Элий Спартиан - Авторы жизнеописаний Августов Страница 32

XXII. (1) Предзнаменования его смерти были следующие. Сам он видел во сне, что его похитили на небо четыре орла, запряженные в колесницу, украшенную драгоценными камнями, причем впереди летела какая-то огромная человеческая фигура. Во время похищения он успел посчитать до восьмидесяти девяти[23] – сверх этого числа он не прожил ни одного года, ведь и к власти он пришел стариком. (2) Когда же его поставили на огромный воздушный круг, он долго стоял там один, покинутый; он начал бояться, что упадет вниз, но увидел, что его зовет Юпитер, который и поместил его между Антонинами. (3) В день цирковых игр, когда по обычаю были поставлены три гипсовые статуи Победы с пальмовыми ветвями, – средняя, державшая шар, на котором было написано его имя, была снесена с возвышения порывом ветра и упала стоймя на землю; та, на которой было написано имя Геты, рухнула и совсем разбилась; та же, которая имела на себе надпись с именем Бассиана, едва устояла, потеряв в вихре ветра свою пальмовую ветвь. (4) В Британии, возвращаясь после осмотра стены у вала, он после победы и заключения вечного мира подъезжал к ближайшей остановке и задумался о том, какое знамение он встретит; какой-то эфиоп, принадлежавший к одному воинскому подразделению, пользовавшийся громкой славой среди шутников и чьи шутки всегда имели успех, вышел навстречу ему, надев венок из кипариса. (5) Когда Север, пораженный знамением, которое заключалось как в цвете его тела, так и в венке, в гневе приказал убрать его с глаз долой, этот воин, говорят, сказал ему в виде шутки: «Ты все поверг, ты все победил; будь же теперь богом, победитель». (6) Когда, возвращаясь в город, Север пожелал совершить жертвоприношение, то, по ошибке деревенского гарусника, его прежде привели к храму Беллоны, а затем сюда были приведены черные жертвенные животные. (7) Когда он, отвергнув их, стал удаляться по направлению к дворцу, то по недосмотру служителей черные жертвенные животные последовали за императором до самого порога дворцового здания.

XXIII. (1) В очень многих городах находятся замечательные его сооружения, но великим проявлением его порядочности было то, что он восстановил в Риме все общественные здания, которые стали разрушаться от времени, почти нигде не выставляя своего имени, сохраняя повсюду надписи их создателей. (2) Умирая, он оставил запас хлеба на семь лет, так что ежедневно можно было расходовать по семидесяти пяти тысяч модиев; масла же он оставил столько, что в течение пятилетия его хватило на нужды не только Рима, но и всей Италии, в которой масла недостаточно. (3) Говорят, последние слова его были следующие: «Я принял государство, со всех сторон раздираемое восстаниями, а оставляю умиротворенным даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим Антонинам крепкую власть, если они сами окажутся хорошими, но бессильную, если они будут дурными». (4) Затем он велел дать трибуну пароль: «Будем трудиться», тогда как Пертинакс, призванный к власти, дал пароль: «Будем воинами». (5) Затем он решил сделать второй экземпляр статуи царственной Фортуны, которая обычно сопровождала государей и ставилась у них в спальнях, чтобы оставить это священнейшее изображение каждому из своих сыновей; (6) однако, увидя, что час его смерти очень быстро приближается, он, говорят, приказал ставить статую Фортуны поочередно, через день в спальни его сыновей – императоров. (7) Это приказание Бассиан отменил еще раньше, чем совершил братоубийство.

XXIV. (1) Тело Севера было перевезено из Британии в Рим, и провинциалы оказывали ему на пути великие почести; (2) впрочем, некоторые говорят, что в Рим была привезена только небольшая урна, содержавшая останки Севера, и что она была помещена в гробнице Антонинов, так как Септимий был сожжен там, где он скончался. (3) Когда он строил Септизоний, он думал только о том, чтобы его сооружение бросалось в глаза тем, кто прибывает из Африки. (4) Если бы в его отсутствие префект Рима не поместил в середине его изображение, он, как говорят, хотел сделать с этой стороны вход в здание Палатинского дворца, то есть в царский атриум. (5) Когда впоследствии Александр пожелал сделать это, то встретил сопротивление со стороны гаруспиков, так как, вопросив об этом, он не получил благоприятного ответа.

XI

Элий Спартиан.

