Борис Акунин - Северный Часовой и другие сюжеты Страница 30

Сатурну повезло. Он выжил, капитулировал вместе со всем Берлином и в качестве то ли трофея, то ли военнопленного отправился в Москву. Вместе с ним конфисковали тигрового питона, которому, разумеется, дали имя Гитлер, но питон прожил недолго, а Сатурн оказался долгожителем.

Он совершенно обрусел, со временем женился на молодухе (на тридцать лет младше), пережил и ее. Говорят, тосковал, когда она умерла. У Сатурна характер выдержанный, нордический, поэтому тоска выразилась лишь в том, что какое-то время он отказывался от пищи. Однако со старостью приходит мудрость, и Сатурн понял, что такова его карма – доживать одному. Сейчас ему за восемьдесят, но он в отличной форме. Проживет до ста, дай ему крокодильский бог здоровья.

Меня пустили к Сатурну в его личный апартамент, пообщаться.

Группенфюрер, к вам можно?

Сатурн. Живая зубастая история

Я хотел расспросить ветерана – и про фюрера, и про войну, и про всякое разное. Но дедушка повел себя неприветливо. Зигу, правда, не кинул, но, едва я переступил порог – недовольно заурчал, как пропеллер, и слегка оскалил зубы. На взятку в виде рыбины не польстился. Я очень хотел его потрогать, но мне не посоветовали. Сказали, что он неплохо относится к женщинам, особенно молодым, а мужчин не любит. Отлично его понимаю.

Зоопарк, конечно, совершенно волшебное место. Я вошел в его ворота сильно немолодым дядькой, у которого вся жизнь идет строго по ежедневнику («12.00–13.15 крокодилы; Сатурн?») – и вдруг словно попал в хронодыру. Будто мне девять лет, и у меня праздник: я в зоопарке, с крокодилами! Ни разу даже на часы не посмотрел, а ведь это мой вечный тик.

Господи, ну почему я сорок пять лет не был в зоопарке?

Не повторяйте моей ошибки.

Опросы-вопросы-ответы

Ведя блог, получаешь возможность моментально узнавать, что твои читатели думают по тому или иному поводу, производить блиц-исследования вкусов, взглядов, предпочтений. Поэтому я часто устраиваю опросы по интересующим меня темам. Мне странно, что́ все писатели, люди уединенной профессии, не пользуются этим инструментом для постоянной связи с аудиторией. А то так и засохнешь в своей башне слоновой кости, воображая себе людей такими же, какими они были вчера. А люди меняются, их взгляды, вкусы и предпочтения эволюционируют. Особенно в такой динамичной стране, как Россия, которую вечно кидает то в жар, то в холод, то вверх, то вниз.

Я включил в книгу всего несколько опросов – не злободневного свойства. Иногда результаты были поистине удивительны.

Чтобы всё было честно, я даю возможность и членам интернет-сообщества задавать мне вопросы о том, что интересует их. Здесь дано несколько самых ярких и развернутых – с такими же развернутыми ответами.

Некоторые ответы на некоторые вопросы

18.09.2013

galinaherisson

Уваж… то есть лучше дорогой Григорий Шалвович. \ … \ Мне нужно разобраться, в чем разница между уважением и вежливостью. Как на Ваш взгляд?

Я живу во Франции и, хоть и не хотелось сравнивать разность менталитетов (в смысле «они, мол, такие, а мы – сякие»), тем не менее как-то впитываешь, наблюдаешь… Мне кажется, что здесь больше «в цене» именно вежливость. Я интуитивно чувствую, что уважение – это нечто более глубокое, в «аристономическом» смысле. И тест этот, я считаю, «провалила»… Что же такое Уважение, как говорится «dans la vie de tout les jours», по сравнению с вежливостью?

А второй вопрос про любовь, то есть как описывать любовь. Вы нередко повторяете, что писателю не нужно слишком заботиться, что подумает публика. И пост о Евгении Шварце мне понравился. И тем не менее; вот Вы так красиво пишете про любовь. И, я думаю, многим хочется испытать такую любовь, как Фандорин и О-Юми… В жизни – совсем не так. Kak же писать, не становясь вульгарным и т. д.? (мне почему-то вспомнился роман «Кокаин»…)

1. Про вежливость и уважение.

Уважение, насколько я понимаю, бывает двух типов: абстрактное и конкретное.

