Александр Снисаренко - Рыцари удачи. Хроники европейских морей Страница 33

Свои боевые корабли викинги чаще всего называли поэтическими эпитетами кеннингами или хейти. На­пример - «конь волны» (при этом конская голова на форштевне вовсе не обязательна). Или - «зверь пучи­ны». Или - «скакун корабельного борта». В кеннингах корабля можно встретить упоминания оленей и медве­дей, чаек и ветра, стапеля, лыж и корабельных катков. Особенно часто в них фигурирует священное дерево askr (ясень потому .норманнов, как уже творилось, звали аскеманнами), bord (борт, щит) и skeid (щит, за­щита, убежище). Последнее было самым популярным, и произошедшее от него древнеанглийское sket (быст рый, скорый), возможно, указывает на класс или тип особо быстроходных судов. Думается, то были снеккьи, и вот почему. Вряд ли случайно замечание автора саги о «Транине» Олава Трюггвасона: «Это была шне­ка». Значит, что-то отличало ее от других, обычных для той эпохи кораблей. Пресловутые дракары отпадают: норманны такого слова не знали, не встречается оно и в иностранных источниках, например русских.

Руссы упомянуты здесь неспроста: ведь после при­хода варягов они должны были неизбежно и очень близко познакомиться с их судами. В «Повести времен­ных лет» под 882, 945, 968, 971, 985-м годами есть лишь одно обозначение судна - лодья (и лодка - маленькая лодья). Слово это, безусловно, нерусское: на древне­скандинавском lodr (концевое г в этом языке не чита­ется) - кожа. Значит, его принесли скандинавы. Но ведь они никогда не пользовались плетеными судами! И вот тут самое время вспомнить британско-ирландскую карру. Поскольку ее владельцы долгие годы не имели никакого понятия об иных кораблях, то карра в их речи означала и просто судно, то есть служила также родовым понятием. И когда викинги впервые появились у берегов Англии на своих внушающих ужас кораблях, часть которых была, по-видимому, укра­шена драконьими головами, общеевропейское (в том числе и норвежское) слово drake, dreki (в древнеирландском эпосе драконы не встречаются) соединилось с местным, и в северных морях появилась «драконья карра» - дракарра, дракар. Именно упоминание в этом сложном слове карры ясно свидетельствует о том, что образование «дракар» впервые прозвучало у британ­ских берегов: дракон был священным животным и воинским тотемом саксов. Материковые саксы назвали бы такой корабль «дракскип».

Норманны нового термина не восприняли, у них и без того было предостаточно слов для обозначения своих кораблей, в том числе и пиратских: во всей Северной Европе наиболее обобщающим понятием для корабля викингов без различия его типа и прочих деталей, как и следовало ожидать, было именно drak-skip («корабль дракона»). Северян же поразило другое: гладкость обшивки кожаных судов. Норманнские ко­рабелы делали обшивку внакрой, клинкерным спосо­бом или "близким к нему, как это практиковалось тогда повсеместно. К слову сказать, она и впрямь напоминала чешую или перья дракона. Гладкая же, по оценкам их экспертов, должна была значительно улучшить характе­ристики судна, хотя трудоемкость ее изготовления возрастала значительно: ведь каждую доску нужно бы­ло выстругать и плотно подогнать к соседней. Вероятно, древнеанглийское слово ceorfan (резать, строгать) и произошло все от той же карры. Может быть, как раз в то время и закачался на волнах «лучший струг», при­надлежавший скандинавскому богу Фрейру и носивший имя «Скидбладнир» («сложенный из тонких досочек»). Это была первая из снеккий - змеев, отличающихся, как известно, от драконов гладкостью своей кожи и необыкновенной юркостью в воде. И принадлежал он богу. Вот почему в саге появилась фраза «Это была шнека». Кеннингов змеев, по свидетельству «Эдды», было четырнадцать, и первым в этом перечне значится дракон, а шестым - собственно змей. Видимо, эти поня­тия были синонимами.

Тогда же должно было появиться и второе имя снеккьи - карва: «струганая, резаная, долбленая». На Руси шнеки и струги стали известны одновременно - прежде всего в Новгороде, куда привел свою дружину Рюрик. На Белом море утвердилась форма «шняка», скорее всего через англичан: на древнеанглийском змей - snaca. В этой же транскрипции его заимство­вали шведы. В сущности, шнеки и струги обозначали одно и то же.

И в это же время из византийских источников попал в русские летописи караб: в 907 году Олег и его люди плыли к Византии «на кораблех». Это были боевые лодки, выдолбленные из цельного ствола,- моноксилы, известные еще с античных времен. Во время своих по­ходов к Дунаю с ними познакомился римский импера­тор Траян. На рельефах его колонны изображен мо-ноксил, установленный на колесную повозку и превра­тившийся в некое подобие арбы. Это же мы видим и в описании штурма Константинополя Олегом, только он снабдил корабли, кроме колес, еще и парусом, чем привел в ужас ромеев, незнакомых с «сухопутными парусниками». В XII веке слово «корабль» встречается в русском «Сказании об Индийском царстве», в 1204 го­ду - в «Повести о взятии Царьграда», а в 1280-х годах в «Житии Александра Невского» уже мирно соседст­вуют лодьи, шнеки и корабли. От карры, или карвы, новый тип обшивки получил в конце XI века особое название, до наших дней сохранившееся в немецком как karviel, в английском как carvel, а в голландском как kraweel. Но такая об­шивка была редкостью вплоть до XV столетия, случаи ее применения МОЖНО пересчитать ПО пальцам.

