Симона Ру - Повседневная жизнь Парижа в Средние века Страница 30

О них говорится в списках налогоплательщиков, в документах, связанных с земельными сделками, в судебных делах, уголовных и гражданских, где они проходят в качестве то главных действующих лиц, то свидетелей, а то упоминаются как соседи. Зачастую их называют лишь по именам, и по скудным средневековым источникам трудно представить себе грани их повседневной жизни. Однако кое-что из них почерпнуть все же можно, нужно лишь внимательно вчитываться, чтобы найти подтверждение традиционным представлениям или обнаружить неожиданные черты.

В третьей части нашего исследования речь пойдет не столько о грузе иерархий, навязанных сословным обществом, сколько об облегчении, которое приносят солидарность и избранные связи. Конечно, в семье, в мастерской, в обычных отношениях, завязывающихся в ходе повседневной жизни, тоже есть своя градация и уровни почетности, даже на самой низшей ступеньке иерархической лестницы. Разумеется, родственные связи, возраст, пол, как и в большинстве обществ, навязывают отношения, которые могут оказаться скорее обузой, чем поддержкой. Но если взглянуть на обычное течение будней с точки зрения подчиненных, работников, то формы взаимопомощи — стремление поддержать, не оставить в беде, ввести в избранную группу — имеют больше плюсов, чем минусов. Если воздух города делает свободным, как говорится в одной немецкой пословице, то воздух Парижа оказался очень действенным, и, без всякого сомнения, в этом большая заслуга его ремесленников и купцов: организовав свои цехи и дав им устав, они добились своего рода социального признания, несущего с собой свободу и новую солидарность.

Мы проследуем тремя разными путями, которые в конечном счете дополнят друг друга.

Во-первых, труд и повседневная жизнь в мастерских и лавках. Ремесленные цехи оставили свои уставы, создающие менее абстрактное и идеализированное представление о них, как считают априори. Затем мы пойдем дальше и рассмотрим весь парижский мир труда, находящийся вне защиты и контроля со стороны корпоративных структур, к которым обычно сводят столичный мир труда и торговли. Далее мы проследим за изменениями и развитием в конце Средневековья, подкорректировав немного статичный подход к делу, выраженный в нормативных актах, и образ, намеренно созданный людьми той эпохи, которым социальные, экономические или политические перемены казались деградацией старого уклада, считавшегося лучшим, к которому следует вернуться, чтобы исправить зло.

В следующей главе говорится о формах солидарности, обеспечивающих определенную сплоченность обычного парижского общества, о связях, проистекающих из социального статуса, то есть по принципу родства, пола и возраста; эта солидарность дополнена и подкреплена отношениями, завязанными в рамках корпорации, и теми, что создает город в зависимости от уровня достатка. Но они несут с собой и целую систему ограничений. Ее можно подправить или смягчить системой связей по собственному выбору, а потому не такой жесткой. Поддержка и дружба, существующие в товариществе или ассоциации, уравновешивают недостатки социальных структур, ограничивающих свободу личности.

Наконец, в последних главах собраны порой незначительные, порой случайно упомянутые факты обо всем, что относится к повседневной жизни: жилье, одежда, еда, развлечения. Мы не пытаемся охватить в нашем исследовании все возможные области человеческой жизни. Доступные нам материалы чрезвычайно разрозненны, приходится обращаться к письменным источникам, изображениям или археологическим находкам, стремясь придать исследованию надежную основу, в том числе и когда речь идет о банальном и очевидном.

Глава седьмая

В лавке и в мастерской: труд ради хлеба насущного

Повседневный труд большей части жителей столицы мало отражался на облике города, поскольку вся производственная и торговая деятельность протекала в обычных домах, даже если порой и выплескивалась на улицу. Включению трудовой деятельности в городское пространство соответствует традиционный тип труда, как следует укоренившийся уже в XIII веке и просуществовавший до XIX века. Находясь под властью хозяина мастерской или лавки, ученики, слуги, подмастерья и помощники образовывали небольшую общину: все жили под одной крышей, делили стол и кров. Чаще всего предприятие было семейным: в него входили глава семьи, его супруга, дети, порой брат или другой родственник. Дом, семья, мастерская — всё это тесно сосуществовало под отеческой властью хозяина. Ремесленники долго придерживались такого образа жизни, который мало описан в средневековых источниках, поскольку был самым обычным делом. Составить хоть какое-то представление об этой банальности можно по документам, в которых говорится о средневековых парижских домах.

