Владимир Рыжков - Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны Страница 32

Мы видим отношение к националистическим группировкам, когда в последнее время невозможно легально провести ни одно мероприятие, поэтому в этом смысле сейчас никакой политической поддержки нет. Мне кажется, более интересный вопрос взаимодействия власти и каких-то радикальных группировок — например, бандитов-убийц. У меня есть четкое ощущение, что значительная часть этих реальных боевых групп существует фактически под контролем. И здесь мы никуда не ушли от ситуации прошлого века, когда правоохранительные органы понимали, что все равно такие хулиганы, мотивированные расовой ненавистью, есть, и они внедряют туда своих людей. Фактически они сами эти группы создают, что дает им возможность в случае необходимости эффективно их, когда нужно, разоблачить. В этой среде огромное количество провокаторов, огромное количество информаторов, которые взаимодействуют с властью. Здесь такой клубок, который связан с традиционной оперативной системой работы наших органов власти. И еще я хочу сказать о том, что, когда мы говорим о нацизме в России, нельзя все время говорить про какой-то русский нацизм.

Я уверен, что статистика показала бы, что за последние годы главными жертвами убийств и насилия по этническим признакам были именно русские. В Чечено-Ингушской АССР жило русских, украинцев, евреев и татар почти 400 тысяч человек. И они фактически были изгнаны, и это как раз и есть тот самый настоящий социальный дарвинизм и освобождение жизненного пространства. Они все были изгнаны. Не всех их конечно убили, но они стали беженцами внутри своей собственной страны, и это почему-то в статистику не включается. Вот где — колоссальная проблема.

Действительно, из мониторингов исключены республики Северного Кавказа, потому что там происходит просто другая жизнь. Но на остальной территории России нападения на русских фиксируются.

Мнение по этому вопросу Александра Верховского:

У нас есть это территориальное исключение, потому что мы понимаем, что наша методика там не работает. Но конечно, если в Москве такие случаи имеются (например, организованная группа кавказского происхождения молодежи нападает на человека, потому что он им показался враждебен, или они с криками «Аллах акбар!» бегают по метро) — это типичные акции расистского насилия, и они попадают в статистику. Но я не исключаю, что много случаев проходит мимо нас. Можно заметить, что у нас жертв, которых можно причислить к этническому большинству, явно меньше, чем принадлежащих к этническим меньшинствам. Почему так происходит, понятно более или менее. Потому что насильственные группы являются авангардом некоторого более широкого движения. Они не возникают просто так, на ровном месте. Поэтому их так много в движении «Русских националистов». А то, что мы в Москве видим организованные группы кавказской молодежи, так это, во-первых, появилось совсем недавно, а во-вторых, за ними нет массы, на которую можно было бы опереться. Тут совсем другая пропорция.

Пытаются объяснить проявление националистических чувств в отношении кавказцев тем, что они чем-то не нравятся, например своим поведением. Антисемитизм — это вообще достаточно традиционное явление для России. Но вот чем объяснить и кто это делает в отношении африканцев или латиноамериканцев? Более того, убивают россиян только потому, что у них раскосые глаза, может быть, принимая их за китайцев. Как говорится, бьют не по паспорту — это старая народная мудрость. Бьют всех «не таких, как мы», и это и есть настоящий расизм. Например, охота на чернокожих — это типично скинхедская специфика.

Не менее важный вопрос — а не обостряет ли экономический кризис все, что происходит на этой почве? Например, бытует мнение, что гастарбайтеры, потерявшие работу, криминализуются. Возможно, это отчасти и так, но большая часть людей, потерявших работу, благополучно уезжает обратно. А если не уезжает, то не криминализуется. В смысле они могут, конечно, нарушать паспортный режим — это им наиболее свойственно, но это не преступление. А вообще, по статистике, иностранцы совершают гораздо меньший процент преступлений, чем «свои», и это понятно — потому что они осторожные люди. Они побаиваются. Они не укоренены в массе своей в чужой им среде. Поэтому тут нет большой проблемы. Что же касается организованных радикальных групп, которые уже совершают нападения, то на них кризис может повлиять, но вряд ли даже их ряды особенно пополнятся за счет кризиса. Дело в том, что для того чтобы ряды пополнились, надо приобрести какую-то идейную мотивировку. Нельзя, например, просто, будучи выгнанным с работы, пойти и присоединиться к скинхедам. Это трудно себе представить.

