Томас Рид - Охотники за скальпами Страница 33

Одного за другим притащили навахо сначала Санчеса, потом рыжеволосого ирландца Бернея и еще трех охотников-мексиканцев, которые были ранены более или менее тяжело и потому не могли своевременно укрыться в убежище шахты; все были крепко связаны ремнями из оленьей кожи.

Связанные пленные были оставлены пока на открытом месте перед рухнувшим домиком плавильни и могли видеть все, что происходило вокруг.

Индейцы рылись в пожарище, расчищая его от обуглившихся и нагроможденных в кучу бревен, чтобы разыскать тела своих воинов, - и не было предела их ярости, когда они убедились по обуглившимся трупам, как мало белых пало в схватке, тогда как с их стороны семнадцать лучших воинов обрели смерть.

Рассвирепев до последней степени, они набросились было на пленных охотников, решив тут же упиться зверской расправой над ними, чтоб сколько-нибудь утолить жажду мести. Но в ту же минуту к месту, где лежали пленные, подъехал вернувшийся с преследования Дакома и удержал их, выразив желание, чтобы белые были принесены на родине в жертву богу Солнца.

Как узнал впоследствии Галлер, прежний вождь навахо был убит пулей охотников, и роль эта перешла к Дакоме, которого вырвали у охотников в первые же моменты преследования.

Присмирев после распоряжения Дакомы, они собрали валявшиеся в пепле ножи, пистолеты, томагавки, затем отнесли останки своих погибших соплеменников в сторону и, уложив их там на земле, громким голосом запели гимн мести.

По окончании этой церемонии и последовавшего за ней торжественного обряда погребения воинов были приведены шесть мулов, и каждого пленного усадили на мула верхом так, что они были обращены лицом к хвосту животного, затем ноги каждого привязали к шее раздраженно мотавшего головой мула, а ступни связали одну с другой; потом туловище пригнули так, что пленный оказывался лежащим спиной на спине мула, и наконец опустили вниз руки, связав и их под брюхом животного.

Прицепив их таким образом, поводья тотчас же опустили, и раздраженные неудобной ношей мулы начали подниматься на дыбы, бить задом, что причиняло мучительную боль несчастным пленным и оттого безмерно потешало и восхищало диких мучителей.

Удовольствие, испытываемое ими при этой зверской забаве, было так велико, что, когда мулам надоело брыкаться, они искусственно продолжали пытку, то нанося животным уколы своими стрелами, то закладывая им под хвосты колючие ветки кактуса. Забава кончилась обмороком пленных.

Устроив таким образом своих пленных, индейцы разделились на два отряда и поехали вверх по обеим сторонам оврага. Первый, меньший отряд поспешил вперед кратчайшей дорогой, имея при себе мексиканских пленных, девушек и детей навахо, чтобы успеть дома все приготовить для торжественной встречи и празднеств в честь победителей; а больший отряд, под предводительством Дакомы, с пленными охотниками и отнятыми при набеге стадами, направился к ручью, еще недавно служившему лагерем злополучных охотников.

Здесь отряд остановился на ночь и на весь следующий день, так как в отдыхе нуждались и изможденные лошади Дакомы, успевшие нагнать охотников, несмотря на огромный крюк, и изранивший копыта скот. Потом пленных снова укрепили на спинах мулов, и победоносный отряд двинулся через прерию на родину.

XXXI. Ловкий наездник

Целых семь дней длился путь, - транспорт скота не позволял двигаться вперед быстро, - прежде чем Галлер и захваченные одновременно с ним товарищи очутились в столице навахо.

Когда индейское войско подходило к городу, навстречу ему высыпала огромная толпа женщин и детей, - гораздо более многочисленная, чем виденная Галлером при первом посещении города.

Оказалось, что тут были и гости, жители более отдаленных северных селений, прибывшие, чтобы присутствовать при триумфальном въезде и приеме победителей и принять участие в грандиозном пиршестве, которым всегда празднуют навахо счастливый исход набега.

Пленных возили по улицам западной части города, и их сопровождала толпа возгласами злобы и любопытства. Отъехав шагов на сто от жилых домов, конвой остановился на самом берегу реки. Здесь живую добычу отвязали и ссадили всех на землю.

На мгновение несчастные охотники порадовались чувству физической свободы от уз, но скоро им пришлось убедиться, что их ожидало худшее. Начались мучения и издевательства над ними.

Их швырнули, как бревна, на землю, растянули спиной на дерне и затем вбили вокруг каждого по четыре кола. Затем вокруг обеих рук и обеих ног каждого обвязали по кожаному ремню и, обмотав свободные концы вокруг кольев, притянули их так крепко, что суставы и кости заныли.

