Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации - Всеволод Владимирович Шимов Страница 32

Сложные этнополитические процессы протекали во второй половине XIX века в «политической Литве». С одной стороны, результатом деполонизаторской политики имперских властей стало определенное отчуждение этого края от коренной Польши. Вместе с тем, «западнорусская» идеология, бывшая вполне органичной для Восточной Беларуси, в «политической Литве» не прижилась. Тому можно назвать ряд причин: и гораздо более сильную полонизацию «политической Литвы» в сравнении с Белоруссией, более пестрый этнический состав (помимо белорусов, поляков и евреев значительную долю населения составляли литовцы), а также историческую память об автохтонной «литвинской» политической традиции.

Обособление «политической Литвы» от Польши могло бы стать ренессансом «литвинизма» как апелляции к государственной традиции ВКЛ. Однако здесь возникал ряд трудностей. ВКЛ было средневековым государством, политическую жизнь которого определяло лишь высшее сословие, которое имело специфическую культуру, весьма далекую от культуры основной массы населения. Построение же современной нации требовало активного участия в политической жизни всего общества, а значит, и выработки такого набора ценностей, которые были бы близки весьма разнородным социальным и этническим группам.

В условиях же «политической Литвы», которая в XIX веке представляла собой белорусско-литовское пограничье с мощным польским этнокультурным присутствием, эта проблема стояла как никогда остро. Польский язык и культура, господствовавшие среди шляхты, были чужды белорусскому и литовскому простонародью. Кроме того, политическая традиция ВКЛ не могла удовлетворить национальные чувства этнических литовцев, поскольку литовский язык никогда не был государственным языком Княжества, а значительная часть этнической Литвы и вовсе находилась на периферии государственной жизни ВКЛ.

Вместо «литвинизма» в этнографической Литве возникает проект литовской этнонации, который, правда, активно эксплуатирует миф о ВКЛ как о литовском государстве, прямой и единственной наследницей которого является новая, этнически гомогенная Литва.

Любопытную метаморфозу переживает «литвинизм» в среде белорусской шляхты. Поскольку апелляция к польско-литовской шляхетной культуре не могла привлечь на сторону нового национального движения широкие массы белорусского простонародья, часть шляхты обращается к белорусскому разговорному языку и приступает к его литературной обработке.

Обращение к белорусскому народному языку и обычаям сопровождается постепенным, хотя и довольно болезненным, отказом от названий «Литва» и «литвины», которые закрепляются за этнической Литвой. Вместе с тем, апелляция к «литвинскому» наследию остается структурообразующим элементом данной версии белорусской национальной идеологии. Политоним «литвины» «приватизируется» как древний этноним белорусов, государственный язык ВКЛ, который современники называли русским, объявляется «старобелорусским» (соответственно, «новый» белорусский язык становится его прямым наследником), а единственным кандидатом на роль столицы будущей белорусской державы видится город Вильно.

Именно с этого времени берут начало споры между этническими литовцами и белорусскими «литвинами» о том, кому же «принадлежит» средневековая Литва.

При этом спорящие стороны совершенно не задумывались над тем фактом, что средневековая Литва основывалась на примате политической («литвинской») идентичности над этнической (литовской или западнорусской/белорусской). Отказ от политической идентичности в пользу этнической означал конец «политической Литвы», раздел ее пространства между проживающими здесь этническими группами.

Таким образом, и белорусский «литвинизм», и литовская этничность, претендуя на единоличное наследование традициям ВКЛ, являлись, по сути, продуктами распада геокультурного ядра этого государства.

«Шляхетская» интерпретация белорусской идеи претендовала на роль демократического национального проекта. Национальный миф, а также кодификация белорусского разговорного языка должны были привлечь на его сторону широкие слои населения. Вместе с тем, разработанная в среде сильно полонизированной шляхты, данная версия белорусского проекта несла в себе отпечаток специфического сознания этого сословия: мощный заряд русофобии, неприятие православия и т. п.

