Сергей Кремлев - Политическая история Первой мировой Страница 33

Всё это англосаксонские планировщики будущей войны, конечно же, учитывали.

В РУССКИХ балканских сюжетах издавна фигурировала тема черноморских проливов, не изжитая и к началу XX века. И раз уж они помянуты, то скажу, забегая вперёд, что ещё одним стойким заблуждением является уверенность многих в том, что в начавшейся вскоре Большой, Мировой, войне Россия воевала как раз за обладание черноморскими проливами и что именно проливами собиралась-де расплатиться Антанта с Россией в случае общей победы.

Увы, читатель, и «за проливы» русские Иваны платили жизнью в счёт будущих прибылей всё тех же Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям, как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому Капиталу, владевшему Донбассом и тяжёлой промышленностью Юга России.

«Русскими» проливами перерезáлись бы и германские интересы на Ближнем Востоке, уже во славу Ротшильдов английских, а заодно с ними – и во славу нефтяного магната Детердинга…

Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский «улов» Николая Романова разделят на всех.

Не светило нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ – «Записка статского советника А. М. Петряева». Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо, он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: «Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние».

Петряев ошибся – Югославия была создана на основе объединения Сербии и Хорватии как раз при поддержке Антанты.

Что ж так?

А почему бы и не так, если в мае 1915 года не в славянском Петрограде, а в туманном Лондоне был образован Югославянский комитет во главе с хорватом Анте Трумбичем, и этот комитет сыграл выдающуюся роль в послевоенном южнославянском государственном устройстве.

С помощью не русских, а англичан…

Даром что английский министр иностранных дел Грей невозмутимо говорил русскому кадетскому лидеру Милюкову во время его лондонского визита в 1916 году: мол, как там устроятся сербы с хорватами, это их внутреннее дело, а ещё оно касается России, не Англии.

Не вредно для нас помнить и о том, что якобы души не чающая в России Болгария «братушек» в 10-е годы XX века была теснейше экономически связана с Германией и Австро-Венгрией. Так что, рассориваясь с последними, Россия отношений с болгарами не улучшала. А ведь Болгария как политически, так и экономически была для нас доступнее (а значит, и перспективнее), чем, например, Сербия. Но в условиях буржуазного порядка вещей действовал принцип: «Близок локоть, да не укусишь!».

И будет правильным сказать, что Россия с её столицей Нью-Бердичевом, в начале войны спешно переименованным в по-русски звучащий «Петроград», шла к участию в мировой войне, имея две странные цели: сделать, во-первых, Германию из дружественного государства смертельным врагом и, во-вторых, окончательно дать повязать себя внешними влияниями и долгами, чтобы стать вотчиной иностранного Капитала.

Забегая вперёд, сообщу, что к 1917 году российский долг Англии составил примерно треть годового дохода Российской империи, и это было больше, чем Англия была должна Соединённым Штатам. Франции царская Россия задолжала в два раза меньше, чем Англии, зато в 1917 году уже «временная» Россия начала безудержно заглатывать американские займы, увеличивая государственный внешний долг.

ГЕНРИ Ноэл Брейлсфорд в «Войне стали и золота» писал об этом так: «С 1854 по 1906 годы Сити бойкотировало Россию. Заём 1906 последовал за явно инспирированными статьями в «The Times», которые предсказывали политическое соглашение (оно и последовало в 1907 году. – С. К.). Финансы и дипломатия в современном мире стали друг другу необходимы. Если бы какая-либо держава или группа держав удерживала монополию на мировом денежном рынке хотя бы в течение нескольких лет и сознательно использовала её в политических целях, она в конце концов диктовала бы свою волю России… Россия уязвима, так как она зависит от своей репутации на западных рынках совершенно так же, как любая из республик Латинской Америки».

«Лестное» для царской «могучей» России сравнение, не так ли, господа путинисты и либерасты?