Но с другой стороны, в результате экономического кризиса закрываются градообразующие предприятия, и в таких городах все становятся нервными. И какой-то эпизод может стать причиной для беспорядков.

Мнение по этому вопросу Алексея Навального:

Не соглашусь. Я действительно считаю, что проблема обострится, если значительная часть мигрантов потеряет работу. Если мы вспомним механизм, как они сюда попадают — они занимают там деньги, зачастую их привозят какие-то полукриминальные группировки (они их вербуют сюда и оставляют на положении рабов), если мы банально вспомним, сколько стоит билет до Душанбе, мы поймем, что просто так вернуться нельзя. Ты должен привезти какие-то деньги, заплатить агенту, который тебя сюда привез, ты должен минимально привезти 300 долларов своей семье. Нельзя вернуться просто так, ты должен привезти какие-то деньги. И я думаю, что криминогенная ситуация в этом смысле ухудшится. И, соответственно, будет ответная реакция. Не бывает такого, что люди лежат на диване, а потом вдруг думают, а не устроить ли нам погром. Есть нерешенность огромного количества социальных проблем, и это вызывает недовольство, а маргинальная часть населения после этого вскакивает с дивана и бежит куда-то кого-то бить. Поэтому, естественно, возникновение нацистских групп обусловлено социальными причинами.

И тут важно не только то, что происходит реально, какая-то потенциальная причина, но и то, как она интерпретируется в обществе и в сознании тех людей, которые как-то вовлечены в процесс. Классический пример: недавно некий узбек изнасиловал и убил девочку. А результатом была череда убийств нескольких узбекских дворников. То есть внимание было сфокусировано на том, что он узбек. Хотя если бы внимание не фокусировать, этот ужасный случай не имел бы таких последствий.

Людей нельзя обмануть. Даже если не указывать фамилии людей, совершающих преступления, мы никогда никого не убедим в том, что в стране нет этнической преступности. Она есть. С другой стороны, если постоянно говорить об этом, будет поощряться нацизм.

А ведь у того самого узбека, который убил девочку, не было национального мотива. Он ее убил не потому, что был узбеком, а просто потому, что он был насильником. А простые люди интерпретируют это так — сюда понаехали насильники. В дополнение к нашим русским насильникам, которых здесь и так полно.

Провинция и столица: одна страна?

[24]

Когда мы затрагиваем такую тему, не хочется говорить о каких-то показателях, об экономике, хочется поговорить о более общем. И сразу же поставить вопрос: почему все провинциалы стремятся в Москву? Что их там у себя дома не устраивает?

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева, кинорежиссера, сценариста и драматурга:

Я лично уехал вынужденно. Потому что это был 1999 год, и, к сожалению, культурной жизни в Иркутске не было. Я очень осторожно подбираю слова, потому что не хочется никого обидеть. Конечно, были культурные люди, Иркутск славится многими людьми, там есть драмтеатр, управление культуры, ну а до этого был Вампилов, но как таковой настоящей культурной жизни, то есть того развития, которое просто элементарно нужно молодому человеку, к сожалению, не было и, насколько я знаю, нет. Я не хочу сказать, что в Москве с этим все как-то сильно преуспели, поскольку у меня есть с чем сравнить: в силу своей работы я большую часть времени провожу за рубежом и Москва для меня теперь тоже приравнялась к такой своего рода провинции. Культурная жизнь в Москве сильно отстает, например, от культурной жизни Нью-Йорка или Лондона. Это несравнимо, если это вообще имеет смысл сравнивать. Сразу хочу оговориться — в моей системе координат нет такого сравнения. Я просто думаю, что молодому человеку в Иркутске сейчас живется очень плохо — в культурном смысле жизни. И это зависит от того, что, конечно, культура способствует расширению взгляда человека, его освобождению от комплексов. Одна из главных проблем нашей страны — это зажим. Мы все очень зажаты, у нас огромные комплексы, и преодоление этих комплексов, наверное, — это путь духовный. Но стремление к этому духовному пути может быть только через культуру.