Елена Проклова - В роли себя самой Страница 31

Если мои мысли, выраженные только что, послужат поводом для улыбок читателей, "прошедших суровую жизненную школу", я улыбнусь еще раз. Что, личный опыт закалил меня недостаточно, не избавил от глупого максимализма? Ну и прекрасно!..

Впрочем, при всем максимализме я не могла забывать о насущном и материальном. Пресловутый квартирный вопрос... Мне было крайне нужно свое жилье. Я к тому времени развелась с Виталием, осталась с дочкой. В родительской квартире, в доме на улице Ермоловой, жить мне было трудно. При всем при том, что с родителями у меня искренняя обоюдная любовь. Но одно дело - любить, а другое - стеснять. Дело тут не в квадратных метрах и не в количестве комнат в квартире. Мой режим, мои занятия, мои друзья - все это плохо вписывалось в привычки старшего поколения. Тратить себя на самоограничение или подавлять маму с папой - это совсем не по мне. Так себя вести я не могла, как не могла ни на минуту допустить возможность размена жилой площади.

Я много слышала самых настойчивых советов в пользу размена, даже от близких подруг:

- Ну и что тут такого? Когда давали квартиру, ее ведь давали и на тебя. Ты имеешь право.

Какое право? Мои родители, чудесные люди, самые дорогие для меня, - и вот я им стану говорить слова "жилплощадь", "квадратные метры", сколько-то метров вам, сколько-то мне... И затем перейду от слов к делу, найду разменный вариант... А в результате не будет решен квартирный вопрос, но просто окажется разорено теплое человеческое гнездо, в котором я выросла. В котором должны и теперь, в привычной им обстановке, продолжать нормально жить не очень уже молодые люди. Они имеют право. А вот я - нет, если мое право задевает их хотя бы чуть-чуть.

И я жила в съемных комнатушках, в каких-то временных углах. Еще - у друзей. Еще - у тех, с кем в какой-то период намеревалась навсегда соединить свою жизнь (но поскольку не соединила, то не вхожу в дополнительные подробности на эту тему). А еще я жила в гостиницах и поездах, зачастую принимая "дальние" предложения сниматься именно из соображений, чтоб мне было где жить какое-то время...

Мечты о собственной квартире были для меня из разряда самых несбыточных. Даже встать в очередь, кооперативную, в самый ее конец - и в эту возможность мне не верилось. А уж дождаться, что эта фантастическая очередь когда-нибудь обернется для меня номером первым,- это и вообще был бред.

Кроме того, чтобы встать в квартирную очередь, нужны были еще и деньги. Но как я ни работала, бесконечно снимаясь и выступая с концертами (театр - это было само собой), все равно никак у меня не получалось собрать достаточно денег на квартиру. Я хочу подчеркнуть: собрать, а не заработать. Ну, не держались у меня деньги: приходили - и уходили, сколько бы я их ни зарабатывала...

Я прилагала титанические усилия, день за днем посвящая "борьбе с нуждой" (так один мой знакомый прозвал заработки на творческих встречах, очень тяжелых своим бесконечным повторением). Но нет - гонорары уплывали у меня из рук. Не создана я для того, чтобы класть денежку в кубышку. Мне всегда немножко не хватает. Я до самого последнего времени постоянно жила по системе "чуть-чуть в долг". Как только зарабатывала - первым делом какую-то часть приходилось отдавать. А остаток всегда тратился мной там, куда я заходила. Зашла на рынок - потратила на рынке. Зашла в магазин накупила всего в магазине: в книжном - книг, в тряпичном - тряпок. Вот такой характер. Я не знаю цену деньгам. Может быть, потому, что никогда не оказывалась в ситуации их полного отсутствия, призрака голодной смерти. (Недельная голодовка, плановая она или вынужденная,- пустяк, только благо для здоровья.) И никогда денег не было столько, чтобы вообще о них не думать, просто платить, сколько понадобилось и когда понадобилось.

О деньгах еще могу сказать, что их присутствие или отсутствие ничего для меня не меняет. То есть меняет - но только то, что абсолютно второстепенно: наличие или отсутствие, увеличение или сокращение количества материальных предметов в моем распоряжении. А мой характер, мое настроение, взгляд на жизнь - нет, они не меняются. И значит, в сущности, не меняется ничего.

Я не пытаюсь спорить с очевидным: любому человеку, чтобы жить и действовать, нужны деньги. Идти на прием или на творческий вечер надо в соответствующем наряде, вместо него не предъявишь никакую свою особую нравственную позицию. В такой ситуации самый нравственный образ действий он же самый простой: надо быть одетой на уровне. А это, в свою очередь, значило, что, если можно было привезти из-за границы дефицит - например, магнитофон или видео,- я эти вещи привозила. Привозила с целью продать здесь по ценам "черного рынка" и потратить разницу так, как требовала жизнь и мое в ней положение. И как того требовал мой характер. Одна из его черт: я люблю делать подарки. Себе и другим, причем не меньше, чем себе. А вот еще одна черта моего характера: хоть я и практиковала жить немножко в долг, но то, что беру, отдаю всегда вовремя...

