Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Александр Иванович Борозняк Страница 32

26 января 1966 г. отдел науки ЦК СЕПГ направил секретарю ЦК Курту Хагеру докладную записку о «немарксистской и оппортунистической позиции» автора. В записке была дана «научная и политическая оценка работы тов. Паулюса». Автору книги вменялись в вину «взгляды, направленные против линии партии»[443]. Предлагалось незамедлительно изъять книгу с полок библиотек, а остатки тиража — из продажи. По всем правилам субординации в феврале 1966 г. партбюро Института истории предусмотрительно заявило, что под прикрытием «борьбы против догматизма» происходит явный «отход от классовых позиций и принципов коммунистической партийности». Что касалось книги Паулюса, то ее автору были приписаны «идеологические установки, направленные против указаний партии»[444].

На собраниях партийной организации Института истории (в феврале и марте 1966 г.) коллеги единодушно осудили взгляды Паулюса, и только Вольфганг Руге выступил в его защиту. Паулюс вынужден был «признать ошибки», но сохранил чувство личного и научного достоинства, опровергнув обвинение в «ревизионизме» и заявив: «Я не могу выбросить за борт мои твердые, выношенные убеждения»[445].

В заказной рецензии на книгу Паулюса (рецензии на изъятую из обращения книгу!) ее автор обвинялся в том, его «неверные утверждения», «концептуальные политико-идеологические ошибки», «неясности в теоретических вопросах» и «нарушения принципа партийности» означают «сближение с установками буржуазных историков»[446]. «Дело» Паулюса завершилось тем, что историка изгнали из академического института и вынесли ему строгий партийный выговор, на несколько лет ему было запрещено печататься. Исследователь был навсегда отлучен от исследовательской деятельности в сфере истории нацистской диктатуры.

Можно сказать, что Гюнтер Паулюс «легко отделался», особенно если сравнивать исход его «дела» с тем, чем завершилось в Москве «дело» Александра Некрича, автора вышедшей практически одновременно книги «1941. 22 июня»… Но пострадал не только историк Паулюс. Непоправимый урон был нанесен исторической науке ГДР, представителям которой было отказано в естественном праве вести дискуссии и высказывать собственное мнение о нацистской диктатуре. За практику единомыслия пришлось заплатить достаточно дорого.

В Германской Демократической Республике не ко двору пришлись усилия Гельмута Эшвеге, направленные на восстановление правды о геноциде против еврейского населения Европы. Эшвеге, который был убежденным социал-демократом в годы Веймара, стал коммунистом в Палестине, куда ему удалось эмигрировать в 1936 г. После крушения нацистской диктатуры он вернулся на родину, в советскую оккупационную зону, где стал активно действовать в рядах Социалистической единой партии Германии.

Свое видение политического курса СЕПГ он изложил тогда следующим образом: «Немецкий народ уверен, что в будущем к нему вернется доверие евреев. Он надеется доказать это своими делами. Немцы признают свою вину за то, что в своем большинстве они активно или пассивно участвовали в преступлениях нацистской системы против евреев. Немцы надеются, что они смогут хотя бы частично искупить свою вину, и немногие уцелевшие евреи и еврейские общины смогут получить значительное возмещение нанесенного им ущерба»[447].

Однако вскоре он пал жертвой кампании против «сионистов» и «космополитов», был исключен из партии. В течение многих лет, преодолевая многочисленные трудности (его не допускали к работе в архивах), он на свой страх и риск собирал документы о нацистской политике уничтожения евреев, об участии евреев в антинацистском Сопротивлении. В 1960 г. рукопись книги была готова, но она долго лежала в издательствах, подвергаясь принудительному «редактированию», и вышла в свет только в 1966 г.[448] Вторую часть труда Эшвеге удалось опубликовать в 1973 г. без указания на его авторство[449]. Автобиография Гельмута Эшвеге, вышедшая в 1991 г., незадолго до его смерти, была с горькой иронией названа им «Чужой среди своих»…[450]

Линия партийного руководства по отношению к историкам ГДР определялась достаточно четко. Скрыто выражалась боязнь воздействия творческого начала, исходившего от части советской историографии. На закрытом совещании в отделе науки ЦК СЕПГ в октябре 1966 г. было сказано: «Среди сотрудников академии все еще ощущается воздействие XX партийного съезда КПСС… В широких кругах ученых наличествует скепсис относительно правильности нашей политики. Роль классовой борьбы недооценивается»[451]. Высказывалось недоверие к установкам советских исследователей-германистов. В предназначенной для руководящей инстанции информации о заседании комиссии историков СССР и ГДР, проходившем в Москве в ноябре 1966 г., было сказано: «Между историками двух стран существует полное единодушие по всем основным вопросам». Но из этой идиллической картины явно выпадали высказывания Якова Драбкина, который полагал, что дискуссии с западногерманскими историками ведутся в ГДР «не всегда дифференцированно». Необходимо, по мнению советского ученого, «не только подчеркивать взаимосвязь между западногерманской историографией и империалистической политикой, но и объективно анализировать концепции отдельных историков ФРГ и приводимые ими источники»[452]. В июле 1967 г. в Москве состоялась беседа одного из руководящих историков ГДР с директором Института истории АН СССР академиком Владимиром Хвостовым. В ходе беседы советский ученый сделал, с точки зрения его собеседника, несколько «неосторожных» замечаний по поводу подлинности секретных дополнительных протоколов к советско-германским договорам от 23 августа и 28 сентября 1939 г. О чем и было немедленно доложено руководству СЕПГ[453].

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПРАВДА О ХОЛОКОСТЕ, ПРАВДА О ВОЙНЕ

Мы живем в настоящем, которое содержит в себе и все прошлое[454].

Осенью 1973 г. бестселлером на книжном рынке ФРГ стала биография Гитлера, выпущенная известным публицистом (позднее — издателем газеты «Frankfurter Allgemeine Zeitung») Иоахимом Фестом[455]. Книга раскупалась чрезвычайно быстро, несмотря на внушительный объем (около 1200 с.) и достаточно высокую цену. К началу 1974 г. в ФРГ было продано 0,5 млн экземпляров книги, а поставленный позднее на ее основе фильм («Гитлер — история карьеры») посмотрело за короткое время около 2 млн зрителей. Произошел всплеск «гитлеровской волны», обрушившейся на средства массовой информации ФРГ (и других стран Запада) в 1970-е гг. и воспринятой современниками как кризис исторического сознания и кризис исторической науки.

Причины интереса к фигуре фюрера в массовой культуре ФРГ 1970-х гг. были неоднозначными. Советский переводчик и публицист Лев Гинзбург, которому, по его словам, были ведомы не только вершины немецкого духа, но и «бездны, мрачные закоулки и тупики немецкой истории», делился размышлениями, возникшими в связи с просмотром