Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества Страница 32

В целом, государство стремилось сохранить контроль над деятельно­стью трестов. Но, как отмечает историк Б.И.Орлов, «даже в условиях столь

жесткой регламентации тресты находили многочисленные лазейки. Выбо­рочные обследования их деятельности показывали дезорганизацию и пе­рерасход ресурсов». Тресты накапливали огромные запасы сырья, полу­фабрикатов и топлива». Систематически нарушался предприятиями запрет вхождения в акционерные общества, паевые товарищества и иные торго­во-промышленные и кредитные предприятия без санкции Центрального управления государственной промышленностью (ЦУГПРОМа)» .

Переход на рыночные принципы заметно проявился и в области тор­говли. В июле 1921 г. был принят декрет, позволявший любому взрослому гражданину получить лицензию на ведение частной торговли. «Бродячий коробейник, или мелкий разносчик товаров, торгующий на более или ме­нее организованных рынках и базарах, был характерным явлением частной торговли в первый период НЭПа... - замечал британский историк Э.Карр. - Однако, как только частная торговля стала официально терпимым и по­ощряемым явлением, эта примитивная разновидность не могла существо­вать» и уступила место многочисленным частным магазинам. «Огромная масса мелкой розничной торговли почти полностью оставались в частных руках, и только на крупнейших торговых предприятиях государственные органы завоевали прочное положение»[199][200].

Власти пытались противопоставить приливу частной торговли огосу­дарствленную потребительскую кооперацию - Центросоюз, провозгла­шенный в мае 1921 г. единственным агентом правительства по оптовому распределению потребительских товаров по стране. Но нехватка промыш­ленных товаров привела к срыву планов организованного товарообмена и торжеству принципов «купли - продажи». Потребительские и торговые кооперативы стали коммерческими структурами, к тому же сильно зара­женными спекуляцией и коррупцией.

В рамках НЭПа была восстановлена государственная система денеж­ного обращения и финансовых расчетов. В июне 1921 г. правительство отменило ограничения на суммы, хранившиеся у частных лиц и организа­ций; предпринимались усилия по реабилитации денег в сознании населе­ния. Было восстановлено налогообложение в денежной форме, в августе 1921 г. возрожден принцип государственного бюджета, в ноябре создан Государственный банк, а вслед за тем - и другие банки. В 1922 г. был на­чат выпуск червонцев - денег, имевших золотое обеспечение.

Внедрение рыночных отношений немедленно усилило диспропорции между различными отраслями экономики, прежде всего, между промыш­ленностью и сельским хозяйством, а также между отдельными отрас­лями промышленности. Первым эффектом стало в 1921 г. падение цен на промышленные товары. По словам Карра, государственная промышлен­ность распалась на отдельные, безудержно конкурирующие друг с другом единицы, которые «вели себя по отношению друг к другу как на аукционе (лишь бы реализовать свои товары)»[201]. В 1922 г. началось объединение части трестов в синдикаты, которые призваны были монополизировать торговлю в отдельных отраслях (позднее служили также орудием для рас­пределения государственных дотаций и кредитов, ссуд на заготовку сы­рья). К августу этого года удалось восстановить довоенное соотношение между промышленными и сельскохозяйственными ценами. Но уже в 1923 г. положение изменилось в обратную сторону: в результате богатого урожая цены на продукты деревни упали, а на продукцию промышленно­сти они продолжали расти. В результате возник кризис ценовых «нож­ниц», который не только вызывал недовольство крестьян, но и ставил под угрозу всю систему товарооборота между городом и деревней. Вторым тревожным следствием НЭПа стал опережающий рост мелкой и средней промышленности, находившейся преимущественно в частных руках. Раз­витие тяжелой промышленности отставало, что ставило под угрозу боль­шевистские амбиции индустриализации.