Так должны они были лежать, лицом к небу, подобно кожам, растянутым для просушки, не имея возможности шевельнуться, кроме поворота головы вправо и влево.

Когда конвой удалился, место его заняли любопытствующие женщины и девушки. Галлер заметил, что они особенно толпились вокруг ирландца Бернея, прыгая вокруг него с комическими гримасами, громко хохоча, тыча в него пальцами и указывая на что-то друг другу. Галлер долго не мог понять, что такое необыкновенное открыли они в нем, но скоро загадка объяснилась.

Кому-то из конвойных понравилась, по-видимому, меховая шапка Бернея, и он взял ее себе, - так что ирландец лежал с обнаженной копной своих огненно-рыжих волос; они-то и потешали дикарок, никогда не видевших цвета лисицы.

Одна из них, более смелая или более любопытная, подошла поближе, нагнулась и дотронулась было рукой до волос, но тотчас отскочила, как будто обожгла о них пальцы.

Это вызвало новый взрыв смеха, и со всех сторон к Бернею стали подбегать и сначала только трогать рукой короткую жесткую щетину на его голове, а потом расходились до того, что стали дергать и даже выдергивать волосы. Ирландец долго молча терпел боль, но потом это ему надоело, и он заговорил, но тоном самой добродушной просьбы:

- Эй, вы там, девушки! Оставьте-ка меня в покое! Никогда рыжих волос не видали, что ли?

Женщины, конечно, ни слова не поняли и только еще веселее обнажали зубы, не только не прекратив свои пытки, но еще больше осмелев.

- Да перестаньте же наконец! - крикнул он уже резче, мотая головой от боли. - Перестаньте дергать, вы из меня жилы выматываете! Ой... ох... Матерь святая, оставите ли вы меня в покое, собачья свора!

Тон его голоса свидетельствовал о жестокой боли и нестерпимом раздражении, но это, по-видимому, только пришпоривало бессмысленную веселость дикарок. Казалось, пытке конца не будет, - ирландец уже не говорил, а шипел сквозь стоны слова проклятий. Вдруг они перестали дергать, о чем-то посовещались между собой, и несколько женщин убежали; по-видимому, у них созрел какой-то новый план. Действительно, через некоторое время они вернулись, таща в руках большой горшок с водой и другой сосуд с жидким мылом. Было ясно, что они надумали смыть красную краску с волос.

Две-три мускулистых женщины ослабили ремни на руках Бернея, так, чтобы его можно было посадить, и, захватив его голову, обильно намылив и облив водой, принялись тереть изо всех сил мочалкой из говяжьих сухожилий. Терли, скребли, царапали, снова мылили, обливали водой...

Напрасно несчастный метался, извивался, убедительно доказывая им на своем языке, что у него волосы не крашены, а природная краска не смывается, женщины старательно довели свое дело до конца и, когда решили, что натерли достаточно, вылили всю оставшуюся воду на его голову и плечи, чтобы сполоснуть мыло.

Изумлению дикарок не было конца, когда им пришлось убедиться, что волосы все так же ярко пылали огнем. Притащили еще воды, и тупая бессмысленная пытка повторилась с начала до конца...

С наступлением сумерек явилась новая смена стражи, просидевшая, не сомкнув глаз и не пошевельнувшись, всю ночь. Но разговаривать пленным не запрещали, и они толковали о том, что именно ожидает их утром. Никто из них ничего не знал наверняка, но Санчес, немного понимавший наречие навахо, кое-что узнал из разговора женщин между собой.

- Завтра, - рассказывал он то, что успел узнать, товарищам, - состоится великий танец Монтесумы; это праздник преимущественно для женщин и девушек. Послезавтра же состоится большой турнир, на котором воины покажут свое искусство в стрельбе из лука и будут состязаться в борьбе и верховой езде. Пусть бы они меня допустили к участию в последнем, я показал бы им такую штуку, какой еще не видали эти ловкие наездники.

Санчес был не только знатоком боя быков, но и необыкновенным наездником, так как в ранней юности долго специально учился этому искусству.

- На третий день нас погонят сквозь строй... А на четвертый...

- Что же на четвертый?

- На четвертый нас сожгут во славу их бога Солнца.

Пленные все были люди отважные, не раз глядевшие в глаза смерти, и потому думали о смерти без страха. Угнетало их только унизительное сознание такой смерти, какая им предстояла, не в открытом бою, а от руки диких мучителей; кроме того, мучила мысль о проигранном деле. Горька была также неизвестность, тревога о судьбе остальных товарищей, а для Галлера еще тяжела была и мысль о судьбе дорогой ему девушки. Но привычка владеть собой и закаленная воля помогли им заставить себя проспать несколько часов.