ПЕСЦЕННИЙ НИГЕР

I. (1) Редко и неохотно описываются в благоприятном свете деяния тех, кого победа их противников сделала тиранами. Поэтому далеко не все сведения о них имеются полностью в письменных памятниках и анналах. (2) Ведь прежде всего писатели искажают те важные деяния, которые делают им честь; затем – о некоторых умалчивают; наконец, никто не станет требовать большой тщательности в исследовании их происхождения и жизненного пути, так как считается достаточным рассказать об их дерзости, о войне, в которой они были побеждены, и о понесенной ими каре. (3) Итак, Песценний Нигер, по словам одних, происходил от родителей, не занимавших высокого положения, а по словам других – от знатных родителей. Отцом его был Анний Фуск, матерью – Лампридия, дедом – попечитель Аквина; такова была семья, из которой он происходил, но и это теперь подвергается сомнению. (4) Образование он получил посредственное, отличался свирепым нравом, несметными богатствами, был бережлив в домашнем быту, необузданно предавался всяким страстям. (5) В течение долгого времени он был центурионом и через ряд командных постов дошел до того, что по приказанию Коммода был поставлен во главе сирийских войск, главным образом по ходатайству того атлета, который впоследствии задушил Коммода, – так тогда делалось.

II. (1) Узнав, что Коммод убит, что Юлиан провозглашен императором[1] и тоже убит по приказу Севера и сената, что Альбин в Галлии также принял звание императора, Песценний позволил сирийским войскам, которыми он командовал, провозгласить императором и себя, скорее из ненависти к Юлиану, нежели из желания соперничать с Севером. (2) Вследствие отвращения к Юлиану еще с первых дней его правления в Риме проявлялось, по крайней мере со стороны сенаторов, которые ненавидели и Севера, такое расположение к Нигру, что среди побиваний камнями и всеобщих проклятий высказывались пожелания счастья, и народ кричал: «Да сохранят боги его государем, да сохранят его Августом!». (3) Простые граждане ненавидели Юлиана за то, что убили Пертинакса и провозгласили Юлиана воины вопреки желанию народа. В сущности, из-за этого произошли крупнейшие распри. (4) Юлиан послал старшего центуриона, чтобы убить Нигра; это было неумно – подсылать убийцу к тому, в чьих руках было войско и кто мог охранять себя, как будто любой император может быть убит старшим центурионом. (5) Столь же безумно было и то, что Северу, который был уже императором, Юлиан послал преемника. (6) Наконец, он послал еще центуриона Аквилия, известного убийством полководцев, как будто столь великий император может быть убить центурионом. (7) Таким же безрассудством было и то, что он, как говорят, возбудил против Севера судебное дело по поводу императорской власти на основании интердикта[2], чтобы казалось, что он по праву стал государем раньше Севера.

III. (1) Мнение народа о Песценний Нигре ясно обнаружилось при следующем случае. Юлиан давал в Риме цирковые игры, и сидения в большом цирке оказались занятыми как попало. Народ, чрезвычайно этим оскорбленный, единодушно стал кричать, что надо вызвать Песценния Нигра для охраны города – из ненависти, как мы сказали выше, к Юлиану и из любви к убитому Пертинаксу. (2) При этом Юлиан, говорят, сказал, что ни ему, ни Песценнию не придется быть долго императором, что это суждено Северу, которого скорее должны были бы ненавидеть и сенаторы, и воины, и провинциалы, и прочие граждане. Все это впоследствии подтвердилось. (3) В то время как Север управлял Лугдунской провинцией, Песценний был с ним в самых дружеских отношениях; (4) ведь Нигер был послан для поимки дезертиров, которых тогда было очень много в Галлиях, где они производили грабежи. (5) Прекрасным выполнением этого поручения он доставил большое удовольствие Северу, так что Септимий сообщал Коммоду о нем, как о человеке, необходимом для государства. И действительно, в военных делах он проявлял большую энергию. (6) Никогда воин, находившийся под его начальством, не вымогал у провинциала ни дров, ни масла и не требовал услуг. (7) В бытность военным трибуном сам он ничего не брал для себя у воинов и не позволял что-либо у них брать. (8) Будучи уже императором, он приказал отрядам вспомогательных войск побить камнями двух трибунов, которые, как было установлено, получили взятку. (9) Имеется письмо Севера, в котором он пишет Рагонию Цельзу, управлявшему Галлиями: «Достойно сожаления, что мы не можем подражать в военной дисциплине тому, кого мы победили на войне: (10) твои воины бродяжничают, трибуны среди дня моются, вместо столовых у них трактиры, вместо спален – блудилища; пляшут, пьют, поют, мерой для пиров они называют пить без меры. (11) Могло ли бы это быть, если бы в нас билась хоть одна жилка дисциплины наших предков? Итак, исправь прежде трибунов, а потом уже и воинов. Пока он будет тебя бояться, ты будешь держать его в руках. (12) Но узнай, хотя бы на примере Нигра, что воин не может чувствовать страх, если военные трибуны и начальники сами не будут неподкупными».