Денис Дроздов - Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью Страница 33

В 1851 году Третьяковы приобрели у купцов Шестовых усадьбу в Лаврушинском переулке с двухэтажным особняком и обширным садом. Во второй половине XVIII века этой усадьбой владела семья потомственных военных Кологривовых. Главный дом, выстроенный хозяйкой – «капитаншей» А.А. Кологривовой, – стоял на палатах XVII века. На красную линию Лаврушинского переулка выходил северный флигель. В пожаре 1812 года дом уцелел практически полностью. При следующих владельцах усадьбы – богатых купцах-чаетор говцах Шестовых – в 1835 – 1839 годах был построен южный флигель, а главный дом украшен классицистическим аттиком.

Полноправной хозяйкой дома была Александра Даниловна, а братья Третьяковы сосредоточились на торговле. Это был редкий в купеческой среде идеальный семейный и деловой союз. «Не часто бывает, чтобы имена двух братьев являлись так тесно друг с другом связанными. При жизни их объединяла подлинная родственная любовь и дружба. В вечности они живут как создатели галереи имени Павла и Сергея Третьяковых»[112], – писал предприниматель и историк московского купечества П.А. Бурышкин. Братья Третьяковы отличались характерами. Павел был замкнутым, ему нравилось работать и читать в уединении, мог часами рассматривать и изучать картины и гравюры. Сергей, более общительный и веселый, был всегда на виду, любил пощеголять.

И.Е. Репин. Портрет П.М. Третьякова. 1901 г.

Однажды Павел Михайлович приехал по делам фирмы в Петербург и попал в Эрмитаж. Он был настолько поражен богатством художественного собрания, что непременно захотел заняться коллекционированием произведений изобразительного искусства. Вскоре он приобрел девять картин малоизвестных западных художников. «Первые две-три ошибки в столь трудном деле, как определение подлинности старых картин, навсегда отвернули его от собирательства старых мастеров, – писал И.С. Остроухов после смерти собирателя. – «Самая подлинная для меня картина та, которая лично куплена у художника», – говаривал покойный»[113].

Во время очередной поездки в Петербург Павел Михайлович знакомится с коллекцией Ф.И. Прянишникова – полотнами А.Г. Венецианова, О.А. Кипренского, В.А. Тропинина, П.А. Федотова и др. Именно тогда Третьяков решает собирать картины современных русских художников. В Третьяковской галерее годом основания музея считается 1856 год, когда Павел Михайлович приобрел две первые картины «Искушение» Н.Г. Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» В.Г. Худякова. Сегодня они висят рядом в одном зале. Условие, по которому Павел Михайлович отбирал картины для своей галереи, можно найти в его словах, обращенных к художникам: «Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес, дайте мне хоть лужу грязную, но чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника»[114].

Но это отнюдь не значит, что Третьяков просто скупал все приглянувшиеся ему картины. Он был смелым критиком, не признающим чужих авторитетов, часто делал замечания художникам, а порой и добивался поправок. Обычно Павел Михайлович покупал полотно до открытия выставок, прямо в мастерской, когда картину еще не видели ни критики, ни зрители, ни журналисты. Третьяков прекрасно разбирался в искусстве, но этого было мало, чтобы выбирать лучшее. Павел Михайлович обладал своеобразным даром провидца. Показателен здесь один случай, о котором рассказано в книге С.Н. Дурылина «Нестеров в жизни и творчестве». «На предварительном, закрытом, вернисаже XVIII Передвижной выставки, куда допускались немногие избранные друзья передвижников, Мясоедов подвел к «Варфоломею» В.В. Стасова, трибуна-апологета передвижничества, Д.В. Григоровича, секретаря Общества поощрения художеств, и А.С. Суворина, редактора газеты «Новое время». Все четверо судили картину страшным судом; они согласно все четверо признали ее вредной… Зло нужно вырвать с корнем. Пошли отыскивать по выставке московского молчальника, нашли где-то в дальнем углу, перед какой-то картиной. Поздоровались честь честью, и самый речистый и смелый, Стасов, заговорил первым: эта картина попала на выставку по недоразумению, ей на выставке Товарищества не место. Задачи Товарищества известны, картина же Нестерова им не отвечает: вредный мистицизм, отсутствие реального, этот нелепый круг вокруг головы старика… Ошибки возможны всегда, но их следует исправлять. И они, его старые друзья, решили его просить отказаться от картины… Много было сказано умного, убедительного. Все нашли слово, чтобы заклеймить бедного «Варфоломея». Павел Михайлович молча слушал, и тогда, когда слова иссякли, скромно спросил их, кончили ли они; когда узнал, что они все доказательства исчерпали, ответил им так: «Благодарю вас за сказанное. Картину Нестерова я купил еще в Москве, и если бы не купил ее там, то купил бы сейчас здесь, выслушав все ваши обвинения»[115].