Первое – плод цивилизационной эволюции или результат воспитания. Если ребенку с детства втолковывают, что нужно ко всем без исключения людям относиться с уважением, это впитывается в сознание, и на первом этапе общения ты ко всем благожелателен и уважителен. Потом, конечно, тот, кто скверно себя ведет, твое уважение утрачивает. Самая давняя традиция такого «априорного» уважения, по-моему, зафиксирована в японской культуре. Там в Средние века была даже «уважительная» смертная казнь – харакири. И самым худшим наказанием была не смерть, а остракизм, то есть лишение права на уважение. Сейчас в японских тюрьмах к осужденным обращаются без приставки «сан», и это там главное мучение. Даже странно, что «Эмнести интернешнл» до сих пор не приравняла это к пыткам.

Дежурный по станции уважает пассажиров…

В современном западном мире уважение этого рода считается нормой. В бытовых взаимоотношениях оно принимает вид форсированной вежливости, иногда, на наш взгляд, утомительной или комичной. Помню (даже и в романе про это написал), как, совершая кругосветное плавание на британском теплоходе, я тысячу раз мысленно поблагодарил английского знакомого, который перед отплытием дал мне добрый совет: «Ни с кем не встречайтесь глазами. Иначе придется улыбнуться и кивнуть; со второго раза начать здороваться; с третьего – останавливаться и вести бессодержательную беседу про погоду-природу – и так все три месяца, потому что это теплоход и деться друг от друга некуда». Один раз дал слабину – вступил в визуально-кивочный контакт с симпатичной английской парой. И потом несколько недель пугливо косился по сторонам. Потому что я шагаю по палубе с блокнотом, придумываю «Шпионский роман», у меня там ужас что творится, абвер свирепствует – а навстречу с широкой улыбкой мистер или миссис Polite, и нужно обсуждать fabulous afternoon, и рабочий настрой уже не вернется. Я прямо ожил, когда они сошли в Сиднее.

Второе уважение, настоящее, возникает в любых обществах, даже ужасно невежливых (вроде нашего). Это когда уважение заслуживают, зарабатывают, завоевывают. Оно, конечно, выше качеством, но, если выбирать, я предпочитаю общество, в котором царит вежливость. Ведь нам на самом деле от 99,99999999 % живущих ничего другого и не нужно: лишь бы были с нами вежливы, а для сердечных отношений и истинного уважения нам вполне хватит близких.

2. Как писать про любовь.

Очень своевременный вопрос – для меня. Как раз сейчас ломаю над ним голову. У меня в романе «Аристономия» главный герой, который, скрипя учеными мозгами, размышляет над смыслом счастья и «правильной жизни», оговаривается: «Я признаю, что счастье бывает и другого происхождения – дарованное счастливой любовью, этим волшебным заменителем самореализации. Если бы не свет и тепло любви, жизнь большинства людей, до самой смерти не нашедших себя, была бы невыносима. Предполагаю, впрочем, что способность любви – тоже Дар, которым обладают не все и не в равной мере. Однако я не могу углубляться в этот особый аспект, поскольку никак не являюсь в нем экспертом. Мне почему-то кажется, что в природе любви способна лучше разобраться женщина. Во всяком случае, я бы прочитал такой трактат с интересом».

Я спою тебе, спою еще одну

Вот именно к этой мудреной задаче я и пробую подступиться во втором романе серии. Это будет книга про «правильную любовь» (whatever it means). Не знаю, получится ли. Очень мешает то, что я не женщина. Если допишу – Вы получите на свой вопрос гораздо более полный, хоть и не уверен, что удовлетворительный ответ.

И вопрос еще более головоломный:

aliks

Григорий Шалвович, не приходило ли Вам в голову, что пора бы уже сделать героем человека, который не рассуждает, про себя или в компании единственного собеседника, о том, как в России все сложно, поэтому главное – создать вокруг себя уютный мирок; а который активно действует на благо общества. Что, мало примеров, когда люди не живут по принципу «моя хата с краю»? Часто встречаю в комментариях к Вашим постам слова, что, мол, Фандорин бы на митинг не пошёл. Получается, что в ваших книгах Вы в лучшем свете выставляете рефлексирующих эгоистов, а деятельные неравнодушные у вас толкают Россию к пропасти. И выходит эдакая апология для ваших осторожничающих читателей. А Вы потом удивляетесь, отчего люди не протестуют против преступного режима. Задумчивый Борис Акунин для них бóльший авторитет, чем уверенный в своей правоте гражданин Григорий Чхартишвили.

Попробую ответить по частям.

«Пора бы изобразить героя». Ну, наверное, пора бы, если смотреть на литературу по-ленински: «очень своевременная книга». Но я отношусь к писательству иначе. Когда пишу в развлекательном жанре – то развлекаю и не пытаюсь под прикрытием Эраста Петровича впихивать людям в мозги свои ценности. Если же такое все-таки случается, то не намеренно, а просто потому, что так уж я вижу мир.