Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая) Страница 30

- Будто бы он поступил так из благодарности к студенту-схизматику за его "достойную чести шляхтича" защиту товарища, попавшего в беду. К сожалению, часть студентов-поляков - верных чад католицизма и Короны устроили Хмелевскому враждебную обструкцию. Один даже ударил Хмелевского, - объяснил Андрей Мокрский.

Жолкевский с доверием отнесся к словам Мокрского и почувствовал к нему расположение. Давние, почти дружеские отношения с родителями обоих студентов, желание воспитать из сына Хмельницкого надежного государственного деятеля Речи Посполитой делали гетмана далеко не беспристрастным судьей в этом, состряпанном отцами иезуитами деле. И он остановился возле Мокрского, прислушиваясь к его словам. Преподаватель поднялся со скамьи.

- Многоуважаемый и досточтимый пан гетман, я лично видел, как студент младшего курса - кстати, весьма ленивый и бестолковый, - Стефан Чарнецкий, ударил Хмелевского по лицу и тот чуть было не упал. Тогда ему на помощь пришел схизматик... Но он же и самый лучший студент коллегии, Богдан Хмельницкий.

- Хмельницкий? - с интересом и, как показалось присутствующим, не без удовольствия переспросил гетман.

- Да, этот схизматик и есть Хмельницкий, - вынужден был подтвердить и ректор коллегии. - Вот поэтому вина католика Хмелевского еще больше усугубляется, всемилостивейший вельможный пан. Сей чигиринский хлоп и схизматик аккуратно посещает церковь Трех святителей и не только там слушает проповеди известного Кирилла Лукариса, проповедующего схизму, но и беседует с ним вне церкви. А еще, вашмость гетман, Хмельницкий проявляет особенно повышенный интерес и симпатии к армянскому купечеству и к ненавистным нам грекам, заводя позорящую честь коллегии хлопскую дружбу с этими купеческими плебеями. Вот уже второй год перенимает у них знание турецкого языка. Какая-то, пусть простит меня пан Езус, туркеня, нечестивая пленница караван-байта, обучает этого схизматика... В свое время протекторат коллегии осудил такое поведение студента. Если бы вы, ваша милость, не вступились за него, он был бы давно уже исключен из нашего учебного заведения...

- Это было давно, преподобный отче; а главное... важно и то, quod desideratur [чего желаем (лат.)] для пользы государства. Насколько мне известно, Хмельницкий прилежно изучает науки в коллегии, не нарушает общего порядка и является патриотом учебного заведения святых отцов... А то, что он взял под защиту католика, вижу в этом gratum симптом. Вам следовало бы воспользоваться этим и с помощью умного католика Хмелевского обратить Хмельницкого в католическую веру. Уверен, что этот благородный поступок Хмелевского еще больше сблизит его с Хмельницким. Ну и пускай, уважаемые отцы, сближаются религии, сглаживаются противоречия между ними... Думать в таких обстоятельствах только о сатисфакции, видеть в подобном происшествии подрыв авторитета школы означает, преподобные пастыри, удовлетворять оскорбленное самолюбие во вред высоким интересам ордена. По вашим отчетам видно, что наш орден во Львове за последние пять лет обратил в римскую католическую веру лишь двадцать русских схизматиков. Да и то из среды духовенства, которому, простите, некуда деваться со своей восточно-греческой верой. Мы закрываем их церкви, и притом не всегда осмотрительно, а чернь как была верна схизме, так и остается, как мы ни стараемся ее окатоличить. Для нас куда важнее обратить в католика одного такого хлопа, как Хмельницкий, приближенного нами к шляхте, чем двадцать попов. Римская церковь всегда была надежным оружием Речи Посполитой. Об этом вы, преподобные отцы, должны бы знать. А за оружие Корона платит государственными злотыми. Нужно похвалить Хмельницкого за его самоотверженную защиту лучшего нашего студента - это обойдется нам значительно дешевле... - Жолкевский вдруг вспомнил, что он сейчас говорит словами своей любимой дочери, однако продолжал: - Обойдется нам дешевле, чем выпустить из коллегии этого умного ученика таким же убежденным схизматиком, каким он был при поступлении в нее. Мы должны взвесить: кто для нас ценнее - Чарнецкий или Хмельницкий? Первый происходит из знатного рода, но шестой сын из десяти детей обедневшего шляхтича. Он плохо учится и никогда не примкнет к схизматикам. А второй - схизматик, успехам которого в учении завидуют десятки католиков, а в жизни, матка боска, наверное, позавидуют тысячи! Такой хлоп, да еще знающий не только латынь, но и басурманский язык, далеко пойдет. Вы оказали бы большую услугу распятию и королю, сделав его преданным Короне дипломатом. Как простой смертный, я советовал бы вам не целиком полагаться на господа бога, когда речь идет о воспитании способной к государственной деятельности молодежи!..