Утверждается, что за ценовым неравновесием 1923 г. скрывались первые проявления структурного кризиса нэповской модели. На самом деле, это были структурные проблемы доиндустриальной российской эко­номики, как таковой - весьма схожие с теми, которые существовали и до 1917г. Для широкой индустриализации и развития тяжелой промышлен­ности не хватало средств, и взять их внутри страны «нормальным» пу­тем было невозможно. Частный капитал как до 1917 г., так и особенно в годы НЭПа проявлял мало интереса к капиталовложениям в эту сферу. Ситуация с привлечением иностранного капитала в 1920-х гг. была намно­го хуже, чем до революции. Чтобы выручить средства за рубежом, тре­бовалось резко увеличить сельскохозяйственное производство, но «сред­ние» и тем более «бедные» крестьянские хозяйства, сильно тяготевшие к самопроизводству, не были склонны к такому наращиванию. К тому же, отмеченная ориентация на самопроизводство и докапиталистическая структура потребностей деревни вообще ограничивали развитие внут­реннего рынка и слабо стимулировали рост городского производства. Ко­лебания НЭПа в 1920-х гг. ясно продемонстрировали: эти структурные проблемы можно временно смягчить, но разрешить их в рамках «полуин- дустриальной» модели невозможно.

«Кризис сбыта» 1923 г. удалось преодолеть с помощью мер конъюнк­турного характера - предоставления льготных кредитов сельскому насе­лению и скидок на приобретение сельскохозяйственных орудий, монети­зации сельхозналога, введения твердой валюты в бумажных деньгах, а также нескольких волн снижения отпускных цен на товары промышлен­ных трестов. Правда, последний шаг способствовал, в первую очередь, расцвету торговой спекуляции. Были усилены меры государственного ре­гулирования в экономике.

«К концу 1925/26 года общий объем промышленного производства, по официальным данным впервые превзошел уровень 1913 года. Но вряд ли этим цифрам можно доверять, - отмечает историк И.Б.Орлов. - Экономи­ческая информация того периода была весьма неточной... Советская на­ционализированная промышленность производила товары весьма плохого качества. Рельсы, из которых треть не выдерживала испытания, железобе­тон, выдерживающий напряжение на 30% меньше нормального, галоши, которые носятся два месяца, - такими характеристиками отечественной промышленности пестрели страницы советских газет и журналов»[202].

Между тем, с развитием тяжелой промышленности были связаны и политические амбиции правящих верхов, и их представления о способах обеспечения внешнеполитической и военной безопасности государства. «Ты отстал, ты слаб - значит, ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч - значит, ты прав, стало быть, тебя надо остерегать­ся. Вот почему нельзя нам больше отставать», - объяснял Сталин[203].

В сложившейся ситуации большевистские лидеры избрали путь «бег­ства вперед». XIV съезд правящей партии в декабре 1925 г. сформулиро­вал задачу превратить страну из аграрной в индустриальную, способную своими силами производить необходимое оборудование, и добиться хо­зяйственной самостоятельности. В течение 1925-1926 гг. были одобрены новые крупные капиталовложения в металлопромышленность. Оборудо­вание и отчасти сырье для индустрии предполагалось ввести из-за грани­цы, приобретая его на средства, вырученные от продажи хлеба. Но кре­стьянство, испуганное предшествующим неурожаем, боялось увеличить продажу хлеба; импорт оборудования, напротив, сократился, а банковских средств и кредитов не хватало, произошло снижение курса золотого чер­вонца. Властям пришлось заморозить строительство новых предприятий, повысить косвенные налоги и приступить к широкой продаже водки насе­лению. Утверждают, что когда оппоненты возражали против «спаивания» населения, Сталин ответил им: лучше вываляться в грязи, чем идти в ка­балу к капиталистам... Замораживание капитальных затрат немедленно вызвало рост себестоимости продукции.

В 1927 г. была сделана новая попытка ускорить развитие промышлен­ности, особенно тяжелой. Соответствующие решения принял и XV съезд большевистской партии. Власти попытались ослабить централизованный контроль над промышленностью, передав некоторые вопросы из ведения ВСНХ в компетенцию республиканских экономических органов и трестов и «раскрепостив» заводы, предоставив им большую самостоятельность и возможность поддерживать с трестом договорные отношения. В ВСНХ вместо Центрального управления государственной промышленностью бы­ли образованы отраслевые главки и комитеты, которые получили в 1928 г. все полномочия по оперативному выполнению планов. Тресты станови­лись промежуточной структурой государственного управления промыш­ленностью, предприятия получили большую оперативную самостоятель­ность и переводились на хозрасчет. Им поручалось максимальное сниже­ние себестоимости продукции, то есть осуществление режима экономии за счет работников. С 1927 г. власти распространили на частную промыш­ленность принцип регулирования цен и повысили налоги на прибыли предпринимателей.