Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922) Страница 32

Из России имел всего одно письмо от Фед. Ильича от 6 ноября. В этот день должна была снова решаться его участь. Была надежда, что оставят в Москве. Результат неизвестен. Сообщил, что арестованные по провинциям продолжают сидеть. Снова арестовали Либера (в Саратове) вместе с местными правыми с.-д. Теперь появилась телеграмма о "приговоре" над харьковской конференцией: Кучин и другие (10) в концентрационный лагерь с принудительными работами; Бэр, Борис Малкин, Рубцов, Зорохович (всего 17 чел.) -- к высылке из Украины. Похоже на правду.

[...]

Мы приступаем к выпуску первого номера нашего органа (хотим назвать "Социалистический вестник"). К сожалению, из-за праздников нельзя будет выступить раньше начала января.

В Швейцарии я отчаянно простудился и кашляю до невозможности спать. Уже 4 дня не выхожу, ибо на улице мороз и ветер. Привет Над. Ос. Все кланяются. Жму руку.

Ю.Ц.

ПИСЬМО С. Д. ЩУПАКУ

Берлин, 15 декабря 1920 г.

Дорогой Самуил Давыдович!

Я только что отправил Вам письмо, как получил Ваше. Недоразумение у нас потому и получилось, что я до последней минуты не знал, дадут ли мне отсрочку или нет. Узнал окончательно, что не дадут, лишь за 3 часа до отхода последнего поезда, и с трудом успел устроить немецкую визу. Условился с Пав[лом] Бор[исовичем Аксельроде], что он пошлет Вам открытку о моем возвращении в Берлин.

На основании напечатанной здесь нелепой телеграммы я вообразил, что конгресс в Туре уже открылся. Подумал, что почему-либо французы перенесли конгресс и что тем самым дело о моем участии ликвидировано. Жду теперь известия от Вас. Надеюсь, что на этот раз мне дадут право быть не только 3 дня в Туре, но и вообще побыть в Париже недели две. Если нет, то не стоит и ехать, "себе дороже стоит", принимая во внимание валюту.

Насчет "авангарда", как я Вам писал, в подлиннике оттенок был другой. Но это не так и важно. Если из всех стран мира в одной только России -- не важно, почему -- победила революция, во главе которой стоят социалисты, пытающиеся (хотя бы ультранелепо) осуществить социализм, то трудно в международном документе отказать такой стране в звании очага социальной революции. Этим еще ничего не сказано ни о том, хорошо ли политику ведут стоящие у власти социалисты, ни честные ли они люди. Жму руку. Привет Ир. Георг. [Церетели] и Войтин[скому].

Ю.Ц.

ПИСЬМО П. Б. АКСЕЛЬРОДУ

20 декабря 1920 г.

Дорогой Павел Борисович!

Так и предчувствовал, что Вы опять хвораете. Что меня касается, то я уже выхожу, ибо кашель сильно пошел на убыль. Стал опять хорошо спать.

По поводу Майского я прилагаю записку для Нобса. Так разозлился (на Майского), что даже в честь его перевел немецкими стихами пушкинскую эпиграмму на Булгарина373 и, ей-богу, не плохо перевел! Но Вы неправы, что его позиция -- совсем наша. Мы видим "историческое оправдание" большевизма в том, что он "довел до конца" буржуазно-мужскую революцию, из которой, если одновременно с нею не начнется победа социализма на Западе, ничего, кроме капитализма, развивающегося "по-американски, а не по-русски", как некогда говорил Ленин, ничего получиться не может. Майский же старается оправдать не только политическое низвержение буржуазии (что оправдываем и мы и что, конечно -- во избежание недоразумений -- логически могло бы произойти и без большевистских методов, через Учредительное Собрание и т. д.), но и "диктатуру пролетариата" в России и всеобщую социализацию, которая, по моему глубокому убеждению, вовсе не явилась в России неизбежным результатом мнимого отказа буржуазии работать под государственным контролем, а сама была для большевиков лишь экономическим средством, чтобы удержать власть в руках меньшинства (той же цели служит для них и хлебная монополия). Поживи Робеспьер еще лишний год, он мог бы тоже придти к заключению, что удержать власть за "добродетелью" нельзя иначе, как забрав в руки государства распоряжение всеми продуктами, а для того и всеми орудиями производства.

