Сергей Кремлев - Политическая история Первой мировой Страница 30

Ленин, между прочим, оценил англо-русское соглашение 1907 года верно: готовятся к войне с Германией. Но и противоположный фланг умных русских политиков смотрел на ситуацию так же. Пётр Николаевич Дурново (о нём мы ещё вспомним) справедливо полагал, что всякая российская политика, дружественная Англии, тем самым враждебна Германии, а ссориться с Германией и особенно воевать с ней Россия не может. Точнее, может, но без успеха для себя. Да и незачем это России, потому что никакого непримиримого столкновения интересов у России и Германии нет.

И вот над этим мнением Дурново Тарле слегка поиздевался. Немцам же после опубликования англо-русских конвенций было не до иронии. Они не без оснований публично заявляли: «Рейх в опасности! Англия завершила политическое окружение Германии».

Ещё до обмена Извольского и сэра Артура подписями, с 3 по 6 августа 1907 года, прошло первое после Бьорке свидание Вильгельма и Николая, на этот раз в Свинемюнде. Атмосфера его была тоже, так сказать, «морской» – «штормовой» и ненадёжной.

Извольский, сопровождавший царя, попытался подсунуть немцам так называемый Балтийский протокол с пунктом об «устранении Англии с Балтики». Чудны дела Твои, Господи! Но дела Сатаны – ещё чуднее… Англофил Извольский вдруг выказывал (перед немцами) явную враждебность к Англии.

С чего бы это?

Немцы (в Свинемюнде с кайзером был фон Бюлов) рассудили верно: Извольский хочет их спровоцировать, а потом показать «недружественный» текст с немецкой подписью англичанам. В итоге Берлин принял проект Протокола, вычеркнув из него всё антианглийское. Но в любом случае этот Протокол заранее оказывался пустой бумажкой, потому что подлинно деловой и взаимно лояльный дух уходил из российско-германских отношений как таковых…

В наступившем Боснийском кризисе 1908—09 годов, к которому фон Гольштейн успел приложить слабеющую, но указывающую в нужном (к войне!) направлении руку, Россию вновь ловко пристегнули к проблемам балканских славян.

Германия в 1909 году дважды предлагала Англии урегулировать их военно-морские проблемы, однако Англия от этого уклонилась, зато британское правительство решило строить по два новых дредноута на каждый новый германский – я ещё об этом скажу.

Затем произошла ещё одна проба европейских сил – в Марокко.

В 1911 ГОДУ, с прибытия германской канонерской лодки «Пантера» в марокканский порт Агадир, начался франко-германский Агадирский кризис, где Золотой Интернационал попробовал Тройственное согласие на крепость.

«Прыжку «Пантеры»» предшествовала оккупация французами марокканской столицы Феца. В Марокко у Германии (особенно у монополии «Братья Маннесман») были серьёзные вложения капитала, и Германия потребовала компенсаций. Франция пригрозила войной, к чему её вначале активно подталкивала Англия.

Показательно, что французский социалист Жан Жорес в те времена вёл активную пропаганду против правительства, заявляя, что рисковать из-за Марокко неисчислимыми жертвами войны с Германией – бессмысленное преступление. Имущая элита Франции считала иначе, но повод для войны был действительно мелковат.

Кончилось тем, что в испанском городе Алхесирасе прошла международная конференция, где «пантерным» идеям Германии прищемили хвост. Россия в конференции участвовала, однако уже плелась в хвосте у англо-французской Антанты.

Для Золотого Интернационала это было тогда хотя и опасной, на грани взрыва, но игрой, зондажем. Перед тем как «заваривать» всеобщую свару непосредственно посреди Европы, надо было многое опробовать и оценить, в том числе и проверить готовность России идти против собственных интересов.

Империя Романова к тому времени завязла во внешних долгах, как неосторожная муха в паутине, но тут даже она начала дёргаться и просить у Франции пойти с немцами на мировую. Уж очень опасным для царя было бы ввязываться в войну из-за чужой колониальной распри.

Тем не менее комбинация «Фец-Агадир» как зондаж полностью удалась. После неё стало ясно, что для вовлечения в войну России надо искать другой повод – чисто европейский и для России чувствительный. (Забегая вперёд, скажу, что в конце концов России наступили на её «балканскую» «мозоль»).

