Альфред Бёрн - Битва при Креси. История Столетней войны с 1337 по 1360 год Страница 34

Над полем битвы «зашло солнце и появились звезды», а сражение, несмотря на это, продолжалось при сиянии луны. Всюду происходило то же самое; французские рыцари решительно атаковали английские позиции, волна за волной, пока не кончились силы. Но, несмотря на численное превосходство французов и яростное наступление, позиции неприятеля так и остались за ним. Линия за линией «отступающие оставляли на поле убитых – и своих и чужих».

Бог сражений, было ль когда-нибудь в миреСраженье подобное этому?

Говорят, в тот день состоялось пятнадцать атак на английские позиции, но не непрерывных, во всех сражениях есть паузы различной продолжительности. Во время этих пауз английские лучники спускались вниз по склону и собирали свои стрелы, главным образом вынимая их из убитых (точно так же, как десять лет спустя, при Пуатье). Ближе к полуночи сражение начало стихать, тишину на поле боя нарушали лишь стоны раненых.

Английская армия, утомленная резней, насытившаяся победой, устроилась на ночлег прямо на своих позициях даже не поужинав. Король выпустил строгие и разумные приказы: не пытаться в этот день преследовать неприятеля при таких необычных обстоятельствах. Приказы были исполнены, хотя соблазн не подчиниться им существовал.

С наступлением ночи французская армия стала незаметно отступать с места сражения; каждый солдат уходил своей дорогой: команд к концу дня отдавать практически некому, слишком много погибло командиров. Французский король пожелал броситься в середину сражения – никто не мог назвать Валуа трусом, – но граф Иоанн Геннегауский крепко взял за уздцы его лошадь и увел с поля сражения (триста лет спустя граф Корнворт неохотно уведет Карла Английского с поля битвы, на котором тот потерпел свое самое большое поражение[88]). Оба монарха, вероятно, всю жизнь сожалели, что пережили битву; обе битвы проиграны полностью. «Печальная битва» (как говорят о ней «Большие французские хроники») подошла к концу.

Французский король уехал с поля ( или его увели) в сопровождении небольшой свиты преданных слуг и около полуночи достиг замка Лабройе, на расстоянии 3 миль на северо-восток от места сражения[89]. После некоторых трудностей его пустили в замок и он получил ночлег. О последующих его действиях летописцы и комментаторы сообщили очень немногое, но эти скупые сведения очень важны для нас. На рассвете следующего дня он снова отправился в путь, но не в Аббевиль, где мог собрать остатки своей армии, а к Амьену, в 43 милях в тылу, сделав по пути остановку в Дулене на обед. В Амьене он встретил четырех своих союзников: Карла Богемского, Иоанна Геннегау, графа Намюра и нового графа Фландрии Людовика. Все они сообщили, что войска их разбежались, и после вежливого объяснения удалились по домам. Для них война кончилась, великому союзу наступил конец; самый влиятельный монарх в Западной Европе, несколько часов назад возглавлявший самую могущественную армию, оказался покинутым всеми. В сражении он потерял своего брата графа Алансона, своего шурина Иоанна Богемского и племянника графа Блуа (старшего брата Карла Блуа). Кроме того, ряды его генералов значительно поредели. Армия лишилась всех своих лидеров. Цвет французского рыцарства, как сообщают «Большие французские хроники», остался лежать на поле битвы[90].

Король был потрясен: впустую потерял несколько дней, просидев в Амьене; единственное, что он сделал, – попросил трехдневного перемирия, чтобы захоронить мертвых и казнить нескольких генуэзцев, подозреваемых в измене. После этого решил отправиться к замку Понт-Сен-Максенс, в изолированном месте на краю большого леса Аллат, в 35 милях к северу от Парижа. Прибыв туда 8 сентября, оставался в уединении еще часть октября, предоставив армии и стране самим заботиться о себе, – Филипп Валуа, говоря современным языком, опустил руки.

