В. Королюк - Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. Страница 33

Даже если и согласиться с тем, что именно >в это время произошло обострение польско-венгерских отно­шений25, все же придется признать, что дипломатиче­ское состязание Пястов и Пшемыслидов явно проходи­ло тогда лод счастливой для польской стороны звездой.

Само собой разумеется, нет ничего удивительного в том, что польская дипломатия, используя укрепление союза с Империей, поспешила в первую очередь решить вопрос о церковной организации страны.

Для такого подымающегося, находившегося в тяже­лом конфликте с Чехией и в опасном соседстве с союзной, но имеющей широкие планы на Востоке Империей, ран-нефеодального государства, каким была Польша кон­ца X в., вопросы церковной организации приобрели ис­ключительно важное значение. Создание своей церков­ной организации, независимой от имперской церкви, ко­торая, как говорилось только что, уже начала протяги­вать свои щупальцы к польским землям, должно было обеспечить политическую независимость страны, от­крыть для польского князя путь к королевской короне. Наоборот, подчинение польской церкви имперскому епис­копату в случае, если бы дошло до этого дело, или даль­нейшее пребывание польских земель под властью праж­ского или моравского епископов создавали серьезную угрозу внешнеполитическим позициям государства. Это очень хорошо понимал, по-видимому, уже Мешко 1, Боле­слав Храбрый следовал здесь по пути, намеченному его отцом.

Воспользовавшись конфликтом Войтеха с Болесла­вом II и уничтожением Либицкого княжества, Болеслав Храбрый пригласил Войтеха в Польшу. Приглашение в Польшу бывшего пражского епископа Войтеха следует рассматривать, конечно, прежде всего как политический и дипломатический маневр польского князя. С одной сто­роны, делался дружественный по отношению к импера­тору Оттону III жест (было хорошо известно, что он го­рячо сочувствует аскетическим идеалам Войтеха и, само собой разумеется, осуждает политику чешского князя, принудившего епископа бежать из страны), с другой — производилась открытая демонстрация враждебности по отношению к Болеславу II Чешскому.

Войтех, как известно, происходил из семьи либицких князей Славниковцев, истребление которых привело к ликвидации Либицкого княжества и было последним ак­том объединения чешских земель. Приглашение Войтеха в Польшу должно было быть особенно приятным Отто­ну III еще и потому, что в числе лиц, враждебных бывше­му пражскому епископу, находился Генрих Баварский, при воцарении Оттона III выступивший претендентом на императорскую корову26.

В Польше, однако, Войтех, пробыл недолго, около по­лугода (зимой 996—997 гг.), вслед за чем он отправил­ся с христианской миссией к язычникам пруссам. Эта миссия Войтеха также полностью отвечала политическим целям Болеслава Храброго. Для Империи и Рима орга­низовывалась демонстрация, ставившая целью показать, что не только Чехия, но именно Польша может высту­пить в качестве авангарда христианства на Востоке и Северо-Востоке Европы. В конкретных условиях кон­ца X в. это был, разумеется, всего лишь ловкий дипло­матический прием, рассчитанный на то, чтобы использо­вать в свою пользу христианско-универсалистский фа­сад Империи, заинтересовать Римский престол далекой западнославянской страной. В действительности Польша не располагала тогда достаточными силами, не имела необходимых церковных кадров для организации миссий и вынуждена была не только в конце X, но и в XI в., обращаться в .подобных случаях к услугам миссионеров иностранного происхождения.

В случае успеха миссии Войтеха христианизация пруссов, игравших важную роль в балтийской торговле27, должна была открыть дорогу польскому политическому влиянию у них. Гибель Войтеха, убитого пруссами (997 г.), тоже была немедленно использована польским князем, выкупившим останки “мученика” и торжествен­но похоронившим их в Гнезненокой базилике.

Возможно, что уже приглашая Войтеха в Польшу, Болеслав Храбрый, твердо рассчитывал на то, что впоследствии ему удастся получить для него архиепис-копию, в пределы которой вошли бы все польские зем­ли28. Конечно, аскетическая фигура будущего мученика представлялась более, чем подходящей для исполнения этих планов польского князя.

Трудно сказать, впрочем, насколько такие планы польского князя могли соответствовать настроениям са­мого Войтеха. При чтении житий пражского епископа не­вольно создается впечатление, что он сознательно искал мученического венца29, если, разумеется, не рассчитывал на чудо, когда явно вызывающе вел себя среди пруссов. Как бы то ни было, смерть Войтеха оказалась чрезвы­чайно удобным поводом для переговоров с папой и им­ператором об организации самостоятельной польской церкви, закончившихся полным успехом польской дипло­матии.

