Василий Сиповский - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 Страница 31

Н. А. Котляревскій говоритъ о повѣстяхъ Пушкина слѣдующее: "Оба памятника стоятъ совершенно одиноко въ нашей литературѣ тѣхъ годовъ. Мы не найдемъ имъ предшественниковъ ни y насъ въ Россіи, ни даже на Западѣ. Все, что до Пушкина писано въ этомъ родѣ на русскомъ языкѣ, ничтожно и не возвышается надъ уровнемъ литературной посредственности: все, что писано на Западѣ — при всѣхъ красотахъ выполненія — не достигаетъ той художественной простоты, той ясности въ замыслѣ и той жизненной правдивости въ рѣчахъ и поступкахъ дѣйствующихъ лицъ, которая такъ поражаетъ васъ въ историческихь романахъ Пушкина… Не сравнимъ мы съ ними ни сентиментальныхъ нѣмецкихъ романовъ Лафонтена, или Мейснера, въ которыхъ много чувствительности и мало правды, ни французскихъ романовъ типа Гюго, Виньи, или Дюма — геніально-колоритныхъ и патетическихъ, но всегда сбивающихся на сказку, ни, наковец, романовъ англійскихъ — даже такихъ, какъ романы Вальтеръ Скотта, или Бульвера, въ которыхъ воображенія неизмѣримо больше, чѣмъ въ Пушкинскихъ разсказахъ, но въ которыхъ, опять-таки, нѣтъ и психологической правды въ душевныхъ движеніяхъ, настолько сильной, чтобъ обратить историческую личность въ нашего собесѣдника и насъ — въ его современниковъ. A именно всѣми этими качествами и блещутъ историческія повѣсти Пушкина… Прошедшее становится для насъ дѣйствительностью, и, почти безъ усилія фантазіи, мы начинаемъ себя чувствовать людьми иного вѣка, потому что видимъ предъ собой живыхъ людей и живую обстановку, въ которыхъ соблюдены всѣ условія реальной дѣйствительности. Пушкинъ обладалъ этимъ даромъ заставлять читателя жить прошлою жизнью, и только одинъ изъ всѣхъ нашихъ писателеи имѣлъ эту власть надъ временемъ, пока "Война и Миръ" не указала намъ въ лицѣ графа Л. Толстого его законнаго наслѣдника".

Историческая повѣсть въ Россіи до Пушкина.

Итакъ, русская историческая повѣсть до Пушкина была сентиментальная, или романтическая. Къ этимъ двумъ основнымъ настроеніямъ въ началѣ XIX в. стали примѣшивать элементъ мнимо-народный. Онъ проявляется во всѣхъ этихъ произведеніяхъ, всегда въ одинаковыхъ видахъ: "прославленіе православія и самодержавія, перечень разныхъ добродѣтелей, свойственныхъ русскимъ, исчисленіе и, вмѣстѣ съ тѣмъ, извиненіе кое-какихъ пороковъ, археологическая реставрація обстановки, костюма и, по мѣрѣ силъ, самой рѣчи, иногда экскурсіи въ область миѳологіи и народныхъ преданій — вотъ, самые распространенные мотивы и пріемы, при помощи которыхъ авторъ стремился придать своему разсказу историческій и народный характеръ". Романы Загоскина, Лажечникова, Марлинскаго, Мосальскаго, Вельтмана, Зотова, Кукольника, — вотъ, представители такого вида творчѳства. Одиноко среди нихъ стоять повѣсти Пушкина, какъ "Борисъ Годуновъ" — среди тогдашнихъ русскихъ трагедій, крикливыхъ, въ патріотическомъ духѣ…

"Арапъ Петра Великаго".

Въ повѣсти "Арапъ Петра Великаго" Пушкинъ обрисовалъ просто и правдиво русское общество петровскаго времени.

Русское общество въ повѣсти. Петръ Великій. Арапъ-Ибрагимъ.

На фонѣ широко-нарисованной картины тогдашнихъ нравовъ и обычаевъ высшаго свѣта, онъ нарисовалъ типы людей стариннаго склада, враждебно настроенныхъ къ нововведеніямъ Петра (бояринъ Ржевскій) — и типы людей, въ той или другой мѣрѣ, усвоившихъ новые взгляды (Ибрагимъ, Корсаковъ). Не безъ юмора, но безъ всякой карикатурности, нарисовалъ Пушкинъ въ своей повѣсти рядъ характерныхъ сценокъ изъ тогдашней жизни (семейный бытъ русской знати, придворная ассамблея и т. д.). Центральное мѣсто въ повѣсти занимаетъ Петръ Великій, представленный въ обстановкѣ частной, интимной жизни. Пушкинъ представилъ его благожелательнымъ по отношенію къ своему крестнику арапу-Ибрагиму, изобразилъ благодушнымъ хозяиномъ на придворномъ балу, сердечнымъ, простымъ и грубоватымъ въ обращеніи. Такимъ образомъ, идеализаціи въ обрисовкѣ его Пушкинъ себѣ не позволилъ, — нарисовалъ его просто и правдиво. Гораздо блѣднѣе вышелъ y Пушкина арапъ-Ибрагимъ, который, судя по заглавію повѣсти, долженъ былъ занимать здѣсь первое мѣсто. Онъ представленъ сначала въ кругу парижской аристократіи, любовникомъ свѣтской дамы; затѣмъ онъ возвращается въ Россію и, по желанію Петра, дѣлается женихомъ Ржевской. Повѣсть осталась неоконченной, и потому характеръ главнаго героя остался непрояснившимся: намѣчевы лишь вскользь простота и благородство его души, способность къ сильной страсти, но, въ то же время, ничѣмъ не доказана сила его воли, — слишкомъ легко подчиняется онъ Петру. Повидимому, въ Ибрагимѣ Пушкинъ хотѣлъ представить человѣка, преданнаго Петру "безъ лести", рядового сотрудвика и исполнителя его воли, который, "не мудрствуя лукаво", повинуясь долгу и личной привязанности, идетъ вслѣдъ за нимъ. За эту простоту, трудолюбіе и исполнительность Петръ, повидимому, и любилъ своего арапа.

