Всеволод Волин - Неизвестная революция 1917-1921 Страница 31

Согласно расхожему ошибочному — или умышленно неточному — толкованию, либертарная концепция не предусматривает никакой организации. Это в корне неверно. Речь идет не об «организации» или ее отсутствии, а о двух различных принципах организации.

Всякая революция обязательно начинается более или менее стихийно, то есть неупорядоченно, хаотично. Само собой — и анархисты понимают это не хуже других, — что если революция не выйдет за пределы этой первоначальной стадии, то потерпит поражение. После первого стихийного подъема в революцию, как и во все другие сферы человеческой деятельности, необходимо внести организационный принцип. И тогда возникает важный вопрос: каковы должны быть формы и основы этой организации?

Одни утверждают, что следует сформировать центральную руководящую группу — «элиту», — призванную управлять происходящим в соответствии со своими идеями, навязать их всему обществу, создать правительство и организовать государство, диктовать населению свою волю, силой устанавливать свои «законы», бороться против тех, кто с ней не согласен, до полного их уничтожения.

Другие считают, что подобная концепция абсурдна, противоречит основным тенденциям развития человечества и, в конечном итоге, абсолютно бесплодна, то есть гибельна для дела Революции. Разумеется, утверждают анархисты, общество должно быть организовано. Но эта новая, естественная и отныне возможная организация должна осуществляться в обществе свободно и, главное, снизу. Организационный принцип должен исходить не из заранее созданного центра, навязывающего свою волю всему обществу, а — отличие именно в этом — отовсюду и завершиться образованием координационных органов, естественных центров, призванных служить всему народу. Безусловно, необходимо участие в этом процессе способных организаторов — той же «элиты». Но повсюду и при любых обстоятельствах они должны быть свободными, полноправными участниками общего дела, а не диктаторами. Они призваны подавать пример и способствовать добровольному объединению, координации, организации граждан с их инициативами, знаниями, способностями и склонностями, не господствуя над ними, не подчиняя их себе и не угнетая. Такие люди стали бы подлинными организаторами, а их дело — подлинной организацией, плодотворной и основательной, ибо является естественной, гуманной, действительно прогрессивной. А другой способ «организации», позаимствованный у прежнего общества угнетения и эксплуатации и предназначенный служить именно таким целям, был бы бесплодным и неустойчивым, несоответствующим новым задачам и поэтому совершенно непрогрессивным. Действительно, в подобной организации нет ничего от нового общества; напротив, она довела бы до пароксизма все пороки общества прежнего, поскольку изменила бы лишь их личину. Принадлежа отжившему свое общественному устройству, а значит, невозможная в качестве основы естественного, свободного и подлинно человечного общества, она сможет существовать лишь при помощи новых уловок, обмана, насилия, угнетения и эксплуатации. Что неизбежно извратит и погубит всю революцию. Очевидно, что подобная организация в качестве движущей силы Социальной Революции непродуктивна. Она никоим образом не может служить «переходному обществу» (как то утверждают «коммунисты»), ибо в подобном обществе должны иметься хотя бы зародыши того, во что ему предстоит эволюционировать; но в обществе авторитарном и этатистском нет ничего, кроме того, что оно позаимствовало у свергнутого предшественника.

Согласно либертарной точке зрения, сами трудящиеся массы посредством своих классовых организаций (заводских комитетов, промышленных и сельских профсоюзов, кооперативов и т. д.), централизованных на основе принципа федерализма, в соответствии с реальными нуждами должны на местах решать конструктивные задачи Революции. Свободно и сознательно, а значит, успешно и плодотворно должны они координировать свои усилия по всей стране. Роль «элиты» анархисты видят в помощи народным массам: в их просвещении, обучении, необходимых советах; они призваны побуждать к тем или иным делам, подавать пример, поддерживать народ в его действиях, но не руководить им на манер правительства.

