Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины Страница 30

После Эрих говорил послам:

– Я велел то дело (сватовство) посулить в случае, если Ягана (Иоанна) в живых не будет. Я с братьями, и с польским королем, и с другими пограничными государями со всеми в недружбе за это дело. А другим всем чем я рад государю вашему дружить и служить: надежда у меня вся на Бога да на вашего государя. А тому как статься, что у живого мужа жену взять?

Скоро несчастного Эриха ссадили с престола. Королем стал Иоанн. Во время смуты в Стокгольме русских послов ограбили.

После этого в Москву явились шведские послы. Им сказали:

– Если Яган король и теперь польскаго короля сестру, Катерину королевну, к царскому величеству пришлет, то государь и с Яганом королем заключит мир по тому приговору, как сделалось с Ериком королем: с вами о королевне Катерине приказ есть ли?

Шведские послы сказали, что нет. Им отвечали, что их сошлют в Муром – и сослали.

Раздражение дошло до крайних пределов как со стороны Москвы, так и со стороны Швеции.

Вот что Грозный писал по этому случаю шведскому королю:

«Скипетродержателя российского царства грозное повеление с великосильною заповедью!

Послы твои уродственным обычаем нашей степени величество раздражили; хотел я за твое недоуметельства гнев свой на твою землю простреть; но гнев отложили на время, и мы послали к тебе повеление, как тебе степени нашей величество умолить. Мы думали, что ты и шведская земля в своих глупостях сознались уже; и ты точно обезумел, до сих пор от тебя никакого ответа нет, да еще выборгский твой приказчик (!) пишет, будто степени нашей величество сами просили мира у ваших послов! Увидишь нашего порога степени величество прошение этою зимою: не такое оно будет, как той зимы! Или думаешь, что по-прежнему воровать шведской земле, как отец твой через перемирье Орешек воевал? Что б тогда досталось шведской земле? А как брат твой обманом хотел отдать нам жену твою Катерину, а его самого с королевства сослали! Осенью сказали, что ты умер, а весною сказали, что тебя сбили с государства! Сказывают, что сидишь ты в Стекольне (Стокгольме) в осаде, а брат твой Ерик к тебе приступает. И то уж ваше воровство все наружу, опрометываетесь точно гады разными видами», и так далее: все в тех же сильных выражениях.

Шведский король отвечал на это письмо бранью. Грозный шлет ему реплику:

«Что в твоей грамоте написано лаянье, на то ответ после. А теперь своим государским высокодостойнейшей чести величества обычаем подлинный ответ со смирением (!) даем: во-первых, ты пишешь свое имя впереди нашего – это непригоже, потому что нам цесарь римский брат и другие великие государи, а тебе им братом назваться невозможно, потому что шведская земля тех государств чести ниже. Ты говоришь, что шведская земля отчина отца твоего: так дай нам знать, чей сын отец твой Густав и как деда твоего звали и на королевстве был ли, и с которыми государями ему братство и дружба была, укажи нам это именно и грамоты пришли. То правда истинная, что ты мужичьего рода. Мы просили жены твоей Екатерины затем, что хотели отдать ее брату ее, польскому королю, а у него взять лифляндскую землю без крови; нам сказали, что ты умер, а детей после тебя не осталось: если б мы этой вашей лжи не поверили, то жены твоей и не просили. Мы тебя об этом подлинно известили; а много говорить об этом не нужно; жена твоя у тебя, никто ее не хватает. И так ты для одного слова жены своей крови много пролил напрасно, и вперед об этой безлепице говорить много не нужно, а станешь говорить, то мы тебя не будем слушать. А что ты нам писал о брате своем, Ерике, что мы для него с тобою воюем – так это смешно: брат твой Ерик нам не нужен; ведь мы к тебе ни с кем не приказывали и за него не заговаривали: ты безделье говоришь и пишешь, никто тебя не трогает с женою и с братом, ведайся себе с ними как хочешь. Спеси с нашей стороны никакой нет – писали мы по своему самодержавству, как пригоже… Если б у вас совершенное королевство было, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы; послы не от одного отца твоего, не от всего королевства шведского, а отец твой в головах точно староста в волости… В прежних хрониках и летописцах писано, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги, а варяги – немцы, и если его слушали, то его подданные были. А что просишь нашего титула и печати, хочешь нашего покорения – так это безумие: хотя бы ты назвался и всей вселенной государем, но кто ж тебя послушает!»

Это что называется – «ответ со смирением».

Тем сватовство на Екатерине и кончилось.

Между тем, пока продолжалось это оригинальное сватовство, а одновременно полемика на бумаге и война на деле с шведским королем, Грозный успел жениться во второй раз: второю супругою его была дочь пятигорского черкесского князя Темрюка, которая была крещена перед браком с московским царем, а в крещении нарекли се Мариею.