Из России мы только что получили письма. С одного снимаем копию и Вам пошлем. Новости, в общем, невеселые: везде аресты наших. Бедняга Астров вместе с Кучиным и другими 8 южанами посажен в концентрационный лагерь с принудительными работами, 17 других с Бэром во главе -- высланы в Грузию. Первые -- потому что "правые меньшевики", вторые -- за то, "что терпели в партии правых". Это, конечно, негласная мотивировка нашего друга Раковского; приговор последовал без суда, в административном порядке. Больше меня беспокоит судьба Розанова, Левицкого и эсеров; все они теперь объявлены заложниками, которые будут "истреблены", если "осуществится покушение на кого-либо из большевистских лидеров; таковые, по сведениям ЧК, готовятся "группой Савинкова" и "группой Чернова". Второе -- вздор и ложь, а первое, кажется, правда, так что опасность для сидящих очень велика. Пока Розанов и Владимир Осипович [Левицкий] сидят в Екатеринбурге в очень тяжелых условиях. По поводу этого декрета о заложниках я помещаю в "Freiheit" резкую статью с призывом к пролетариям Европы "вмешаться".

Если Нобс поместит мое письмо, попросите прислать мне 2 экз. газеты. Интересно, что, как пишут из России, на последней конференции профессиональных союзов, где большевистская оппозиция Троцкому и другим лидерам была очень сильна, профессионалисты-большевики говорили, что пролетариат сыт от смертных казней, и требовали прекращения

террора.

Самуил Давыдович [Щупак] сообщает, что надежды, чтобы меня пустили на конгресс, нет: фракция, ввиду недопущения Клары Цеткин, считает невозможным хлопотать одновременно за всех. Они зато надеются добиться разрешения на приезд после съезда, что я тоже предпочитаю, ибо в Туре атмосфера будет весьма неприятной и малоблагоприятной для воздействия на тех, на кого следует и можно воздействовать.

Мы думаем с января (в начале) выпускать здесь -- по-русски -- нечто вроде бюллетеня с материалами из России и статьями. Авось это поможет собрать и организовать публику.

Крепко жму руку. Наши все кланяются. Желаю скорее встать снова на ноги.

Ю. Ц.

ИЗ ПИСЬМА С. Д. ЩУПАКУ

20 декабря 1920 г.

Дорогой Самуил Давыдович!

Сейчас получил Ваше письмо от 15-го. Я так и думал, что к Туру устроить мне разрешение не удастся. И, признаться, рад: ехать "советником" при группе, обреченной на такое громкое поражение, признаться, не очень заманчиво. Говорил об этом здесь с Caussy, человеком для француза очень рассудительным. Он мне сказал: не завидую Вам, Ваше положение на конгрессе будет-таки довольно щекотливым. И, действительно, если уже в Галле наш друг Грумбах374 своим соседством ставил нас в не очень приятное положение, то на французском конгрессе быть вынужденным опираться на правых и быть окруженным их свитой сугубо неприятно. С этой точки зрения я смотрю и на Вашу поездку. Практической пользы будет мало, ибо дело, ведь, уже теперь будет не в том или ином свежем материале, который можно всучить Фору или Лонге; влиять на то, чтобы их группа вела себя энергичнее -- теперь абсолютно невозможно, можно лишь рассчитывать на будущее, на логику борьбы, когда их начнут вышибать, и атмосфера будет для меньшевика не из приятных. По-моему, не стоит ехать. Своей поездке в Париж после конгресса я, напротив, придаю некоторое значение и думаю, что 3-4 недели пребывания там можно было бы использовать. Чем скорее удалось бы депутатам отхлопотать такой приезд, тем лучше. Может быть, после конгресса правительство, рассчитывая, что мой приезд усилит склоку и раздоры, сочтет нужным разрешить.

Пав[ел] Бор[исович Аксельрод] говорил мне, что хочет поскорее приехать. Но теперь он опять болен (сегодня имел письмо) и лежит в постели.

Вы все недовольны "авангардом соц[иалистической] революции". Все-таки не хотите видеть, что сейчас в мире почти во всех решительно странах господствует социальная реакция и что в одной России у власти антибуржуазное правительство; политическая власть буружуазии не существует, и ее власть над производством тоже не существует. Что бы ни было в будущем, сейчас положение такое, как в Парижской Коммуне375. И если б Маркс в 71 году даже был твердо уверен, что из Коммуны, как оно и случилось, ничего не выйдет, он бы все равно говорил о Коммуне как о продвинувшемся вперед отряде социальной революнии. То же самое пришлось бы полтора года назад сказать о Венгрии376, а два с половиной года назад -- о Финляндии377. Видите ли, надо же иметь твердый ответ на вопрос, что же такое произошло в октябрьские дни в России: революция, как думаем мы, или контрреволюция, как говорит Чернов. Я не думаю, чтоб можно было всерьез защищать эту "тезу" Чернова. А что из признания большевизма революцией вовсе не следует апологии большевизма, ни отказ от борьбы с их политикой, с их методами в революции -- это именно то, в чем мы должны убедить всяких "центристов". И когда мы, признав большевизм революцией, заставляем центристов сделать решительный шаг по пути борьбы с III Интернационалом и некоторый шаг в деле отмежевания от большевистской идеологии диктатуры и т. п., то мы достигли уже некоторого значительного результата.