Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса Страница 33

Главари заговора Аччайуоли, Нерони и Содерини были приговорены к смерти, но благодаря вмешательству Пьеро казнь заменили изгнанием. Смягчение вердикта должно было примирить враждующие партии, но в итоге выяснилось, что такой шаг был дорогостоящей ошибкой. Содерини и Нерони сразу направились в Венецию, властителей которой все больше беспокоили укрепляющиеся союзнические связи между Флоренцией и Миланом. Дожа Венеции удалось быстро убедить в необходимости действий против Флоренции, и уже в мае 1467 года Коллеоне получил приказ напасть на город. Этому грозному кондотьеру было уже шестьдесят семь лет, и возраст начинал сказываться; тем не менее ремеслу он учился у самого Сфорцы, что позволяло встать во главе мощного отряда, состоявшего из восьми тысяч всадников и шести тысяч пехотинцев.

Пьеро, узнав о происходящем, действовал с обычной быстротой: он послал нарочных к Ферранте в Неаполь и к Галеаццо в Милан, призывая тех собрать под знамена как можно больше людей. Одновременно он назначил командующим вооруженными силами Флоренции Федерико де Монтефельтро. У этого сорокапятилетнего князька крохотного города-государства Урбино была репутация блестящего военачальника, уступающего в этом смысле только Коллеоне; он тоже был учеником Сфорцы и даже женился на его дочери Баттисте.

Оба отряда начали маневрировать в долинах и на взгорьях Романьи, дожидаясь, пока кто-нибудь не сделает ошибку. Задача Монтефельтро состояла в том, чтобы вообще избежать столкновения, пока не подойдет подмога из Милана и Неаполя. Его тактика оттяжек сработала, и вскоре с ним соединился отряд из Неаполя под командой герцога Калабрийского и внушительные силы из Милана во главе с самим Галеаццо.

Быстро перейдя теперь к решительным действиям, Монтефельтро сумел поставить Коллеоне и его людей в невыгодное положение. Но не успел он нанести удар, как Галеаццо совершенно необъяснимым образом позволил противнику вырваться из ловушки. В ответ на запрос из синьории Монтефельтро пожаловался, что Галеаццо из чистого тщеславия отказался следовать его приказам, мол, им, Сфорцей, не может командовать человек, бывший некогда подчиненным его отца. Синьория дипломатично пригласила Галеаццо во Флоренцию самолично доложить о сложившейся ситуации, а также изложить свое мнение о дальнейших действиях флорентийских сил. Теперь, когда капризный юнец миланский герцог уже ничем не мог ему помешать, Монтефельтро вновь настиг венецианские отряды, отходившие к Имоле; Коллеоне вынужден был остановиться и принять бой. Флорентийцы быстро начали брать верх, но тут стемнело, и пришлось сражаться при свете факелов. В возникшей суматохе Коллеоне приказал своим силам отступить. Монтефельтро объявил об одержанной победе, но на самом деле окончательной ее не назовешь, ибо Коллеоне вернулся в Венецию, сохранив в основном свою армию. Тем не менее венецианцы не склонны были втягиваться в долгую войну, и год спустя между двумя городами был подписан мирный договор. Пьеро удалось возродить старый союз; стабильность, как внутри, так и вовне, была восстановлена, и теперь уже никто не покушался на его авторитет властителя города.

Пьеро также провел важную коммерческую операцию, которая обеспечила банку Медичи долговременную прибыль (что, в свою очередь, помогло скрыть постепенный спад деловой активности банка в Европе). Некоторое время назад банк Медичи при живом еще тогда Козимо принял участие в торговле квасцами, являвшейся папской монополией. Квасцы — минеральная соль, образующаяся в результате вулканической деятельности и используемая при покраске одежды; это важнейший элемент текстильной промышленности во Флоренции и за рубежом, вплоть до Нидерландов и Лондона. В течение долгих лет главным источником поставки в Европу хорошо очищенных квасцов оставались залежи в Малой Азии, близ Смирны (ныне Измир), и находились они в руках Генуи до тех самых пор, пока в 1455 году не перешли под контроль Оттоманской империи. Хочешь не хочешь, а торговлю квасцами продолжать было надо, но, согласно некоторым современным подсчетам, турецкий султан ежегодно «отнимал у христиан более 300 000 золотом». А это, в свою очередь, означало, что европейцы фактически финансируют войну, которую турки ведут против них же на Балканах и в восточном Средиземноморье. К счастью, в 1462 году, когда в Папской области у Толфы, в нескольких милях от итальянского побережья близ Чивитавеккьи, было обнаружено «семь гор квасцов», этому дикому положению пришел конец.

