Николай Дубровин - Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник" Страница 30

«В последний мой проезд по губерниям, писал император Александр в указе Св.Синоду [270], в некоторых из оных, должен был, к сожалению моему, слушать в речах, говоренных духовными лицами, такие несовместные мне похвалы, кои приписывать можно единому Богу. Поколику я убежден в глубине сердца моего в сей христианской истине, что через единого Господа Спасителя Иисуса Христа проистекает всякое добро и что человек, какой бы ни был, есть единое зло, — следовательно, приписывать мне славу в успехах, где рука Божия столь явна была целому свету, было бы отдавать человеку то, что принадлежит всемогущему Богу.

«Для того долгом считая запретить таковые неприличные выражения, поручаю Св.Синоду предписать всем епархиальным архиереям, чтобы, как они сами, так и подведомственное духовенство, при подобных случаях, воздержались от похвал, толико слуху моему противных, а воздавали бы единому токмо Господу сил благодарение за ниспосланные щедроты и умоляли бы о излиянии благодати Его на всех нас, основываясь на словах священного писания: Царю же веков нетленному, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков.»

Прошло шесть лет после этого указа, и в 1823 году тот же Филарет, будучи митрополитом московским, на случай встречи императора, писал Гавриилу тверскому: «в речи не хвалите государя, а говорите что-нибудь полезное и правдивое» [271].

Но мы опередили события и должны сказать, что с тех пор как Александр І стал во главе религиозного движения, в наших гостиных стали чаще говорить о внутреннем соединении человека с Богом, о внутреннем возрождении и внутреннем хождении по пути религии и нравственности.

Прежнее вольнодумство было покинуто обществом, и кто не был истинно благочестив, тот старался казаться таковым. Идея возрождения и обновления внутреннего человека завербовала себе многих дам высшего круга, из коих некоторые, как например: кн.Голицина, кн.Мещерская, гр.Толстая, Хвостова, фрейлина Стурдза — имели большое влияние на государя и императрицу Елизавету Алексеевну. Религиозное настроение охватило многих лиц, стоявших во главе администрации, не исключая духовенства, сочувствовавшего деятельности тех, которые своим служебным влиянием или путем литературы распространили мистическое учение.

С каждым годом число выходящих мистических книг значительно увеличивалось: выходили или новые издания прежде вышедших книг или новые переводы и новые оригинальные сочинения. Некоторые из них были посвящены высочайшему имени и даже изданы на счет государя [272]. На этом поприще трудились: Лабзин, Уткин, Шамшин, Сахаров, Лубяновский, сенатор 3. Карнеев, Хвостова, княгиня Мещерская и друг. В десятилетие с 1813 по 1823 год вышло до 60-ти мистических сочинений, из коих приходилось на долю Эккартсгаузена более 25, Гион — 9, Ю.Штиллинга — 4, Таулера — 2, и до десяти сочинений других иностранных писателей, причем «Философия» дю-Туа ценилась мистиками едва ли не выше Евангелия. В числе оригинальных сочинений были: «Плод полюбившего истину» — Лопухина; «Мои мысли о Символе вере» и «Мысли при чтении молитвы Господней» — сенатора Карнеева: «Письма к другу» и «Совет души моей» — Хвостовой и другие. Словом, мистическая литература настолько обогатилась, что один из переводчиков мог сказать: «Благодарение Богу! y нас теперь довольно вышло и выходит мистических книг, так что в средствах нет недостатка». К этому надо прибавить, что сверх книг издавались еще и мистические журналы: «Друг Юношества» Невзорова (1807—1815) и «Духовный год жизни христианина» (1816 г.).

Все эти издания, выходившие без участия духовной цензуры, встречались русским обществом с большим сочувствием, дали перевес над учением православной церкви и послужили к основанию нескольких тайных сект, в числе которых была секта и известной Татариновой.

Между тем, Библейское общество быстро распространялось и, в виде местных отделений, охватило почти всю Россию. В короткое время все уголки ее были переполнены книжками и брошюрами общества; но изданные без всяких вероисповедных примечаний, оне не имели никакого значения для народа, валялись по шинкам и кабакам, и даже были употребляемы на обертки. Все это убеждало некоторых в необходимости, не нарушая устава Библейского общества, иметь в стороне его руководящий орган, который давал бы необходимые объяснения основ религии, давал бы тон, направление и объяснял деятельность библейских отделений. Таким органом в глазах А.Ф.Лабзина мог бы служить возобновленный под его редакцией «Сионский Вестник».