И вот я получила премию, оказалась хозяйкой большой суммы, которая уже вполне "тянула" на квартиру, на первый взнос. Но очередь? Мечта так и оставалась мечтой...

И вдруг сбылась совершенно внезапно, благодаря помощи очень хорошего моего друга, тогдашнего директора "Мосфильма" Сизова Николая Трофимовича. Была поездка в Италию, от Госкино. А как правило, когда ездишь, то в таких условиях и за это время спонтанно узнаешь друг о друге почти все: как не слушается дочка, чем или кем увлекся сын и так далее. Ты рассказываешь, тебе рассказывают, потому что все чувствуют себя немножко как бы родными, своими среди чужих. Но вот уже время визита нашей делегации кинематографистов закончилось, мы летели обратно в Союз. В самолете я сидела рядом с Николаем Трофимовичем, разговор у нас зашел о том, как я живу, где я живу.

Я поплакалась, раз затронули больную тему. А Николай Трофимович был просто поражен (хотя я не совсем еще понимала, чем собственно: для всех, по-моему, жилье было острой проблемой). Он забросал меня вопросами: сколько человек прописано в квартире на улице Ермоловой? Могу ли я как-то извернуться с деньгами?

Я отвечала:

- Прописаны мои родители, дедушка с бабушкой, брат, я, моя дочка... С деньгами сейчас все более-менее: снялась сразу в нескольких фильмах, плюс еще премия от комсомола. Ну и призайму, как всегда...

- Ну так что же ты? Что молчишь-то столько времени?

А он ведь до того, как стать директором киностудии, работал в Моссовете. Все знал, всех знал, его все знали. И теперь Николай Трофимович не умолкал, сидя рядом со мной в самолете:

- Ты что думаешь, другие-то как квартиры получают? А ведь ты такая актриса, тебя тоже все знают. Ты и сама бы если пришла, тебе не отказали бы... Ну а уж теперь - тем более. Поможем, поможем, все что надо сделаем. Ты прямо завтра и приходи, к девяти часам.

Была такая практика: до начала рабочего дня в Моссовете, до девяти часов утра, всегда оставляли запас - минут пятнадцать, для своих людей. В это время мне и следовало принести заявление.

Настало завтра. Я пришла с заявлением и полной уверенностью, что ничего у меня из всей этой затеи не выйдет. Николай Трофимович меня встретил и повел в какой-то кабинет, где кто-то сидел:

- Здравствуйте, Иван Иванович! (Или Петр Петрович, я не помню, если честно, да если бы и помнила - вряд ли в этом случае есть разница).

- Здравствуйте, проходите! Я вас жду. Узнал, конечно, узнал... Елена... Да вы же моя любимая актриса! И что у вас?

- Вот... Заявление, на квартиру...

Иван Иванович (Петр Петрович) его взял, прочел:

- Да, да. Конечно, тут тянуть нечего.

Николай Трофимович еще поддержал меня:

- Обязательно нужно найти вариант в пределах Садового кольца. У Елены Игоревны очень много работы, и театр, и съемки. Обязательно в пределах Садового.

Иван-Петр Петроиванович не возражал:

- Вы конкретно, пожалуйста, говорите, что вы хотите?

Слыша это, я верила своим ушам и не верила.

- Ой, я не знаю... А что можно?

- Ну, в пределах закона возможно все.

Эту его фразу я очень хорошо помню, с мимикой и интонацией.

- Да мне бы вот с дочкой...

- А-а, с дочкой. Значит, двухкомнатную.

Тут я совсем почти онемела и остолбенела от счастья. Наперед-то я думала-гадала, что мне предложат комнату, от силы уж - однокомнатную квартиру. А Петр-Иван уже писал красными чернилами на полях моей бумаженции. И эту его надпись я тоже отчетливо помню, сейчас прямо так и вижу :

"Срочно разобраться, об исполнении доложить".- Написав, он сказал:

- Идите в комнату номер...

Я улетела в ту комнату. Там мне - чуть ли не как генералу, "под козырек":

- Сейчас, сию минуту. Давайте, что там у вас...

Я подала заявление с красной резолюцией. Мне стали предлагать варианты: Теплый Стан, Бирюлево...

- Нет, нет. Вы поймите, это действительно для меня нереально.

- А больше нечего предложить.

- Спасибо. Тогда мне ничего не нужно.- Я встала, собралась уходить.