Папская канцелярия сразу же наложила руки на этот ценный минеральный источник и объявила его своей монополией, пригрозив, что отныне всякий, кто попытается ввозить в Италию турецкие квасцы, будет отлучен от церкви. Более того, папа настолько дорожил этим источником дохода, что вскоре предпринял еще один шаг, специально оговорив, что выдаваемые им индульгенции недействительны для тех, кто не только ввозит, но даже просто использует незаконно ввезенные квасцы. Но тут возникала доктринальная проблема, ведь монопольная торговля (подобно ростовщичеству) по церковным законам запрещается. К счастью, знатоки-теологи, близкие к папскому двору, вскоре отыскали в этом законе лазейку. Так как (новые) шахты лишают неверных турок дохода, в техническом смысле они используются для упрочения христианского дела, а такая цель в полной мере оправдывает незаконные по форме средства, так что в данном конкретном случае монопольная торговля перестает быть грехом.

Будучи финансовым учреждением, обслуживающим папу, банк Медичи географически располагался наилучшим образом для участия в торговле квасцами; не говоря уже о том, что в виде филиалов он располагал целой сетью торговых точек по всему миру. В общем, уже в 1464 году банк Медичи имел дело едва ли не с половиной запасов, имеющихся в шахтах Толфы. Это были, наверное, весьма крупные операции, ибо известно, что к 1471 году годовая добыча квасцов в Толфе достигла примерно 70 000 cantaros (cantar — старинная средиземноморская кубическая мера, равная по объему кувшину воды или большой пивной кружке), то есть цифра эта равняется приблизительно 3444 тоннам.

Козимо в ту пору уже сильно болел и не мог заниматься этим делом, которое и началось-то в год его смерти; он вверил его заботам тестя Пьеро Джованни Торнабуони, многолетнего главы римского отделения банка Медичи. После смерти Козимо Торнабуони стал жаловаться зятю, что рынок квасцов — дело малоприбыльное, вероятно, потому, что ведет его папская канцелярия в высшей степени неудовлетворительно: рынок слишком часто перегревается, что обрушивает цены еще до того, как квасцы, которые можно было бы продать подороже, достигают места назначения. Он советовал Пьеро либо вообще отойти в сторону, либо попытаться перехватить у папской канцелярии торговые права, что обеспечит банку Медичи монополию на этом рынке и позволит установить фиксированные цены на приемлемом уровне. Но начавшаяся в 1465 году война между Флоренцией и Венецией привела к тому, что Павел II, папа-венецианец, закрыл свои счета в банке Медичи, передав их одному из своих родичей.

Это поставило банк Медичи в весьма невыгодное положение: заниматься квасцовым бизнесом при Павле II будет нелегко, а уж о монополии и вовсе говорить не приходится. Пьеро снова решил втянуть в игру своего сына, послав его в 1466 году в Рим: расчет был не только на юношеское обаяние семнадцатилетнего Лоренцо, но, как ни странно, и на его деловую хватку. «Решай это и другие дела по своему разумению», — писал Пьеро сыну по прибытии последнего в Рим. Впрочем, поездке предшествовал подробнейший инструктаж: Лоренцо следовало убедить всех в том, что только банк Медичи способен снарядить торговый флот для отправки груза в Лондон и Нидерланды — путь неблизкий, чреватый разнообразными опасностями — кораблекрушения, пираты, — а это означает, что какая-нибудь второстепенная, небольшая компания потерпит невозместимые убытки, в то время как банк Медичи может позволить себе и не такие потери. Аристократические манеры Лоренцо в сочетании с убедительными аргументами Пьеро сделали свое дело, и 1 апреля 1466 гола банк Медичи получил искомые права. На следующий день Торнабуони с энтузиазмом писал Пьеро, что отныне банк будет зарабатывать на рынках Лондона и Брюгге вдвое больше против прежнего, обеспечив себе таким образом на несколько лет вперед огромные доходы.

Подсчеты точных размеров этой прибыли разнятся. Известно, что чиновники папской канцелярии получали по 2 флорина премиальных за каждый cantar, вывозившийся со складов в Чивитавеккья; известно также, что филиал банка Медичи в Брюгге зарабатывал на каждом cantar от 3 до 4 флоринов. Таким образом, даже с учетом транспортных расходов, банк получал ежегодно минимум 70 000 флоринов дохода — гигантская сумма, особенно если учесть, что до 1420 года общая прибыль банка составила за двадцать три года 15 2000 флоринов.