"Капитанская дочка".

Если разобранная повѣсть вышла изъ интересовъ Пушкина къ Петру и къ его эпохѣ, то "Капитанская Дочка" есть результатъ его увлеченія «пугачевщиной». Созданію повѣсти предшествовали архивныя занятія поэта, выпускъ въ свѣтъ капитальнаго историческаго изслѣдованія "Исторія пугачевскаго бунта" и поѣздка въ Оренбургскій край — въ тѣ мѣста, гдѣ развернулась одна изъ самыхъ кровавыхъ страницъ русской исторіи.

Русская жизнь и люди въ повѣсти.

Исходя изъ центральнаго пункта своей работы — «пугачевщины», Пушкинъ въ своей повѣсти до такой степени расширилъ предѣлы своей картины, что бунтъ Пугачева явился только эпизодомъ на фонѣ свободно и широко-нарисованной русской жизни ХѴIII-го вѣка — той провинціальной, которая мирно текла въ тогдашнихъ "дворянскихъ гнѣздахъ", и на окрайнахъ русской земли, въ захолустныхъ "фортеціяхъ" Оренбургскаго края. Мимоходомъ рисуетъ поэтъ уголокъ придворной жизни и военной среды. Онъ выводитъ много лицъ, самыхъ разнообразныхъ, но всегда характерныхъ и исторически-вѣрныхъ: передъ нами, кромѣ главныхъ героевъ, выведены и русскіе помѣщики-дворяне, и гарнизонные офицеры, и бунтующіе крестьяне, и мятежные казаки, и Пугачевъ, и императрица Екатерина, и незабвенный Савельичъ, мелькаютъ и мастерски-очерченные типы француза Бопре, оренбургскаго коменданта Рейндорна, армейскаго кавалериста Зурина и многихъ другихъ. Вся эта масса лицъ и событій, крупныхъ и мелкихъ, трагическихъ и комическихъ, включена въ рамки "семейной хроники". Петръ Андреевичъ Гриневъ, герой романа, словно въ назиданіе своимъ дѣтямъ, просто и безхитростно повѣствуетъ имъ исторію своей жизни, воспитанія, службы, женитьбы… Тонъ этого повѣствованія выдержанъ Пушкинымъ отъ начала до конца, — онъ умѣло скрываетъ себя за своимъ героемъ, и, благодаря этому, въ результатѣ, создаетъ произведеніе, объективное въ высшей степени.

Первая глава — "дворянское гнѣздо" XVIII в.

Въ первой главѣ романа представлена жизнь въ "дворянскомъ гнѣздѣ" конца XVIII-го вѣка, характеризуется та обстановка, та среда, которая тогда воспитывала рядовыхъ служилыхъ дворянъ, на своихъ плечахъ вынесшихъ всю русскую исторію ХѴІII-го столѣтія. Вся эта глава разсказана съ легкою примѣсью юмора, — Гриневъ вспоминаетъ свое дѣтство, нѣсколько подсмѣиваясь надъ собой и надъ своимъ воспитаніемъ, но, въ то же время, эта первая глава проникнута сочувствіемъ и любовью къ изображаемому въ ней быту.

Вторая глава — Оренбургскій край.

Вторая глава изображаетъ первыя впечатлѣнія того края, съ которымъ судьба связала молодого Гринева. Картина бурана въ степи, встрѣча съ таинственнымъ вожатымъ и пророческій сонъ Гринева являются прелюдіей съ тѣмъ впечатлѣніямъ, которыя здѣсь его ожидали. "Сонъ Гринева имѣлъ значеніе эпизода, прекрасно дополняющаго картину бурана и сцену перваго появленія Пугачева, который сливался въ представленіи молодого Гринева, вмѣстѣ съ вьюгой и ея мглой, въ одно своеобразное и стихійно-грозное цѣлое" (Черняевъ). Сцена въ корчмѣ, споръ Савельича изъ-за тулупа и денегъ, встрѣча героя съ недалекимъ оренбургскимъ губернаторомъ Рейнсдорпомъ — сцены, проникнутыя истиннымъ комизмомъ.

Третья глава — Бѣлогорская крѣпость.

Обликъ Пугачева, хотя и мелькомъ начерченный въ этой главѣ, врѣзывается въ память читателя.

Третья глава знакомитъ насъ съ жизнью Бѣлогорской крѣпости, съ семьей коменданта крѣпости — съ его женой и дочерью. Жизнь здѣсь отличается комичною патріархальностью. Всѣми несложныни дѣлами крѣпости правитъ жена коменданта, — она налагаетъ дисциплинарныя наказанія. Самъ капитанъ Мироновъ, предоставивъ административныя и хозяйственныя хлопоты энергичной супругѣ, занимается спеціально-военнымъ дѣломъ — обученіемъ строю старыхъ инвалидовъ, составляющихъ весь гарнизонъ "фортеціи".

Четвертая-шестая главы — любовь Гринева.