Ирина Карацуба - Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов Страница 34

Вожди раскола призывали уходить от гонителей и совершать церковные таинства самим, а попов-«никониан» обманывать. Староверческое движение стало первым в России массовым проявлением гражданского неповиновения; оно обеспечивало крестьянам организационные связи, необходимые для всех форм его борьбы. Раскольничьи скиты служили укрытием для беглых и исходной базой для повстанческих выступлений, а борьба за «старую веру» — идейным обоснованием социального протеста. Раскол стал своеобразной альтернативой московскому самодержавию и «никонианской» церкви, но обращен он был не в будущее, а в прошлое. Фанатичную верность традиции как условие спасения души зафиксировали знаменитые слова Аввакума, его кредо: «Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!»[5].

Никоновскую реформу Аввакум и его последователи воспринимали как «блудню еретическую» (показывая тем самым, что не умеют отличить догматы, на которые покушались реальные еретики, от обрядов, реформированных никонианами). Для них церковная «справа» — это крушение богоустановленного порядка: «Никон начал правоверие казнити, оттоле все зло постигает нас и доныне». Поэтому и разинщина, и «чумной мор» 1654–1655 гг., и войны с Речью Посполитой и Швецией были для них общественными проявлениями нарушения установленного Богом порядка. Аввакум в прошлом Руси видел «райский сад», верил в неизбежное в будущем восстание против никониан накануне Страшного суда и мечтал: «Даст Бог, преже суда тово Христова, взявше Никона, разобью ему рыло. Блядин сын, собака, смутил нашу землю. Да и глаза те ему выколупаю, да и ткну его взашей: ну во тьму пойди, не подобает тебе явиться Христу моему свету. А царя Алексея велю Христу на суде поставить. Того мне надобно шелепами медяными (т. е. медными прутьями) попарить». «Огнепальный» протопоп был убежден, что на Страшном суде он сможет приказывать Иисусу Христу…

Вожди раскола предвещали приход Антихриста, конец света в 1666 г. и грядущее царство небесное, где не будет различия между рабами и господами, «но вси едино есть». Даже после того, как ожидаемого светопреставления не произошло, активность сторонников староверия не спала. Ужесточилась и правительственная политика. Указ 1684 г. предписывал всех отказывавшихся посещать церкви «пытать и разыскивать накрепко»; упорствующих «если не покорятся, жечь в срубе и пепел развеять». Начались печально знаменитые старообрядческие «гари», в которых сжигали себя сотни людей.

Иногда сторонники «старой веры» решались на сопротивление: в 1668–1676 гг. упорно держались против правительственных войск монахи и работники Соловецкого монастыря, отказавшиеся принять новые богослужебные книги. Когда же открытая борьба была невозможна, преследования властей и сознание безысходности порождали отчаяние: мир захвачен Антихристом, «нигде нет исходу — только в огонь дав воду».

Старообрядчество, староверие или раскол (в терминологии РПЦ до 1971 г.) — общее название объединений русских православных духовных лиц и мирян, отказавшихся признать реформы патриарха Никона. Собственное наименование староверия — древлеправославное христианство. Сохранив каноническую и догматическую основу православия, старообрядчество звало своих последователей не столько к возвращению обратно к дореформенной церкви, сколько к церкви новой, основанной на желании более активной и более целостной религиозной жизни при соблюдении дониконовской традиции. Старообрядчество отличается строгим соблюдением принципа соборности (добровольного соединения верующих на основе любви к Богу и друг другу в духе Святом), значительной ролью мирян в жизни общин, верой в особую миссию русского православия. В силу давнего конфликта старообрядчества с государством в нем особое значение имеет идея разделения церковной жизни и государственной власти.

Старообрядчество не было единым движением; с конца XVII в. оно стало распадаться на отдельные толки и согласия («федосеевщина», «поморское согласие» и др.). Старообрядчество делится на «поповщину» и «беспоповщину». Поповцы признают необходимость церковной иерархии и всех церковных таинств. Они в середине XIX в. создали свою церковную организацию (так называемую Белокриницкую иерархию) с центром в Буковине, тогда входившей в Австро-Венгерскую империю (позднее — в общине Рогожского кладбища в Москве).

