Максим Алексашин - Последний бой Василия Сталина Страница 31

Не—ет, что ни говори, Иосиф Виссарионович ловко своих сыновей устроил.

Да, чуть не забыл! Насчет Васиного—то выдвижения. Значит, батюшка, пристроив сына в теплое местечко с уютным таким офисом — за бронеспинкой ну чуточки дефектного истребителя, — заботливо опекал его. Однажды, например, полковника Сталина — с должности начальника инспекции ВВС! — отправил в обычный полк. Перед этим, заметим, предоставил ему возможность отдохнуть в лучших домах Алешинских казарм. Этакий кайф на 15 суток гауптвахты — Канары для старых русских… То была развязка короткого, но яркого романа полковника Сталина с первой первопрестольной красавицей Ниной Орловой…

Лихо поработав против пилотяг «люфтваффе» на Калининском фронте, Василий Иосифович прибавил с гвардейцами и на своем боевом счету — в небе над Семкиной Горушкой. Нашим тогда тоже досталось. Командир полка Сталин вернулся как—то из боя, и в его самолете насчитали 14 снарядных пробоин! Так что когда настала пора обновить потрепанную в жарких схватках технику да пополнить поредевшие ряды бойцов, пилоты решили заодно и расслабиться денек—другой на рыбалке у реки.

Короче, та рыбалка во главе с командиром не прошла незамеченной. Об этом позаботился товарищ Берия. И тогда снова последовало распоряжение Васиного батюшки.

Новиков в своих записках о таких распоряжениях Сталина не упоминает: все должны усвоить, что в тюрьму его посадил Васька! Что Ваське шибко захотелось его маршальское кресло!

Понятно, батюшка старался угодить сынку — за компанию с главкомом велел заточить в темницу и наркома авиационной промышленности, и авиационных инженеров, и чиновников из ЦК партии. Только вот нарком Шахурин вышел на свободу, также написал записки — воспоминания о былом, но нет в них ни обиды, ни оправданий. Ни одним плохим словом не обмолвился он ни о Сталине, ни о его сыне. А под занавес жизни Алексей Иванович признал еще откровенней: «Все на Сталина нельзя валить! За что—то должен и министр отвечать… Вот я, допустим, что—то неправильно сделал в авиации, так я за это и какую—то ответственность обязательно несу. А то все на Сталина!..»

Но это так, к слову…»

Глава 4

Командующий ВВС Московского округа

Нам Сталин дал стальные руки—крылья,

А вместо сердца — пламенный мотор…

Деятельность Василия на поприще командующего столичной авиацией кем только не освещалась. Журналисты всех мастей и рангов рассказывали о чем угодно, только не о том, чем занимался В.И.Сталин на протяжении четырех лет с 1948 по 1952 годы. Обычно вся его деятельность в эти годы сводилась к одному—двум предложениям. «В 1946 году наш герой получил звание генерал—майора, через год — генерал—лейтенанта, а в 1948 году становится командующим ВВС Московского военного округа. Именно его летчики испытывали новейшую технику. А части ВВС Московского военного округа считались образцовыми. Впрочем, Василий мало интересовался авиацией. Его увлек спорт» (Вейгман С. Звезда ВВС. // Столичные новости, № 10 (255), 18–24 марта 2003 г.).

Что ж, поднимем перчатку, брошенную в лицо давно уже умершему Василию Сталину ныне здравствующим журналистом Вейгманом и прочей бумагомарающей братией, и выясним, интересовался ли Василий авиацией и чем он вообще занимался, командуя авиацией Московского округа.

Перед тем как приступить к описанию деятельности Василия Сталина на посту командующего ВВС Московского округа, стоит отметить важный момент в поведении Василия. Начало войны, которое он застал на границе, навсегда запомнилось ему заревом пожарищ: горели аэродромы, бензохранилища, штабы. С тех пор, какую бы более или менее высокую должность ни занимал Василий, в его мозгу запеклась очень важная истина — отныне АВИАЦИЯ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ОТРАЖЕНИЮ ВНЕЗАПНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ.