— Человек есть l'animal sociable и требует общества, говорил он князю A.Н.Голицыну. Но какие есть y вас общества? Человек молодой и хорошо воспитанный, вступив в свет, встречает все то, что опровергает или, по крайней мере, противоречит внушенным ему правилам. Куда он денется: хочет есть и пить — есть трактиры, хочет танцевать — есть балы и клубы, в карты играть — везде есть сообщники. Но если бы он искал сообщества для украшения себя в добродетели, в вере, познании истины — где найдет он такое общество? Они подозрительны, они преследуются; самый малый кружок сошедшихся таких людей всегда подвержен какому-то страху, и, если не прямо гонению, то тайному или явному надзору и притеснению. Нельзя ли, по крайней мере, правительству не связывать людям руки добро делать?

Одним из видов такого добра А.Ф.Лабзин признавал издание религиозно-нравственного журнала и предлагал свои услуги. Он уверял князя Голицына, что ничего более не желает, как получить простор и разрешение на проповедание людям Слова Божия. «Есля и государь соизволит признать меня, — писал Лабзин [273], как признают некоторые, годным на служение Господу и братьям нашим, то нужно, чтобы я поставлен был на такой пост или приведен (бы) был в такое состояние, чтобы мог действовать с большим успехом и безбоязненно».

Прошлая деятельность Лабзина, как издателя журнала, подверглась, как мы виделя, осуждению, но теперь обстоятельства совершенно изменились. Князь А.Н.Голицын из врагов сделался человеком, сочувствующим взглядам бывшего издателя «Сионского Вестника». Теперь было такое время, когда Лабзин мог напомнить министру, что только по его представлению бывший издатель находится под гневом государя и оглашен перед публикой человеком не только вредным, но и злоумышленным.

— Если осуждение это правильно, говорил Лабзин, — тогда пусть оно так и останется, если же нет, то справедливость требует снять клеймо, которое тяготит меня, и снять таким же гласным образом, каким оно было наложено. Если нельзя возвратить потерянное, то пусть останусь живым свидетелем того, как легко нанести другому долговременный вред и как трудно оный вознаградить, при всем добром желании.

Эти последние слова, при тогдашнем внутреннем настроении князя Голицына, его честности и душевной чистоте, должны были лечь на него тяжелым укором, как на виновника несчастья человека, давно уже шедшего по тому пути, который теперь призван был им самим единственно правильным в жизни каждого христианина. Князь Голицын просил Лабзина доставить ему все книжки «Сионского Вестника» и всю переписку по журналу в 1806 году. Познакомившись ближе с характером и направлением «Вестника», он сознался, какую ошибку сделал тогда, требуя прекращения, по его теперешнему мнению, столь полезного издания.

В течение этого времени, писал князь императору Александру [274], «милостью Господа и обстоятельствами, Ему единому известными, почувствовал я в сердце своем развязку всего того, что прежде удивляло мой рассудок, и между прочим обратил я свое внимание на «Сионский Вестник»,о котором мне много говорили. Перечитав все места, на кои указано было в замечаниях, сделанных цензуре [275], я ужаснулся, сколько от невежества моего в духе Св.Писания отяготил я судьбу невинного.

«Не имел я никакой личности тогда, но считал, что исполняю свою должность; одна тому причина, что был во тьме, следовательно, и делал все ощупью. Свет Господень просветил меня, и я ясно увидел, что гнал то, что церковь апостольская и древние отцы учили. Я оставляю правосудию вашему, всемилостивейший государь, рассудить, следует ли возвратить доброе имя тому, y кого оное невинно отнято».

Получив предварительное согласие государя на возобновление «Сионского Вестника», князь Голицын всеподданнейшей собственноручной запиской, от 18-го ноября 1816 года, испрашивал официально высочайшее на то разрешение.

«Десять лет протекло от сего происшествия, говорил он, и во все сие время издатель считается под некоторым замечанием, как вредный писатель; то я долгом счел войти во все подробности сего дела и прочесть как те места в «Сионском Вестнике», на которые сделаны были замечания, так и переписку, по сему делу происходившую, и не только не нашел ничего противного христианству, но, напротив, чрезвычайно назидательное сочинение, так что надобно сожалеть о столь долгом молчании сего журнала, и я иначе не могу представить Вашему Величеству как то, чтобы его скорее восстановить для пользы любящих духовные занятия.