По расстоянию между отверстиями для весел (ruims) в верхнем поясе обшивки, позволявшими нор­маннам обходиться без уключин, - около метра - легко можно установить длину борта этих судов: он де­лался прямым и одинаковой высоты на всем своем протяжении, поэтому одинаковыми были и весла. Чтобы получить общую длину военного корабля, к этой длине достаточно приплюсовать длину штевней. Некоторые штевни мы можем потрогать собственными руками бла­годаря стараниям археологов.

Самое раннее судно, тридцативесельное, датируемое примерно 800 годом и найденное в Усеберге, имело длину 21,4 метра и ширину 5,1, высота его борта оцени­вается в 1,4-1,6 метра, а осадка - 0,75.

Реконструированное норманнское судно.

Флюгер из Челлунге (Готланд), украшавший мачту корабля ви­кингов, а позднее - церковный шпиль.

Очень близко к нему по параметрам парусное судно того же времени, обнаруженное в Гокстаде: оно на два метра длиннее, борт его на тридцать сантиметров выше, и лишь осадка почти втрое превышает осадку его гребного собрата. Предполагают, что оно могло брать на борт до семидесяти человек и развивать скорость свыше десяти узлов.

Корабли времени двух Харальдов (Прекрасноволо-сого и Сурового) и двух Олавов (Трюггвасона и Свя­того) обнаружены в Скуллелеве и Туне, Ладбю и Хедебю, Фромборке и Ральсвике. Самое маленькое из них (Хедебю), иарусно-гребное, имеет длину около шестнадцати метров и ширину два с половиной, им управляли восемь-десять пар гребцов. Длина самого большого (Скуллелев), гребного, достигала двадцати восьми метров, а ширина превышала четыре.

Только корабли Вильгельма Завоевателя, судя по их изображениям, были заметно шире и не имели весел. Что же касается его флагманского корабля - «Мо­ры»,- то здесь есть несколько любопытных деталей, в сагах не упоминаемых. Это - герб с изображением креста на топе мачты, фигура ангела, трубящего в рог, на ахтерштевне (возможно, она была вращающейся - по аналогии с некоторыми скульптурами Александрий­ского маяка) и флагшток с тремя знаменами, одно из которых явно служило штандартом конунга.

Средиземноморский способ руления: два рулевых весла, крепящихся в петлях по каж­дому борту.

Среди торговых судов, в подавляющем своем боль­шинстве парусных, эволю­ция более заметна. Для них характерны широкий до тридцати градусов - развал шпангоутов наружу, что свя­зано со стремлением уве­личить грузоподъемность судна, и наличие (иногда) второго рулевого весла. В течение двух столетий их длина возросла от восьми метров (судно из Щецина) до семнадцати с половиной (судно из Эльтанга), шири­на - от 2,2 до 3,9, осад­ка - от 0,45 до метра, высо­та борта - от 0,7 до 1,9 мет­ра (это именно та высота, на которой обычно возникает упоминавшаяся оптическая иллюзия хиллингар, непомерно увеличивающая и при­ближающая предметы). Первое из них было построено в IX веке, второе - в XI.

Свои торговые суда норманны называли кноррами (или кнорре) и коггами.

По звучанию слово кнорр сразу напоминает карру. И неудивительно: если у боевых ладей викингов борт был прямой, то у карры - изогнутый, а норвежское knorr и означает «спираль, изгиб». Такие же суда, плавно прогибающиеся от носа и кормы к середине, викинги видели и у арабов: например, самбук. Кнорры имели заостренные оконечности, палубу с квадратным люком, ведущим в трюм, прямой рейковый парус и ши­рокий развал высоких бортов, очень редко - весла в качестве добавки к парусу, а больше - для маневри­рования в узкостях и при швартовке. Для регули­рования площади парусности были изобретены риф-штерты, введенные затем и на боевых кораблях. Кнорры появились в северных морях в IX веке, впервые этот тип судна упомянут в песне скальдов, повествующей о битве у Хафсфьорда в 872 году, где кнорры были составной частью флотов викингов. Это короткие (от пятнадцати до двадцати одного метра), широкие (в среднем пять метров) и пузатые корабли с большой осадкой и высоким фальшбортом. Форштевень их, укра­шенный головой животного, круто отгибался назад, как на древнеегипетских судах, и когда кнорр выплывал из-за какого-нибудь мыса, казалось, что это какой-то причудливый морской зверь рассекает грудью холодные волны.