Александр Воронель - И остался Иаков один Страница 31

И вот - евреи снова оказались между двумя этими мирами, теперь уже как участники Западной цивилизации и нежеланные заморские гости на Востоке. Наверное, это не случайно - такова наша историческая роль. Ведь иудаизм является материнской религией в отношении как к христианству, так и к исламу, и обе эти религии имеют свои претензии и свой пиетет к евреям. Обе по-своему враждебны евреям и одновременно испытывают по отношению к ним своеобразный комплекс неполноценности: чрезмерно их уважают и чего-то от них ждут. Ненавидят, презирают и уважают. Тот безумный, иррациональный антисемитизм, который мы время от времени видим то у арабов, то у европейцев, как раз и выдает, что от евреев ждут чего-то большего, чем от всех остальных людей. Ведь друг друга, например, арабы убивают без всякого зазрения совести. И буквально назавтра готовы целоваться друг с другом. Но нельзя себе представить, чтобы они целовались с евреями. Это никак не вмещается в рамки их психологии. Они могут мирно жить с евреями, но не могут признать еврейского приоритета ни в чем, ибо еврейский приоритет разрушает их идеологию. А согласиться на официальный мир с евреями означает для них как раз признание нашего приоритета, ибо этот мир вынужден нашим превосходством, а не их великодушием. И в этом трудность.

У Европы есть та же трудность. Ведь в сущности вся ненависть Гитлера к христианству происходила от его представления, что оно навязано германцам евреями. Сегодня тот же комплекс возник у русских расистов. Любопытно, что этот комплекс неполноценности проявляется и в филосемитизме. Сегодня христиане-филосемиты создали организацию христианских сионистов, которая недавно провела в Иерусалиме свой (второй уже) международный конгресс. В их беззаветной любви к Израилю я вижу выражение одной из двух противоречивых составляющих христианской концепции (другой составляющей которой является антисемитизм). Ведь сама идея христианского смирения требует, конечно, от христиан признания евреев.

Если вернуться к христианско-мусульманскому конфликту, в центре которого мы опять оказались, то можно утверждать, что он был неизбежен. Эти две концепции принципиально несовместимы, и их конфронтация будет продолжаться еще много веков. Обе они вышли из лона иудаизма, но христианство вышло из пророческой, гилелевской ветви иудаизма, в которой преобладали мягкость, свобода воли и, в конечном итоге, жертвенность. Мусульманство же заимствовало из того же иудаизма идею торжествующего мессии, который должен победить не духовно, с креста, а силой, реально, и создать царство Божье на земле. Но поскольку царства Божьего на земле - в духе идеалов справедливости иудаизма - мусульманам, естественно, достичь не удалось, они пошли путем упрощения своих идеалов справедливости. Христиане же, не отказываясь от этих идеалов, перенесли их на небо. Бедный христианин знает, что его положение на Земле несправедливо, но зато царство Небесное принадлежит именно ему. Бедный мусульманин вынужден считать свое положение на земле справедливым, раз у него не хватило силы стать богатым. Ибо сильному положено торжествовать. Так будет и на небе. Христианство идеологически предпочитает поражение неправде. Мусульманин ставит победу, то есть силу, в основание права.

Конечно, евреи пришли на Ближний Восток со своей мифологией, но мне кажется, что и христиане, и мусульмане игнорируют нашу мифологию. Они не интересуются нашими переживаниями, они заняты своими мифами. Для мусульман евреи - агенты христианского мира, способные подорвать основы их культуры своими культурными и политическими ценностями, которые этим основам противоречат. Для христиан, напротив, мы испорченная часть европейской цивилизации, ибо в нас есть мусульманская непримиримость: мы не хотим быть жертвами, мы не хотим дать себя распять, в общем - мы нарушаем христианский идеал. Но здесь нет полной симметрии: в той мере, в какой западные христиане все же цивилизованные и разумные люди, они нас поддерживают, ибо видят нашу относительную близость к их цивилизации - наш демократизм, либерализм и так далее; все это им близко, и до тех пор, пока мы сможем это демонстрировать, нас будут поддерживать на Западе, - но тем больше именно этим мы будем провоцировать Восток, который всячески стремится втянуть нас в борьбу на своих условиях, своими методами. Нашу же собственную мифологию ни те, ни другие всерьез не принимают, считая, что мы попросту лицемеры, которые твердят о чем-то непонятном: Земля Обетованная, какие-то Исторические связи, гуманность и гражданские права. Права качают...

С точки зрения мусульманства, если мы верим в Обетование, у нас не может быть никакого гуманизма. Значит, мы просто демагоги, колонизаторы, которые притягивают Обетование, чтобы оправдать свои дикие демократические идеи, обрекающие их на второстепенные роли (какую еще роль может играть в демократическом обществе человек, не умеющий пользоваться и не ценящий демократических механизмов самоорганизации? Сравним с нашим собственным положением русских "олим"). С точки зрения христианства, вера в Гражданские Права и Гуманизм должна отменить идею заселения, так как заселение требует стеснить волю других людей, не дожидаясь Божественного вмешательства и исполнения Обетования. Значит, мы опять лицемеры, колонизаторы, которые симулируют Гуманизм, чтобы оправдать свои захватнические инстинкты, диктующие нам заселение Иудеи и Самарии для эксплуатации тамошних мирных жителей. Первый официальный сионист Герцль еще не говорил об исторических связях с Землей - он был в этом отношении вполне внутри христианской традиции: он говорил только о "справедливости". С этим христиане в конце концов согласились: да, действительно справедливо дать евреям землю. Особенно, если никто на нее не претендует. Но когда евреи заговорили именно о Сионе, и тем более, когда появилась арабская проблема, христианское сознание уже засомневалось в этой справедливости.