Дом — место труда и проживания

Производственная и перерабатывающая деятельность мало отразилась на внутреннем устройстве и архитектуре обычных домов, если судить по документам, касающимся операций с недвижимостью. Ремесленники, снимавшие или покупавшие жилье, дом, размещали там свои инструменты, не проводя капитального ремонта, и могли переделать под мастерскую любую комнату.

Разумеется, были ремесла, для которых требовался минимум специального оборудования. Булочникам приходилось строить большие печи с очень толстыми стенами, чтобы уберечь соседей от пожара: их сооружение входило в обязательства, определенные обычаем, и такие печи отличались от простых домашних печей. Это правило распространялось и на горшечников. Мукомольные мельницы находились на Сене, они были необходимы для города и, хотя и редко упоминаются в земельных документах, часто присутствуют на изображениях Парижа в иллюстрациях к манускриптам. Ткачество, сукноделие, крашение тканей вписывались в городское пространство. Красильщики селились на берегу реки, как, например, семейство Гобеленов, которые в конце Средневековья заняли берега Бьевр. Суконщики расположили в восточной части правобережья Сены свои блоки, то есть устройства для просушки, стрижки и натягивания сукна, ибо для изготовления хорошего сукна требовалось произвести два десятка операций. Можно еще вспомнить о кузницах, где подковывали лошадей и других животных, используемых для перевозки людей или грузов. Они упомянуты в нескольких текстах просто как топографический ориентир. Но в целом таких приметных мест было мало, особенно в сравнении с преобразованиями, вызванными в городе крупными фабриками и заводами. Средневековую столицу характеризует почти полное отсутствие специфических мест и большое распространение трудовой деятельности по всему городу.

В описаниях домов, содержащихся в документах, функция рабочего места отражена через упоминание рукодельни, которую никогда не описывают. В более подробных текстах конца Средневековья указана обычная структура парижских построек, где первый этаж чаще всего отведен под ремесленную или торговую деятельность: рукодельня — это передняя комната, выходящая на улицу и названная так потому, что именно там работают хозяин с помощниками. Обычно ремесленник сам продавал плоды своего труда, и окно, выходящее на улицу, было устроено так, чтобы служить вывеской. Оно было снабжено небольшим лотком под навесом, на котором можно было разложить или развесить изготовленные предметы. По вечерам лоток и навес складывали, закрывая окно. Такое устройство изображено на нескольких видах парижских улиц. В текстах такие витрины называют «окнами для продажи». Некоторые прилавки не складывались, а потому постоянно перегораживали улицы; разрешение на них мог дать только королевский или феодальный смотритель дорог, и владельцу приходилось вносить ежегодную плату за причинение неудобства.

Таким образом, ничто не мешало ежедневным контактам между рукодельней и улицей. Прохожие (потенциальные клиенты) видели снаружи, как работают мастеровые, и могли судить об их труде. Несомненно, можно было запросто завязать разговор и сделать заказ. Понятно, как ремесленники и лавочники делали себе рекламу: выставляя товар и, возможно, зазывая речами, о чем ясно сказано в нескольких цеховых уставах, запрещающих окликать клиента своего собрата, прежде чем тот закончит начатый разговор: нельзя перебивать друг у друга заказы. Так оживлялись улицы: толпы зевак, выставленные в витринах разнообразные товары, выкрики торговцев, завлекавших клиентов, наполняли их красками, звуками, движением. Рукодельня и окно для продажи обеспечивали непосредственную и живую связь между частным пространством труда и общественным пространством улицы.

Эта связь осуществлялась и через оформление входной двери. В описи имущества, составляемой после смерти владельца, порой говорится о «седалище, выставляемом у двери», то есть о скамеечке, которую ставили у порога. На ней с раннего утра сидел помощник или ученик, присматривавший, чтобы с лотка не воровали выставленные товары, или же ее предлагали клиенту во время торга, чтобы тому было удобнее и чтобы разговор завершился к выгоде торговца.