Белорусский проект в таком виде мог бы прижиться лишь на территории «политической Литвы», но в Восточной Беларуси он мог снискать очень ограниченное число последователей, прежде всего, среди местной шляхты.

Своеобразным «прощальным поклоном» ВКЛ можно считать кратковременное появление на политической карте Литовско-Белорусской ССР (ЛитБел). Это образование, фактически полностью вобравшее в себя земли «политической Литвы», стало как бы напоминанием о несбывшейся возможности формирования на базе этнических литовцев и западных белорусов современной гражданской нации (не важно, в советско-социалистической или восточноевропейской аранжировке), основанной на примате политической идентичности над этнической. Однако подобный сценарий мог реализоваться уже лишь в узких границах «политической Литвы», без участия Восточной Беларуси, которая в первые годы Советской власти имела все шансы окончательно слиться с Россией.

Активное противодействие советов Витебской, Могилевской и Смоленской губерний не позволило большевикам передать эти области в состав БССР, территория которой первоначально ограничилась оставшейся за Советами восточной окраиной ЛитБел. В последующие годы, с усилением партийной власти и сворачиванием советской демократии, Витебщина и Могилевщина, а также города Гомель и Речица с прилегающими территориями были в директивном порядке переданы в состав Белорусской республики.

Появление белорусского советского государства со столицей в Минске создавало качественно новую геополитическую структуру, ориентированную на принципиально новый, исторически не виданный центр. Минск, расположенный на территории, «переходной» от Восточной Беларуси к «политической Литве», никогда не был центром притяжения для этого пространства, в течение всей своей истории оставаясь городом второго плана. Превращение Минска в столицу, а также переориентация на него территорий сначала Восточной, а потом и Западной Беларуси, создавали качественно новую геокультурную ситуацию.

Новая Беларусь оформилась как компактное, централизованное территориальное образование, где безоговорочно доминировал единственный центр — Минск, — задающий образцовые культурные матрицы для всей территории.

Поскольку Минск был принципиально новым центром, не имевшим ранее политической традиции, Беларусь превращалась в полигон по формированию новой белорусской идентичности, не сводимой к традициям национально-политического самоопределения — от западнорусизма до «литвинизма» и «шляхетского» белоруссизма — бытовавшим здесь ранее.

Присоединение Западной Беларуси к БССР поставило финальную точку в процессе дезинтеграции «политической Литвы». Впервые Западная Беларусь оказывалась отрезанной «закрытой» государственной границей от Польши и административной (с 1991 г. — государственной) белорусско-литовской границей — от Вильно и литовской части «политической Литвы». Таким образом, интенсивные белорусско-литовско-польские связи, открытой площадкой для которых и была «политическая Литва», оказались оборваны.

Окончательный разгром шляхетского сословия — носителя смешанной белорусско-польско-«литвинской» идентичности, — частью выбитого в ходе войны и политических репрессий, частью убывшего в Польшу, довершает картину дезинтеграции былого геокультурнго ядра ВКЛ.

Западная Беларусь, преимущественно сельская провинция, лишенная собственных крупных городских центров, легко включается в новые социально-политические, экономические и культурные связи в рамках БССР и Советского Союза. Свою роль в интеграции Западной Беларуси, по-видимому, сыграла и административная реформа 1950-х годов, когда значительная часть западнобелорусских территорий оказалась в прямом подчинении «восточных» центров — Минска и Витебска.

Таким образом, современная Беларусь сформировалась на основе культурно неоднородных, хотя и этнографически близких регионов: Восточной Беларуси — бывшей «Руси» (Белой Руси, Белоруссии), неустойчивой окраины ВКЛ, тяготеющей к России, и Западной Беларуси, являющейся осколком «политической Литвы» — геокультурного ядра ВКЛ. Интеграция этих регионов в единое национально-политическое образование осуществлялась в