И теперь мы подходим к реальному конфликту. Конечно, его можно рассматривать без всех этих онтологических введений, но его нельзя по-настоящему понять без них, ибо характер и цели всех участвующих в конфликте сторон совершенно различны. Когда мы, следуя за христианской Европой, приписываем арабам определенные политические цели, мы заблуждаемся: у них этих целей нет. Это ложь, которую мы внушаем сами себе и которую арабы охотно внушают европейскому миру, ибо внушение противнику иллюзий, обман противника входят в их понимание борьбы, в их идеологию и их культуру. Но обратимся однако к реальному конфликту.

Кто в него втянут? На первый взгляд, Израилю в нем противостоят все арабы, весь арабский мир. А может быть, даже весь мусульманский мир. Это выглядело бы довольно странно, если бы было действительно так. Но мы уже говорили, что на самом деле это не так: Израиль лишь потому вызвал вражду всего арабского мира, что является вершиной "европейского айсберга"; арабский мир поднялся против превосходства и внедрения европейской цивилизации в его географические пределы; именно эта угроза, а не сам по себе Израиль вызвала такое глобальное арабское противостояние. При этом не забудем, что это противостояние амбивалентно: восток в действительности хочет этого внедрения, но - на своих условиях, с сохранением своего превосходства - как в Саудовской Аравии.

Таким образом, конфликт имеет исторический и глобальный характер; к сожалению, об этом забывают, не понимая, что нынешнее столкновение израильтян и палестинцев есть всего лишь столкновение передних рядов двух огромных армий, скрывающихся за линией фронта с обеих сторон. И в первые ряды с обеих сторон вытолкнули людей не по их воле. Но даже само это "столкновение передовых отрядов" тоже, как правило, толкуют весьма и весьма неправильно: говорят о палестинцах вообще, между тем как палестинцы тоже не являются чем-то единым - не только с арабами, но и внутри самих себя. Эта неоднородность не имеет никакого отношения к тому, являются они народом или нет - вопрос, составляют ли палестинцы народ, меня не интересует, потому что он мне кажется нерелевантным. Национальный миф, которому всего сорок лет, не имеет никакого значения на фоне той исторической многовековой онтологии, о которой мы говорили. Вопрос не в том, есть ли палестинский народ сейчас; более важно, возникнет ли он в будущем; но это никому не известно. Впрочем, и это второстепенно; более существенно, что сама постановка вопроса: конфликт с палестинцами, необходимость решения палестинского вопроса абсолютно не соответствует действительности. Ибо так называемые палестинцы содержат в действительности много разных групп, каждая из которых имеет свои особенности и свои цели. Есть значительная часть палестинцев - это крестьяне Иудеи и Самарии, - которые живут внутри архаичной феодальной структуры. С ними можно враждовать или примириться, но нужно сознавать, что их проблемы не имеют никакой связи с проблемами беженцев Газы, а значит - требуют совершенно иного решения. Проблемы беженцев - это нищета и теснота, проблема крестьян - это земля и традиция. Далее, есть группа арабских интеллигентов Иерусалима, Шхема и Хайфы, однородная независимо от политической географии: это группа высокообразованных людей, понимающих глубинный смысл всего конфликта. Как правило, это богатые люди, дети шейхов, прошедшие школу европейской культуры, которые ощущают себя законными лидерами своего мира. Наша проблема с ними состоит в том, что мы поставили их в униженное и оскорбительное положение. Мы не воспринимаем их лидерства, ибо оно основано на крови, роде и земле, чего для нас, привыкших к западной идее выборных лидеров, недостаточно. Я думаю, что эта группа не сговорится не только с нами, но и с Арафатом. Еще одну группу составляют арабы Израиля. Я не знаю, в какой мере они заинтересованы в нас, а в какой мы сами выталкиваем их на периферию. И наконец - та группа, быть может - самая важная, с которой мы действительно находимся в непримиримом конфликте, возникшем в результате развития государства Израиль. Вот их я, пожалуй, готов назвать палестинцами. Это группа беженцев. Они есть и в Газе, и в Шхеме, и в Ливане, и вот между ними я действительно не вижу особой разницы. В чем их особенности? Они полностью выброшены из феодальной структуры и свободны от ее табу. Они (все или почти все) получили образование, которое позволяет им считать себя, как группу, выше всех других арабов. Многие из них имеют профессиональную подготовку. Именно эта группа особенно жадно стремится к модернизации, хочет зарабатывать, делать карьеру, жить по западному образцу. Их можно - с натяжкой, конечно, - рассматривать как европеизированную прослойку, и им можно приписывать те гражданские чувства, которые обычно приписывают палестинцам вообще. Однако поскольку они все-таки арабы и находятся в контакте с уже упомянутой арабской интеллигенцией, их тянет в арабский мир и скорее всего они останутся в нем, они не станут полностью европейцами. Мысль сделать их европейцами есть только у Хабаша и это не случайно, в этом его главная слабость: он христианин, этим все сказано, лидеры его типа обречены в мусульманском мире.