Иван Забелин - Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая Страница 32

ГЛАВА II

Внешний вид дворца и наружные украшения зданий. Резное деревянное дело: древнерусская и немецкая фигурная резьба, вошедшая в употребление при Алексее Михайловиче. Общий обзор внутреннего убранства комнат, или хоромного наряда. Комнатная живопись, стенное и подволочное письмо. Царские места, или престолы, троны. Меблировка царских палат и хором. Частный обзор некоторых комнат: Передняя, Комната, Крестовая, Опочивальная, Мыленка.

Внешний вид дворца в конце XVII столетия представлял чрезвычайно пеструю массу зданий самой разнообразной величины, разбросанных без всякой симметрии, единственно по удобству, так что, в строгом смысле, дворец не имел фасада. Здания теснились друг подле друга, возвышались одно над другим и еще более увеличивали общую пестроту своими разнообразными крышами, двускатными, епанечными, в виде шатров, скирдов, бочек, с прорезными золочеными гребнями и золочеными маковицами наверху, с узорочными трубами, искусно сложенными из поливных изразцов. В иных местах возвышались башни и башенки с орлами, единорогами и львами вместо флюгеров. По свидетельству итальянца Барберини (1565 г.), кровли и куполы на царском дворце покрыты были золотом; по карнизу Средней Золотой палаты вокруг шла надпись медными вызолоченными словами, в которой значилось: «В лето 7069 августа. повелением благочестивого и христолюбивого. царя и великого кнзя иоанна Васильевича всея России, владимерского. московского. ноугородского. царя казанского. и царя астраханского. гдря псковского и великого кнзя тверского. югорского. пермского. вяцкого. болгарского. и иных гдря земли ливонские. града юрьева и иных. и при его блгородных чадех, царевиче иване: и царевиче феодоре иоанновиче всея России самодержце» [83].

Кровля Каменного Терема первоначально украшена была, в 1637 г., репьями, наведенными золотом, серебром и красками [84]. Впоследствии она была вызолочена, как можно заключить из того, что в начале XVIII столетия верхний покой Теремного дворца, древний Чердак, или собственно Терем, назывался Золотым Теремком. Некоторые из дворцовых зданий покрывались по тесу белым железом с опайкою английским оловом; но в большом употреблении, особенно на деревянных хоромах, были кровли гонтовые, крытые по-чешуйному; их красили обыкновенно зеленой краской.

Нигде, однако ж, не являлась в такой степени вычурная пестрота и узорочность, как во внешних архитектурных украшениях и разного рода орнаментах, располагавшихся обыкновенно по карнизам, или подзорам, зданий, в виде поясов, по углам в виде лопаток или пилястр и колонок; также у окон и дверей в виде сандриков, наличников, колонн, полуколонн, капителей, шпренгелей, гзымзов, дорожников и т. п., узорочно-вырезанных из дерева в деревянных и из белого камня в каменных зданиях, В резьбе этих орнаментов между листьями, травами, цветами и различными узорами не последнее место занимали эмблематические птицы и звери: орел, лев, единорог и даже мифологические — гриф, птица Сирии и т. п. Михалон Литвин, писатель XVI века, говорит, что вел. кн. Иван Васильевич украсил дворец свой каменными изваяниями, по образцу Фидиевых [85]. Мы не знаем, что он разумел под этими изваяниями, но во всяком случае, его свидетельство любопытно как общий отзыв о тогдашних украшениях дворца.

В древнее время резное дело, по рисунку и по исполнению, отличалось тою же простотою, какую и теперь мы видим в украшениях крестьянских изб. Само собою разумеется, что в украшениях княжеских и боярских хором резное дело выказывало больше затейливости и замысла, больше тщательности и чистоты в работе; но характер художества, в своих приемах, оставался тот же. Рисунок или, выражаясь древним термином, ознаменка вполне зависела от иконописного стиля, всегда рабски, почти по трафарету, переводившего искони принятые, заученные образцы. Порабощение рисунка известным, раз навсегда освященным, типам лишало художников необходимой смелости и возможности самостоятельно выдвинуться вперед из угнетающей и отупляющей среды заученных приемов и разных технических и символических преданий, лежавших тяжелыми цепями на всей художнической деятельности наших предков. В отношении резного дела угнетающая сила таких, приемов и преданий и происшедшее отсюда совершенное искажение или крайнее младенчество рисунка особенно обнаруживались в изображении животных, птиц, зверей, человека. Подобные изображения XVI и XVII ст. и в барельефах, и в целых болванах очень часто напоминают то первобытное искусство, какое находим только или у народов глубокой древности, или у дикарей, вообще на первой ступени гражданского развития. Вот почему, напр., иконы, писанные русскими иконописцами в конце XVII ст., приняты были в Европе за памятники Х или XII столетий.