Это было в 1561 году.

Восемь лет жил Иван Васильевич с Марией Темрюковной; но современники ничего не сохранили вам о личности этой царицы-черкешенки и об отношениях ее к своему державному супругу. Известно только из слов самого царя, обращенных им к собору святителей перед вступлением Грозного в четвертый брак с Анною Колтовскою, что Мария-Черкешенка «вражьим коварством отравлена была», как в добродетельная Анастасия.

В 1571 году Грозный задумал жениться в третий раз.

«Подождав немало время (после смерти Марии Темрюковны), захотел я вступить в третий брак, с одной стороны для нужды телесной, с другой для детей, совершенного возраста не достигших, – говорил Иван Васильевич перед тем же собором святителей: – поэтому идти в монахи не мог; а без супружества в мире жить соблазнительно: избрал я себе невесту, Марфу, дочь Василия Собакина».

Слёдовательно, в избрании невесты снова должен был повториться тот же способ, какой употреблен был при избрании первой супруги царя, Анастасии Романовны Захарьиной-Кошкиной. Из нескольких тысяч русских девушек достойнейшею оказалась дочь новгородского купца Собакина, Марфа.

В невестах уже Марфа тяжко занемогла. Думали, что ее испортили родные тех девушек, княжон и боярышень, которых царь не избрал себе в супруги, ради красоты и достоинств купеческой дочери.

На этой свадьбе посаженным отцом был младший сын жениха-отца, царевич Федор Иванович, а старший сын, царевич Иван, был уже помолвлен женихом в это время.

«Но, – говорил впоследствии сам царь, – враг воздвиг ближних многих людей враждовать на царицу Марфу, и они отравили ее еще когда она была в девицах: я положил упование на всещедрое существо Божие и взял за себя царицу Марфу в надежде, что она исцелится; но была она за мною только две недели, и преставилась еще до разрешения девства. Я много скорбел и хотел облечься в иноческий образ, но, видя христианство распленяемо и погубляемо, детей несовершеннолетних, дерзнул вступить в четвертый брак».

Вот все, что известно об этой бедной девушке, погибшей потому, что она слишком высоко поднялась из простой купеческой семьи.

В начале 1572 года, т. е. через нисколько месяцев после смерти царицы-девушки Марфы Васильевны Собакиной, Грозный решился на четвертый брак, запрещенный церковью.

Созван был собор святителей – митрополит, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, которых царь смиренно молил о разрешении ему четвертого брачного союза. Избранная им невеста была Анна Колтовская.

– Женился я первым браком на Анастасии, дочери Романа Юрьевича, – говорил царь перед лицом собора: – и жил с нею тринадцать лет с половиною; но вражьим наветом и злых людей чародейством и отравами царицу Анастасию извели. Совокупился я вторым браком, взял за себя из черкас пятигорскую девицу и жил с нею восемь лет; но и та вражьим коварством отравлена была. Подождав немало время, захотел я вступить в третий брак, с одной стороны, для нужды телесной, с другой – для детей, совершенного возраста не достигших, потому что идти в монастырь не мог, а без супружества в мире жить соблазнительно: избрал я себе невесту, Марфу, дочь Василия Собакина; но враг воздвиг ближних моих людей враждовать на царицу Марфу, и они отравили ее еще когда она была в девицах: я положил упование на всещедрое существо Божие, и взял за себя царицу Марфу в надежде, что она исцелится; но была она за мною только две недели и преставилась еще до разрешения девства. Я много скорбел, и хотел облечься в иноческий образ, но, видя христианство распленяемо и погубляемо, детей несовершеннолетних, дерзнул вступить в четвертый брак».

Видя такое смирение и великое моление царя, все плакали. Собравшись потом в Успенском соборе, святители положили: «простить и разрешить царя ради теплого умиления и покаяния, и положить ему заповедь не входить в церковь до Пасхи;, на Пасху в церковь войти, меньшую дору и пасху вкусить, потом стоять год с припадающими; по прошествии года ходить к большей и к меньшей доре; потом год стоять с верными, и как год пройдет, на Пасху причаститься святых тайн; со следующего же 1573 года разрешить царю владычным по праздникам владычным и богородичным вкушать богородичный хлеб, святую воду и чудотворцевы меды; милостыню государь будет подавать сколько захочет. Если государь пойдет против своих неверных недругов за святыя Божии церкви и за православную веру, то его от епитимии разрешить: архиереи и весь освященный собор возьмут ее тогда на себя. Прочие же, от царского синклита до простых людей, да не дерзнуть на четвертый брак; если же кто по гордости и неразумию вступит в него, тот будет проклят».