По мнению анархистов, удачное решение поставленных Социальной Революцией задач может быть лишь свободным и сознательным, коллективным и солидарным делом миллионов людей, гармонично учитывающим все разнообразие их потребностей и интересов, их идей, их сил и способностей, склонностей, знаний, умений и пр. Используя свои естественные экономические, технические и социальные организации, при помощи «элиты» и под защитой, в случае необходимости, своих свободно организованных вооруженных сил трудящиеся массы, как считают анархисты, будут реально двигать вперед Социальную Революцию и неуклонно реализовать на практике все ее задачи.

Взгляды большевиков диаметрально противоположны. По мнению большевиков, именно элита — их элита, — образовав правительство («рабочее», осуществляющее так называемую «диктатуру пролетариата»), должна проводить социальные преобразования и решать все проблемы. Массы призваны помогать этой элите (анархисты же, наоборот, считают, что элита должна помогать массам), верно, слепо, «механически» исполняя ее предначертания, решения, приказы и «законы». А вооруженная сила, подобие армий капиталистических стран, также должна слепо повиноваться «элите».

Таково было — и остается — основное различие двух концепций.

Обе эти идеи Социальной революции противостояли друг другу и во время потрясений в России в 1917 году.

Большевики, как мы говорили, не желали даже прислушаться к анархистам и тем более дать им возможность нести свои идеи в массы. Веря, что обладают абсолютной, бесспорной, «научной» истиной, считая, что должны немедленно обеспечить ее торжество, они повели борьбу и силой уничтожили либертарное движение, как только последнее начало привлекать к себе народные массы: обычная практика всех властителей, эксплуататоров и инквизиторов.

После октября 1917 года обе концепции вступили в острый и бескомпромиссный конфликт.

Четыре года этот конфликт держал в напряжении большевистскую власть, играя все более заметную роль в событиях Революции, пока либертарное движение не было окончательно подавлено вооруженной силой (конец 1921 года).

Мы уже говорили, что вопреки, или, вернее, по причине важности этого факта и его уроков, он тщательно замалчивался всей «политической» печатью.

Глава II

Причины и следствия большевистской концепции

Известно, что верх одержала политическая, государственническая и централистская концепция.

Здесь возникает предварительный вопрос, на который необходимо ответить, прежде чем перейти к рассмотрению событий и других вопросов.

Каковы были основные причины победы большевизма над анархизмом в русской Революции? Как оценить эту победу?

Численное преимущество большевиков и плохая организация анархистов не служат достаточным объяснением неудачи последних: в ходе событий их число могло возрасти и организация улучшиться.

Насилие само по себе также не объясняет всего: если бы анархистские идеи вовремя завоевали широкие народные массы, без него можно было бы обойтись.

С другой стороны, мы увидим, что вину за поражение нельзя возлагать ни на либертарную идею, ни на действия анархистов: оно стало практически неизбежным следствием ряда факторов, не зависевших от их воли.

Попытаемся же установить основные причины поражения анархистской идеи. Их немало. Перечислим их в порядке значимости и попытаемся дать им справедливую оценку.

1. Менталитет народных масс (и образованных слоев населения).

В России, как и повсюду в мире, государство и правительство представлялось народным массам элементом необходимым, естественным, возникшим в истории раз и навсегда. Люди даже не задавались вопросом, являются ли Государство, Правительство[52] «нормальными», полезными, приемлемыми институтами. Это просто не приходило им в голову. И если кто-нибудь задавал такой вопрос, то встречал непонимание — и на этом все заканчивалось.

(В ходе Революции народные массы интуитивно начинали постепенно вставать на анархистские позиции. Но им не хватало сознательности и знаний об анархизме. И времени для их осмысления.)

2. Этот государственнический предрассудок, почти врожденный, сформированный тысячелетней историей и ставший «второй натурой», поддерживался всей печатью, включая издания социалистических партий — особенно в России, где анархистской литературы практически не было, за исключением нескольких нелегальных брошюр и листовок.