С самого начала своей карьеры, занимая даже незначительные должности, он оставался верен этому принципу. Показательный пример того, как Василий осуществлял командование своими соединениями, описан даже у О. Смыслова: «На следующий день после вступления в должность командира 3–ей ГвИАД 18.05.1944 Василий Сталин подписывает приказ о прекращении отпусков и в тот же день поднимает по боевой тревоге весь Андреанапольский гарнизон, где базируется вверенная ему дивизия. На следующий день 20 мая 1944 года он еще раз проверяет боеготовность, но результаты не удовлетворяют молодого командира и он отдает приказ: „…тренировать личный состав частей путем проведения частых боевых тревог с задачей довести время готовности: 32 ГвИАП до 10 минут, 63 и 137 ГвИАП до 20 минут. Готовность дежурного звена при всех обстоятельствах через 1 минуту по объявлении тревоги…“. Ниже дана оценка автора этому эпизоду, где утверждается, что «впервые он (В. Сталин — Прим М.А.) как командир пытался контролировать ситуацию в подчиненных частях». А командование 32–м гвардейским авиаполком, исходя из этой фразы, было из рук вот плохим! Не потому ли насбивал один этот полк больше, чем соседние полки вместе взятые? А как трепетно отнесся Василий к родному 32–му полку после вступления в должность: всем полкам двадцатиминутная готовность, а «фавориту» — быть готовым в течение десяти минут! Благодетель прямо! А все объясняется просто: АВИАЦИЯ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ ГОТОВА К ОТРАЖЕНИЮ ВНЕЗАПНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА В КРАТЧАЙШИЕ СРОКИ. И летчики не обижались, наоборот, были благодарны. Высокие боевые показатели — это всегда превосходная подготовка на земле. Ночные боевые тревоги не придурь молодого начальника, а элемент боевой подготовки, значительно сокративший наши потери как в воздухе, так и на земле. А О. Смыслову стоило бы почитать кроме сухих архивных строк, еще и воспоминания лично знавших Сталина людей. Они все в один голос утверждают, что Василий всегда был превосходным организатором и прежде всего думал об интересах дела, о своих боевых товарищах, а после уж о себе! И он приложил максимум усилий, чтобы его полк, дивизия, а после и вся авиация всего округа находились в постоянной круглосуточной полной боевой готовности. Уж кому, как не ему было знать, что перед началом Великой Отечественной войны директивы его отца, И.В. Сталина, и К. Ворошилова, в которых неприкрыто звучали нотки раздражения и недовольства по поводу отсутствия надлежащих средств камуфляжа и плотности построения машин, отсутствия маскировки аэродромов и надлежащей подготовки экипажей, просто игнорировались средним командным звеном (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941–1942. — М.: Яуза, Эксмо, 2006).

Читателям будет любопытно ознакомиться с приказами № 0367, 0042 и 0043, от 27 декабря 1940 г., 19 и 20 июня 1941 г. соответственно, которые даются в приложении. Два из них переданы в авиаполки ровно за пару дней до начала Великой Отечественной войны. Все три об одном и том же — маскировке аэродромов. Вот начало каждого из них: «Приказом НКО 1939 г. № 0145 требовалась обязательная маскировка всех вновь строящихся оперативных аэродромов. Главное управление ВВС Красной Армии эти мероприятия должно было провести не только на оперативных аэродромах, но и на всей аэродромной сети ВВС. Однако ни один из округов должного внимания этому приказу не уделил… При маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано… Самолеты, находящиеся в частях ВВС, взлетно—посадочные полосы, палатки и аэродромные сооружения по своей окраске не удовлетворяют требованиям современной маскировки. Такое отношение к маскировке, как к одному из главнейших видов боевой готовности ВВС дальше терпимо быть не может…» А далее следовали тексты приказов, все более жестко требовавшие маскировки аэродромов, которые… вновь игнорировались. Это как же надо было обнаглеть, чтобы не выполнять подобные приказы непосредственно перед началом войны. К чему привела подобная беспечность, уже известно.

Неслучайно в марте сорок первого для проверки приграничных аэродромов в Западный Особый военный округ был направлен полковник Н.А. Сбытов. В то время Сбытов и сам уже командовал авиацией Московского военного округа.

«Помню, лечу на У–2 и вижу, что самолеты всюду не рассредоточены, не замаскированы — стоят как на ладони! — спустя годы возмущался Николай Александрович. — Приземлился на одном аэродроме — там новехонькие „пешки“ рядком выстроились. Проверил — но они даже горючим не заправлены. Я хвост трубой и докладываю командующему войсками, тот — Щербакову, Щербаков — Маленкову. (После XVIII Всесоюзной конференции ВКП (б), которая состоялась в феврале сорок первого, Маленков был избран кандидатом в члены Политбюро и решал отдельные проблемы военно—оборонного производства). Так вот тогда был рожден документ о положении авиации на границе. Подписали его Маленков, Щербаков, Тюленев и я, как член парткомиссии Главного политуправления РККА. А 4 мая состоялось заседание, на котором присутствовало все командование ВВС. И вот Сталин по той нашей бумаге издает приказ: „Немедленно привлечь к судебной ответственности…“ Это было известно и наркому Тимошенко, и начальнику Генерального штаба Жукову. Короче, управление ВВС отправляет в пограничные округа комиссию. Та комиссия уже через пару дней вернулась и докладывает: „Все в порядке!“ Ну, что ты скажешь!..»