Кроме займов неплохо срабатывало и другое средство, о котором с горечью писал известный нам полковник Игнатьев: «Россия издавна дорого платила за свою техническую отсталость, представляя лакомый кусочек для иностранной промышленности: без затраты капиталов, одной продажей патентов, что и носило громкое название «техническая помощь», можно было снимать любые барыши с русских заводов. «Техническая помощь» являлась одним из самых надёжных средств для обращения России в колонию и хорошим подспорьем для иностранного шпионажа».

Конечно, в самой России об этом строго помалкивали, и для «патриотически» настроенной российской публики сочинили имеющую хождение по сей день сказочку о том, как прекрасно заживёт после победы над «гуннами» «христолюбивая» Россия.

Время добавило к этой сказке ещё одну подлую и лживую присказку: «Эх, если бы не проклятые большевики»…

Вся эта «идиллия» разбивается о цифровые данные. Взглянем ещё раз на российскую долговую проблему… Накануне Октябрьской социалистической революции, в 1917 году, государственный долг России превышал 60 миллиардов рублей. Много это или мало? Пусть читатель судит сам: это составляло семнадцать довоенных годовых государственных бюджетов. При этом внешний долг составлял 16 миллиардов, из них около 9 миллиардов – краткосрочная задолженность.

Что это значило? А то, что в случае «войны до победного конца» одна из «победительниц», Россия, почти сразу должна была бы выплатить Западу почти три довоенных бюджета. Это не считая того, что из 19 миллиардов краткосрочных внутренних обязательств казначейства на долю англо-франко-заокеанского Капитала тоже приходилось немало.

Ну как тут не вспомнить Ленина: «Есть ли экономическая возможность в эру «финансового капитала» устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно есть: это средство – финансовая зависимость и скупка источников сырья (чем как раз усиленно занимались в России англичане и французы. – С. К.), а затем и всех предприятий конкурента».

Так что, как уж там было бы при сепаратном мире царской России с Германией, не знаю, но вот при совместной «победе» царской ли, буржуазной ли России вместе с Антантой «мирное» завоевание России последней было бы обеспечено!

Балканы становились для России политическим капканом, внешние займы – финансово-экономическим. Защёлкнуть эти капканы должна была будущая мировая война, в которую втягивали Россию.

Позже, познакомившись с запиской Дурново, мы увидим, что кое-кто из русской правящей элиты подобную угрозу видел до войны, но… Но даже обращения прямо к Николаю были тщетными.

Перед войной золотой запас России весил более двух с половиной тысяч тонн. Внешний долг, возникший как результат военных расходов, сразу «съедал» четыре пятых этой золотой горы, добытой русскими людьми из русских же недр. Вот за какое будущее якобы Россия Романовых и Витте отправляла на западные рубежи империи миллионы Иванов в серых шинелях, оторвав их от миллионов Марий.

И лишь яркие цветы иван-да-марьи, распустившиеся по весне над ушедшими в землю солдатами, напоминали потом о загубленных зазря жизнях, судьбах и любви.

БАЛКАНСКИЕ войны позволили расставить предпоследние точки. Все основные участники будущего европейского и мирового конфликта на серии встреч и переговоров, вызванных этими войнами, ещё раз посмотрели друг на друга и враг на врага. Кто-то был готов более, кто-то менее, но уже было возможно начинать.

Кайзер Вильгельм был уверен и в себе, и в Германии. А основания для этого он имел. Даже знаменитый французский политический деятель Эдуард Эррио – убеждённый антагонист Германии на протяжении всей своей долгой жизни– признавал: «Германия противопоставляет нам, помимо грозной армии, внушительную организацию. Она извлекает пользу из всего, черпая во всех областях практики и ума». И Германия действительно была готова отмобилизоваться, народ действительно был сплочён и организован.

А Россия? С одной стороны, российские «верха» хорохорились. С другой стороны, состояние дел в России можно было уяснить себе, ознакомившись хотя бы с таким перлом казённой мысли, как решение царского правительства от 15 декабря 1909 года, где заявлялось следующее: «Усовершенствование способов передвижения в воздушном пространстве и практические испытания новых изобретений должны составлять по убеждению Совета министров преимущественно предмет частной самодеятельности».