Беспоповщина распространилась на Севере; ее приверженцы отрицали необходимость духовной иерархии и некоторых таинств. Наиболее радикальные ее толки («филиповщина», «нетовщина») проповедовали необходимость «самоуморений и самосожжений». В XVIII в. власти ослабили преследования старообрядцев, установив для них повышенное налоговое обложение. По мере того как раскольничьи общины втягивались в рыночные отношения, в них росло предпринимательство; из среды раскольников выделялась купеческая верхушка (знаменитые московские купеческие семейства Морозовых, Рябушинских, Кузнецовых, Расторгуевых). По данным Синода, в 1895 г. насчитывалось 13 миллионов старообрядцев, что составляло около 10 % населения. В 1971 г. Поместный собор Русской православной церкви признал постановления Соборов 1656 г. и 1666–1667 гг. в части, касавшейся осуждения раскольников, недействительными, а сами старые обряды — равноспасительными и равночестными новым. Юбилейный Собор 1988 г. («Собор тысячелетия») выразил сожаление по поводу возникшего триста лет назад разделения единой церкви.

В наше время наиболее крупными организациями являются: у «поповцев» — Русская православная старообрядческая церковь и Древлеправославная церковь во главе с митрополитами; у «беспоповцев» — Российский совет древлеправославной поморской церкви и Московские христиане древлеправославно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского федосеевского согласия.

Укрывшиеся в лесных скитах старообрядцы сохраняли свой уклад жизни, мировоззрение, старые иконы, книги «дониконовой печати» и рукописи. Уже 30 лет ученые Москвы, Петербурга, Новосибирска отправляются в экспедиции в районы старообрядческих поселений (с. Ветка на границе Украины и Белоруссии, Верхнекамье) за древними рукописями, записывают духовные стихи и песнопения; создается даже телевизионный архив, с помощью которого запечатлены церемонии и обряды прошлого, технологии традиционных ремесел.

Большинство старообрядцев верило, что с началом исправления книг наступило царство Антихриста. Эта вера, а также жестокие гонения со стороны государства привели наиболее радикальных «расколоучителей» к выводу, что самоубийство за веру есть подвиг, равный мученичеству. В 1687–1693 гг. на Севере бывший дьякон Соловецкого монастыря Игнатий и его товарищи организовали массовые самосожжения, в которых погибло около пяти тысяч человек. «Дерзайте всенадежным упованием, таки размахав — да и в пламя! Накось диавол, мое тело, до души моей дела тебе нет», — одобрял протопоп Аввакум своих последователей. Случаи самосожжения, самоутопления, самопогребения имели место даже в XIX в. Но не все могли последовать таким радикальным призывам. Десятки тысяч людей предпочитали уйти от гонителей-«никониан»: одни отправлялись в пределы Речи Посполитой; другие — к берегам Белого моря, третьи — в леса за Волгу и дальше в Сибирь, где и сейчас еще существуют общины старообрядцев.

«.. И пришли они, подьячие с теми выборными людьми, в черные дикие леса к тому острогу, и, не подпуская их к острогу, начали воровские люди с того острога со стен по них стрелять ис пищалей. И подьячие с посыльными людьми учинили на тот острог окрик болшой и убили у них, воров, на степе острожной из лука чернеца (т. е. монаха). Да с того ж острога со стены сорвали они человека, Стенькою зовут, Климова. Да ис того ж воровского острога нашли… их воровское непристойное письмо. А по словам того вора Стеньки, в том остроге воры, церковные противники. И они, воры, видя над собою промысел и многой окрик и стрельбу, в том остроге заперлись и хоромы зажгли сами, и от того запаления згорели они все без остатка. А отнять их вскоре от огня было невозможно потому, что у острога ворота, и у них двери укреплены многими запорами. А острог был зделан в толстом лесу, от земли мерою трех сажен мерных, и поделаны были частые бойницы… И подьячие, войдя в тот острог, дождались того, как пожар истух, осмотрели в том пожаре многие погорелые тела, по смете тел двести с тритцать. И тот острог они, посланные люди, разорили до основания и пожгли», — так описывал самосожжение старообрядцев в Важском уезде в ноябре 1685 г. архиепископ Холмогорский Афанасий.

Итак, церковные реформы царя Алексея Михайловича и патриарха Никона прошли по, увы, традиционной русской схеме — «хотели как лучше, а получилось как всегда». Точнее, получилось небывало хуже, и всю историю Русской православной церкви до собора 1917–1918 гг. правильнее было бы делить не на досинодальный и синодальный периоды, а на эпохи до и после книжной справы и раскола. В конфликте никониан и старообрядцев у каждой из сторон была своя правда. Никон и его сторонники совершенно справедливо пытались преодолеть замкнутость и отсталость русской церкви и восстановить авторитет ее главы, но действовали крайним насилием и сорвались в теократическую утопию. Аввакум и староверы мужественно противостояли зачастую неграмотному диктату и утверждали евангельские истины ценой собственной жизни, но замкнулись в невероятном традиционализме, гордыне, антиинтеллектуализме («не высокомудрствуй, но бойся!» — писал Аввакум, сам ничего не боявшийся).