку на факел — галлы угрожали ему пытками, — Муций Сцевола показал, что не боится ни галлов, ни пыток.

В начале XII века Россия переживала такую же эпоху подъема. Участники ополчения Минина и Пожарского, осажденная в Смоленске армия московитов не сомневались в своей правоте и шли до конца.

Империя построена, она уже не в силах распространяться дальше. И следует короткий взрыв, культурный расцвет. Да, короткий! Редко когда расцвет продолжается больше, чем век или два! Расцвет империи прекрасен и удивителен; его будут вспоминать спустя века и поколения, как классический период, как однажды взятую вершину, как эталон культурной жизни. В эту эпоху живут те, чье творчество станет образцом. Предки были, может быть, и не глупее — но у них не было таких возможностей. Потомки будут не хуже — но место на культурном олимпе уже занято.

Поэт и философ Боэций не хуже Петрония, Овидия и Апулея. Его беда в том, что он жил поздно — в VI веке по Р. Х. А расцвет Римской империи, ее взлет приходится на 1–II века по Р. Х.

Николай Гумилев вряд ли слабее Пушкина. Куприн ничем не ХУже Льва Толстого. Но место занято. Русский XIX век — время культурного взлета, время сложения русской классической куль- туры. Этот образец народ по несет и дальше, как память о днях своего культурного величия.

Классические периоды в жизни империй сияют, как звездные часы человечества. Афины VI–V веков до Р. Х. — век Перикла. Рим от Юлия Цезаря до времен первых Антонинов. Франция XIII века. Россия XIX века. Попробуйте вынуть любую из этих глыб из здания современной цивилизации… Попробуйте — и здание обрушится.

Это грустно, но факт: длятся классические периоды недолго. За коротким ярким взлетом приходит долгий серенький упадок, сумерки классического периода. Рим поднимался от времен первых царей–рексов примерно пять веков. Два века длился расцвет, когда империя сияла, словно солнце, когда слово римских императоров было непререкаемым, римские купцы проникали в Центральную Азию и в Китай, и никому не приходило в голову, что все это может легко рухнуть.

Но с III века наступили сумерки империи. Вдруг оказалось, что Италия надорвалась, строя империю. Италия больше не может поставлять нужное число легионов. «Солдатские императоры» с Дуная, из Африки или из Галии стали захватывать корону императоров и играть ей, как хотели.

Еще более зловещее явление — выяснилось, что народы империи больше не хотят подчиняться ее центру. Части империи больше не нуждаются в целом, они могут жить самостоятельно. Империя начинает разваливаться, в нее вторгаются пришельцы, которых легко отбили бы еще сто лет назад. В V веке Западной Римской империи не стало.

Идея же империи намного пережила саму империю. В VI веке византийский император Юстиниан завоевывал отпавший от империи Запад в святой уверенности — он восстанавливает Великий Рим. Так думал даже франкский король Карл Великий, Шарлемань, который в 800 году от Воплощения Христа сделался императором. Идея империи жила в головах европейцев и в IX веке, и в Х, когда Оттон I в 962 году создал «Священную Римскую империю германской нации). Империя была скорее фикцией — в самой Германии в нее входили совершенно независимые государства. Власть императора была почетной, но нисколько не напоминала власть Октавиана Августа или Марка Аврелия. Но формально «Священная Римская империя германской нации» дожила до 1806 года: в ходе наполеоновских войн последний император Франц II отрекся от ненужного престола.

На примере Великого Рима и его наследников хорошо видно, как и почему обрушиваются империи. Происходит это потому, что неизбежно наступает день, когда завоеванные народы становятся не менее развитыми и сильными, чем завоеватели. Достигнув такого же уровня развития, как и завоеватели, народы перестают нуждаться в империи. Да и освободиться им уже нетрудно.

А народ завоевателей слабеет, потому что пока он строил империю, другие развивались быстрее него. Для строительства империи необходимо совершение усилий, трата сил, времени и энергии, даже человеческих жизней для завоеваний и удержания завоеванного. Получается, что общество, строящее империю, платит возможностями собственного развития вглубь. А подданные империи начинают обгонять в развитии метрополию.

НАСИЛИЕ И СОБЛАЗН

Легко заметить, что и завоеванные народы вовсе не только воюют с империей. Очень быстро они начинают участвовать в ее строительстве. С точки зрения и патриотизма, и элементарной логики кажется диким, что эллины, даки и египтяне быстро становятся вполне лояльны к Риму и сами участвуют в войнах за расширение империи. А галлы, иберы и бритты даже утрачивают родные языки и переходят на латынь.

Для объяснения причин этого надо понять, как и чем строится всякая империя, а строится она насилием и соблазном.

Насилием — это привычнее, понятнее. Но есть и соблазн. Имперский народ должен знать и уметь то, чего не знают и не умеют другие. Назовем вещи своими именами — это соблазн более высокой культуры. Соблазн без насилия заимствуют не все, заимствуют плохо и мало. Насилие без соблазна — бесплодно. В века строительства Римского государства римская армия была сильнее не только любого противника, но и любой возможной коалиции. Пойди против Рима одновременно все народы Средиземноморья — победил бы Рим. Империя объединяла силой, могучей поступью легионов, с которыми никто не мог бороться.

Рим был настолько сильнее соседей, что воевать ему сделалось выгодно — слишком малым числом усилий, материальных ресурсов и человеческих жизней платили римляне за добычу.

Но не только силой римляне строили империю. Римляне несли великий соблазн… даже сразу несколько соблазнов. Рим убивал и грабил, но Рим и давал очень многое. Империя объединяла языком — более логичным и богатым, чем другие. Империя объединяла законами — тоже более логичными, рациональными и справедливыми, чем законы других племен.

Империя давала гражданство — особое состояние, которое нельзя было отнять и которое делало человека независимым от кого бы то ни было, даже от властей самой империи. Вместе с гражданством шел индивидуализм — возможность быть самому по себе, без отеческого руководства СИ отеческой дубинки) вождя племени, старейшины клана, жреца, начальника, управляющего, стерегущего, проверяющего.

Империя охраняла и поддерживала своего гражданина. «Я — римский гражданин!» — презрительно бросал человек в перекошенные физиономии беснующихся германцаев, иудеев или даков. И опускались бронзовые мечи. Ссутулившись, вжав головы в плечи, расходились готовые на убийство. Сам по себе римский гражданин не был опасен; толпа соплеменников смела бы его, не остановившись. Но все знали, что смерть римского гражданина повлечет за собой страшное: неукротимую поступь легионов, прозрачно–дымное пламя над городами, рабство, смерть. Варвары приучались не трогать римских граждан.