В 999 г. на синоде в Риме было принято решение об образовании нового гнезненского архиепископства. Первым архиепископом гнезненским должен был стать Гаудентый (Радим), брат св. Войтеха30.

В Польшу Гаудентый прибыл в 1000 г. вместе с им­ператором Оттоном III. В Гнезно должно было состо­яться торжественное основание нового архиепископства и ряда подчиненных ему епископств. В общем церковная сторона Гнезненского съезда 1000 г. была заранее на­столько хорошо подготовлена, что фактически на съезде, где, помимо императора Оттона III, присутствовало несколько кардиналов и епископов, все дело свелось к формальному, хотя и торжественному, провозглашению решений римского синода. Именно поэтому, очевидно^ Титмар Мерзебургский, у которого итоги Гнезненского съезда вызвали совершенно явное возмущение и раздра­жение, вынужден был все же признать, что новая орга­низация польской церкви была создана законным пу­тем31.

В состав нового Гнезненского архиепископства вошли вновь основанные епископства в Колобжеге, Вроцлаве и Кракове. Два последних охватывали Силезию и Ма­лую Польшу, т. е. те области, которые до 1000 г. подчи­нялись, по всей вероятности, пражскому и частично мо­равскому епископству, а через них Майнцкому архиепис­копству32.

Ейископ Унгер, который сменил умершего Иордана и который оставался до того епископом in partibus infi-deliurti, т.' е. миссийным епископом, с постоянной рези­денцией в Познани, превратился в познанского епис­копа, но не был подчинен Гнезно.

Новая церковная организация Польши была создана вопреки сопротивлению Унгера33. Поэтому 'познанское епископство непосредственно подчинялось Римскому пре­столу34.

Таковы итоги Гнезненского съезда в области церков­ной организации Польши. Помимо внешнеполитического значения основания архиепископства в Гнезно, о чем говорилось выше, создание архиепископства и несколь­ких новых епископств имело большое значение и для внутриполитического развития страны, способствуя кон­солидации отдельных, входивших в ее состав земель. Положение это станет вполне ясным, если учесть, что при слабости княжеской канцелярии этого времени цер­ковные органы выполняли целый ряд чисто администра­тивных функций, а границы новых диоцезов, нарушая границы старых племенных княжений, способствовали серьезному ослаблению племенного сепаратизма, все еще сильно дававшего себя чувствовать в монархии пер­вых Пястов35.

Сложнее судить о светской стороне Гнезненского съезда. Дело в том, что Титмар Мерзебургский, бывший современником этого события, постарался замолчать все, что было связано с переговорами между Отто-ном III и Болеславом Храбрым о характере польско-не­мецких отношений в будущем. В главе, специально по­священной Гнезненскому съезду, он ограничился лишь описанием пышного приема, устроенного польским кня­зем юному императору (Оттону III в 1000 г. испольни-лось всего двадцать лет), описал дары, полученные От-тоном в Польше, рассказал о том, как увидев издали Гнезно, император босиком и с молитвами на устах дви­нулся к гнезненскому храму, чтобы попросить святого мученика Войтеха о заступничестве и, наконец, в не­скольких словах охарактеризовал новую организацию польской церкви36.

Одно единственное замечание о светской стороне Гнезненского съезда вырвалось у него совсем в другом месте, при описании события 1002 г. Это цитировавше­еся уже выше сообщение немецкого хрониста о том, что император сделал подданного господином, причем Тит­мар совершенно определенно осуждает образ действий императора37.

Показание Титмара так же, как и нескрываемое им недовольство императором, не оставляют никаких сом­нений в том, что в Гнезно с согласия императора было покончено и с той формальной зависимостью Польши от Германии, которую постоянно пытались навязать польским князьям восточногерманские феодалы. Их пре­тензии на верховную власть над польскими землями, которые, впрочем, и до того фактически не имели реаль­ного значения, были полностью отброшены. Поэтому представляются необоснованными попытки некоторых исследователей толковать итоги Гнезненского съезда в смысле получения Болеславом от императора инвести­туры на лен в качестве князя Империи или личного вас­сала императора так же, как и вообще попытки рас­сматривать польско-немецкие государственные отноше­ния того времени в качестве отношений ленного харак­тера 38.