В изображении растений, так называемых трав. плодов и т. п., рисунок был, конечно, свободнее: но и здесь он был связан теми же заученными образцами, беспрестанно повторяемыми и в больших, и в малых размерах и обнаруживающими вообще или скудость и сухость, или раболепство воображения художников. К тому же травная резьба, более или менее замысловатая, носила название фрящины, фряжских трав, что также указывает на чуждое ее происхождение, именно из Италии и, может быть, не раньше XVI века [86]. Древнейшие травные украшения значительно отличаются от этой фрящины и всегда сохраняют тип своих византийских образцов. Полный простор и для воображения, и для рисунка, как равно и для самой техники резного дела, представлялся у нас в разнородном и разнообразном сочетании простых геометрических фигур, чем особенно и красовались резные украшения хором и вообще всякая резная работа. Едва ли не здесь только должны мы искать старинное наше изящество и красоту и старинный, чисто русский узорочный вкус. Здесь древнее резное художество было, так сказать, на своей ноге. Не умея порядочно рисовать, знаменить, животных и растения и потому боясь выступить с плоской порезки только по поверхности дерева, т. е. доски или столба, в высокую оброчную горельефную резьбу из дерева, которая деревянный брус или столб обращала в хитрое сквозное сплетение различных изображений, — древняя русская резьба вполне удовлетворяла своим вкусам вырезкою на ровной гладкой плоскости простых геометрических фигур, как мы упомянули, разных косиц и прямей, зубчиков, городков, киотцов, клепиков, ложек, желобков, звездок, или вырезкою из брусков и кругляков, маковиц, кубцев, дынь, грибков, репок, кляпышев, горбылей и т. п. Превосходный и самый характерный памятник древней русской резьбы есть деревянное царское место в московском Успенском соборе, устроенное в 1551 г. царем Иваном Васильевичем. Вместе с другими подобными памятниками, оно дает самое полное и верное понятие об архитектурных типах своего времени и о характере резных узорочий. какими украшались хоромы царские и вообще хоромы людей богатых и достаточных. Можно полагать, что тот же характер резьбы господствовал в наших древних постройках и внутренних убранствах не только в XVI, но также в XV, а может быть, и в предыдущих столетиях, ибо он создался постепенно на своенародной почве, своенародными силами, претворяя все заимствованное в своеобразный чисто народный тип. К тому же в те века не много было причин, которые могли бы слишком резко изменить вкус предков, ибо до XVI ст. и чужое, которое приходило к нам и могло иногда служить образцом, мало чем было выше своею туземного. Только с эпохи Возрождения искусств, прямое влияние которой нас не коснулось, мы стали отставать от общего движения не по дням, а по часам и успели сохранить свою художественную старину даже до конца XVII ст. в таком виде, что европейцы, судя по типам и способам работы, как мы заметили, относили ее к Х веку. Резное дело с тем же своенародным характером сохранилось до второй половины XVII ст., когда при царе Алексее, на смену старины, к нам принесена резьба немецкая, фигурная, тоже в стиле Возрождения, но с немецкою, или готическою, его обработкою. Мы упоминали, что такою резьбою была украшена новая Столовая царя, построенная по вымыслу немецкою инженера-архитектора Декенпипа в 1660 г. Затем в 1668 г. в том же стиле украшены хоромы Коломенского дворца и Столовая царевича Алексея Алексеевича во дворце Кремлевском — резчиками, большею частию поляками или белорусцами, вызванными или вывезенными из покоренных перед этим временем белорусских и литовских городов: Полоцка, Витебска и Вильны.

С новым мастерством принесено было и мною новых снастей, или инструментов, до тою времени мало известных русским мастерам. До сих пор эти инструменты сохраняют печать своего немецкого происхождения в своих немецких названиях: гзымзумбь, шерхебль, шархенбь, нашлихтебль, как именовали их в то время. Еще больше таких же немецких, а отчасти и польских, имен явилось вместе с самыми предметами новой техники. Многие слова русский ремесленник даже и не выговорил правильно и не приискал собственною, всегда точного и меткого, имени подобным заморским струментам и снастям, а равно и резным фигурам: так они были новы и чужды ею сведениям. С того времени в резных украшениях хором, внутри и снаружи, как равно и в украшениях разной мебели, появились карнисы, гзымсы или кзымсы, шпленгери, также шпренгери (щиток), каракштыны или кракштыны (кронштейны), фрамуги (кружало), коптели (капители), базы (подушки), заслупы (род столбов), скрынки (киотцы), скрыдла (фигура вроде крыла), — штапсалькелен или штапзгалкелен с лескою, штапгалнке с лескою, штапганен с лескою, цыроты, цыротные травы, фруфты, флемованные дорожники и т. п. Такими-то словами стали и русские мастера обозначать разные части новой фигурной или обронной резьбы. Вдобавок стали резать резьбу по печатным немецким мастерским лицевым книгам, т. е. по рисункам. Две таких книги в 1667 г. взяты были во дворец из Воскресенского монастыря, патриарха Никона, келейные, по которым он украшал храмы этого монастыря. С образцами и характером этой резьбы, во вкусе Возрождения, могут познакомить нас некоторые предметы из старинной царской мебели, сохранившиеся до сих пор, а главным образом многочисленные иконостасы московских городских и загородных церквей, построенных в конце XVII ст., а также и каменные ростески, т. е. резные, равно и кахельные украшения окон, карнизов и других частей в зданиях, построенных около тою же времени.