Возбужденный длинной речью, Жолкевский резким движением руки показал вначале на распятие, висевшее на стене, а потом - на портрет короля Польши и, глубоко вздохнув, замолк.

Тихо открылась дверь, и служитель сообщил, что студенты Хмелевский и Хмельницкий по приказу ректора явились и ждут в приемной.

Юношей пригласили в комнату. Впереди шел Богдан, на мгновение задержавшийся в дверях комнаты, чтобы рассмотреть присутствующих в ней людей. Следом за ним так же смело вошел Стась Хмелевский; он был ниже Богдана ростом, по так же строен. Войдя в комнату, они остановились, ожидая указаний.

Жолкевский смотрел на Хмельницкого и Хмелевского восхищенно, даже с некоторой завистью. Невольно вспомнил и свое детство, когда мечтал о чудесных птицах, "своими крыльями защищающих от лихой напасти". Эти юноши, наверное, уже не нуждаются в вещих птицах. Ему, уже пожилому человеку, с покалеченной ногой и больными глазами, нравились эти юноши. Глядя на них, он с удовольствием вспомнил о своем "орлином взлете". И ему хотелось, чтобы эти взращенные им "Хмели", как он их называл, стали его могучими крыльями!..

Жолкевский поздоровался со студентами за руку, как с шляхтичами, чем весьма удивил и окончательно обезоружил отцов коллегии, предложил обоим сесть и, обойдя стол с другой стороны, опустился в свое парадное кресло, стоявшее под распятием.

- Руководителей коллегии очень возмутило ваше поведение на праздничном торжестве, - спокойно, наставительным тоном начал гетман, обращаясь к юношам. - Ваш бардзо недостойный поступок, совершенный в стенах такого прославленного учебного заведения, плохой пример для учащихся не только младших курсов, но и для всего студенчества. Сейчас вам предоставляется возможность раскаяться и предотвратить неприятную rumor [огласку (лат.)], которая может бросить тень на коллегию.

- Прошу, вашмость многоуважаемый гетман, выслушать меня, а не судить о моих поступках только со слов преподобного пана ректора, - с волнением произнес Хмелевский.

Но его перебил гетман:

- Мне уже поведали о проступке пана студента: вы необдуманно выступили со своим глупым стихотворением, осужденным всей коллегией, да еще и выразили свою солидарность с Хмельницким таким способом, какой не подобает студенту коллегии братства иезуитов. Верно я говорю?

- Конечно, так, вашмость вельможный пан гетман. Но известно ли вам, как опозорил меня шляхтич Стефан Чарнецкий? Я тоже польский шляхтич, прошу прощения, досточтимые панове! - обратился Хмелевский ко всем присутствующим. - Я не вызвал на дуэль Чарнецкого, но, как уважающий себя шляхтич, вправе был отблагодарить своего друга, который один только и защитил меня от этих безумных дикарей... И сейчас я, уважаемые преподобные отцы, вынужден буду оставить вашу коллегию и перейти заканчивать образование в острожскую коллегию...

Богдан даже подался вперед, словно хотел остановить своего друга - об этом Стась ничего не говорил ему. Но какое это было смелое решение Хмелевского! Оно обрадовало его, и когда Жолкевский обратился к нему, заметив его волнение, молодой Хмельницкий поднял голову и ровным голосом произнес:

- Прошу прощения у преподобных отцов и вашмости вельможного пана гетмана, но считайте и меня солидарным с моим другом паном Станиславом Хмелевским. Я также оставляю львовскую коллегию и уезжаю для завершения образования в киевскую богоявленскую школу преподобного Иова Борецкого. Несправедливость по отношению к студенту Хмелевскому, которого Чарнецкий ударил по лицу только за то, что он, поляк, прочитал стихотворение на своем родном языке, позорит учебное заведение, и я не желаю дальше учиться в нем.

Наступила тишина. Никто не ожидал, что Хмелевский и Хмельницкий так решительно будут отстаивать свою честь. К тому же один из них вовсе и не шляхтич и не схизматик. Это поразило гетмана и руководителей коллегии.

Первым поднялся со скамьи ритор Мокрский. Встал, выпрямился и откашлялся. Но гетман не дал ему высказаться. Он тоже поднялся из-за стола, вскочили на ноги и юноши, сидевшие напротив него.

- Ясно, панове студенты, можете идти. Беру на себя защиту вашей шляхетской чести. Пан ректор, немедленно отчислите из коллегии этого грубияна Чарнецкого, известив его родителей о недостойном шляхтича поведении их сына на торжественном вечере. Студент Хмельницкий заслуживает похвалы за мужественную защиту своего друга на этом вечере. Что же касается студента Хмелевского... он должен понять, что виновен в том, что сочинил неудачную оду, а не в том, что прочитал ее на языке, который является языком родителей, давших нам жизнь, уважаемые паны, родным языком нашего народа!..