В.А. Серов. Портрет С.М. Третьякова. 1895 г.

И.Н. Крамской. Портрет В.Н. Третьяковой. 1879 г.

Сергей Михайлович Третьяков начал собирать свою коллекцию на пятнадцать лет позже брата и сумел приобрести лишь около ста произведений. Однако собрание его было единственным в своем роде, ведь он интересовался современной западной живописью – Ж.-Б.-К. Коро, Ш.-Ф. Добиньи, Ф. Миле и др. Павел Михайлович, в отличие от брата, который собирал картины для себя, целенаправленно стремился создать общедоступный музей национального искусства. Еще в 1860 году (а было ему тогда всего двадцать восемь лет) он составил завещание: «Я хотел сделать распоряжение на случай моей смерти… Капитал сто пятьдесят тысяч р. серебром я завещаю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи… Более всех обращаюсь с просьбой к брату Сергею; прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять… что для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие… Более я ничего не желаю, прошу всех, перед кем согрешил, кого обидел, простить меня и не осудить моего распоряжения, потому что довольно осуждающих и кроме вас, то хоть вы-то, дорогие мои, останьтесь на моей стороне»[116].

В 1865 году состоялась свадьба Павла Михайловича с Верой Николаевной Мамонтовой – двоюродной сестрой известного мецената Саввы Ивановича Мамонтова. У Третьяковых было шесть детей – четыре дочери и два сына. В семье все любили друг друга. Павел Михайлович писал жене: «Искренно от всей души благодарю Бога и тебя, что мне довелось сделать тебя счастливой, впрочем, тут большую вину имеют дети: без них не было бы полного счастья!»[117] Сергей Михайлович женился гораздо раньше брата, в 1856 году, но его жена умерла вскоре после рождения сына. Лишь спустя десять лет Сергей Михайлович вступил во второй брак с Еленой Андреевной Матвеевой.

Павел Михайлович придерживался традиционных купеческих взглядов на воспитание детей. Он дал детям прекрасное домашнее образование. Они занимались музыкой, учили иностранные языки, посещали концерты, театры, художественные выставки и вместе с родителями много путешествовали. Конечно, заметную роль в формировании детей сыграли художники, музыканты и писатели, бывавшие в гостях у Третьякова почти каждый день. В 1887 году от скарлатины, осложненной менингитом, умер сын Павла Михайловича Ваня – всеобщий любимец и надежда отца. Третьяков болезненно переносил эту тяжелую утрату. Второй сын Михаил страдал слабоумием и не мог стать полноценным наследником и продолжателем семейного дела. Дочь Третьякова Александра вспоминала: «С этого времени характер отца сильно изменился. Он стал угрюм и молчалив. И только внуки заставили былую ласку проявляться в его глазах»[118].

Один из залов Третьяковской галереи. Фотография 1898 г.

Долгое время Третьяков был единственным собирателем русского искусства, по крайней мере в таких масштабах. Но в 1880-х годах у него появился более чем достойный соперник – император Александр III. Существует множество легенд, связанных с противостоянием Третьякова и царя. Павел Михайлович несколько раз буквально из-под носа Александра уводил картины художников, которые при всем уважении к августейшей особе отдавали предпочтение Третьякову. Царь приходил в ярость, если, посещая передвижные выставки, видел на лучших картинах отметки «собственность П.М. Третьякова». Но были случаи, когда представители императора просто перебивали цену, предлагаемую московским собирателем. Например, уже после кончины Александра III его сын Николай II предложил невероятную по тем временам сумму за картину «Покорение Сибири Ермаком» В.И. Сурикова – сорок тысяч рублей. Новоявленный император не желал скупиться в память о своем отце, который мечтал приобрести это полотно. У Сурикова уже была договоренность с Павлом Михайловичем, но он не мог отказаться от столь выгодной сделки. Третьяков же просто не был в состоянии предложить больше. В качестве утешения художник совершенно бесплатно отдал собирателю эскиз к картине, который до сих пор висит в Третьяковке.