О том же, насколько Франции (и Золотому Интернационалу в целом) важно было удержать русский фактор в своих руках, говорит следующая деталь. Хотя Россия оказала французам на Алхесирасской конференции по Марокко лишь вялую поддержку, в поощрение она получила новый заём в 2 миллиарда 200 миллионов франков (843 миллиона рублей). И этот заём спасал царизм, расшатанный первой русской революцией, от финансового краха…

«Прыжок «Пантеры»» оказался полезен и тем, что помог лучше понять резервы англо-германского согласия. Реально они были невелики: во время Агадирского кризиса Англия в конце концов заявила, что выступит на стороне Франции. Британский министр иностранных дел Эдуард Грей оценивал ситуацию так: «В случае войны между Германией и Францией Англия должна была бы принять в ней участие. Если бы в эту войну была втянута Россия, Австрия была бы тоже втянута. Следовательно, это было бы не дуэлью между Францией и Германией, а европейской войной».

Тем, кто стоял за Греем, европейская война, в которой Германия и Россия, Германия и Англия сражались бы друг против друга, была необходима. Однако начинать её в 1912 году было бы для Капитала неразумно. Хотя после Фашодского кризиса прошло немало лет, вооружение ещё не было подкоплено в достатке, да и «колониальный» повод к европейской войне выглядел бы в глазах народов совсем уж сомнительным. Поэтому, вмешавшись на стороне Франции в чисто политической, а не военной фазе Агадирского кризиса, Англия страсти до поры утихомирила.

Надо, впрочем, сказать, что Англия, хотя и входила в Антанту, имела внутри себя силы, способные всерьёз договориться с Германией, если бы кайзер пошёл, например, на снижение темпов морских вооружений. Такой шаг со стороны Германии был бы расценен в Англии как свидетельство явного миролюбия, и Германия вроде бы сама мыслила в том же направлении, о чём уже говорилось. Однако немцам помешали… сами же англичане, а точнее – те английские «подданные», подданной которых всё более становилась сама Англия.

Адмирал Тирпиц соглашался поладить с англичанами при условии: Рейх уменьшит программу строительства дредноутов с четырёх до трёх, а англичане свою – с восьми до четырёх. При всех неудобствах для Англии тут было о чём говорить. Директор «Гамбург-Америка линие» Баллин, который соперничал с англичанами на трансатлантических линиях, склонялся к идеям сближения с былыми конкурентами. Его поддерживал банкир Эрнст Кассел, личный друг короля Эдуарда VII.

Кассел вместе с лордом Ревелстоуком и нефтяным дельцом Гюльбенкяном в 1910 году основали Национальный турецкий банк и в союзе с германским «Дойче банком» собирались финансировать железнодорожные и нефтяные ближневосточные проекты. Это были, конечно, империалистические замыслы, но на весы войны и мира они бросали не двенадцатидюймовые «гири» снарядов, а рельсы и буровые колонны.

Если бы Англия заняла в любом политическом европейском конфликте позицию просто нейтралитета, то военного продолжения у такого конфликта, скорее всего, не было бы. Это понимали, вообще-то, все. И как раз мирный вариант стабилизации Европы не устраивал наднациональный Капитал с любой точки зрения.

Всю свою жизнь верно служивший этому Капиталу Уинстон Черчилль в 1912 году, будучи первым лордом Адмиралтейства, лицемерно предлагал Германии устроить «морские каникулы», то есть прервать постройку судов на год-полтора. В 1913 году он это предложение так же лицемерно повторил. Правдив же и искренен он был в марте 1912 года, когда заявил в парламенте, что отныне будет строить новых дредноутов на 60 % больше, чем Германия.

Германия же в 1911 году ещё раз попыталась договориться с Петербургом во время переговоров в Потсдаме по урегулированию проникновения германских капиталов на Средний Восток, включая железнодорожный проект. Кайзер предложил повлиять на Австро-Венгрию и прекратить её антиславянские интриги, если Россия откажется от поддержки британской политики, враждебной Германии.

Лукавил ли здесь Вильгельм?

Вряд ли, ему нужен был хотя бы дружественный нейтралитет России, а ещё лучше – союз с ней. Да, такой союз позволял бы Берлину смотреть на вопросы войны и мира более свободно, но ведь и России он позволял бы сокращать военные расходы в пользу так необходимых нам мирных.

Николай не внял голосу здравого смысла и на этот раз, и «клячу» будущей войны начинали постепенно настёгивать кнутом… Англия была среди активнейших «кучеров», но старательно придерживалась позиции «я не я, и лошадь не моя, и я не извозчик».

Иначе смотрел на тот период знаменитый лидер думских крайне правых, курский помещик Марков-второй… Николай Евгеньевич слыл личностью своеобразной, представляя собой классический, так сказать, образец «оголтелого» монархизма. Богатый землевладелец, он был неотделим от самодержавия, потому что с его падением он терял всё (всё он и потерял)… В эмиграции Марков написал книгу «Войны тёмных сил», где все напасти общества выводил из масонского заговора.