* * *

Тем временем герцог Иоанн Нормандский, ускорив марш, шел на север в сопровождении отряда кавалерии. Вернувшись в Париж (8 октября), он стал расспрашивать о судьбе отца и в конечном итоге, отправившись на север, через лес, нашел короля. Встреча отца и сына, должно быть, была очень трогательна: отец, Филипп, потерял армию, а десятью годами позже сын, Иоанн, потеряет и армию, и свободу. Герцог убедил короля возвратиться с ним в Париж.

* * *

Вернемся теперь к Креси. В воскресенье 27 августа, когда настал рассвет, поле битвы покрывал густой туман, как будто сама природа хотела скрыть шрамы, оставленные войной. Бесполезно посылать разведку на поиски отступавшего неприятеля, но некоторые меры следовало принять. Долина была устлана мертвыми телами, английский король обратился к монахам близлежащего аббатства Креси-Гранж с просьбой позаботиться о раненых, а также отправил сэра Реджиналда Кобхэма с писарями подсчитать количество мертвых рыцарей и тяжеловооруженных всадников (простолюдинов редко включали в отчеты о потерях). Писари тщательно исполнили поставленную перед ними задачу. Рыцарей и тяжеловооруженных всадников погибло 1542; пожалуй, это единственные достоверные данные о французских потерях; число потерь среди простолюдинов – 10 тысяч – очень приблизительно. Конечно, эта цифра преувеличена, но она соответствует всего-навсего трем зазубринам на английских луках[91].

Точные французские потери мы вряд ли когда-нибудь установим; но пусть неизвестно общее количество потерь, ясно одно: великая французская армия прекратила свое существование. Генуэзцы, не получив никакого жалованья по причине гибели начальства, покинули армию и вернулись домой, в далекую Италию (откуда новости о поражении распространились по всей Европе). Остальные разошлись по домам, – как наши солдаты после поражения в Войне Алой и Белой розы. Английские потери на удивление малочисленны (хотя и не настолько, как свидетельствует один летописец, – что только два рыцаря убиты).

Король Богемии похоронен с особыми почестями; Эдуард присутствовал в траурном облачении, как и принц Уэльский[92].

Прежде чем писари закончили свою ужасную работу, туман рассеялся и Нортхемптона и Варвика отправили в погоню за врагом, если тот еще существовал. А это оказалось так: на некотором расстоянии, не очень далеком от места сражения, они увидели, что к ним приближается неприятельский отряд, и стали готовиться к схватке. Далее перед нами предстает редкий пример того военного противоречия, которое в большей мере, чем сейчас, превалировало в боевых операциях. Этот корпус состоял из ополченцев Руана и Бовези, спешивших принять участие в сражении. Вряд ли они не сознавали, что сражение уже произошло, – очевидно, встретили бежавших с поля боя союзников и потому, возможно, из-за туманной погоды приняли приближающийся отряд за французов. Приближаясь к предполагаемому союзнику без всяких предосторожностей, вскоре поняли свою ошибку; английские лучники немедленно открыли ураганный огонь по противнику, а затем тяжеловооруженные всадники гнали французов несколько километров и, как говорят, уничтожили «несколько тысяч»[93].

ПРИЧИНА ПОБЕДЫ

Как объяснить удивительный и шокирующий на первый взгляд результат сражения при Креси? Обычно, анализируя результаты сражения, приводят несколько факторов, сыгравших в ходе его ту или иную роль. Совместив все факторы и взвесив все «за» и «против», получим истинную картину. Как мне кажется, на результат сражения повлиял только один фактор, и он важнее всех остальных, – качество двух армий. На одной стороне – армия обученная, дисциплинированная, хорошо вооруженная и уверенная в себе; она сражалась изо всех сил – ведь за спиной у нее только море и отступать в случае поражения некуда. На другой – солдаты в значительной степени необученные, в спешке собранные в разных странах; говорят на нескольких языках, не знают своих союзников и не доверяют им; ни сплоченности, ни порядка, ни уважения к командирам. Для такой армии естественно распасться после первого же столкновения с сильным противником, что в итоге и произошло. Нет никаких оснований искать другие причины или оправдания французского бедствия в «печальной битве при Креси»[94].

Приложение

ЧИСЛЕННОСТЬ ФРАНЦУЗОВ В СРАЖЕНИИ ПРИ КРЕСИ

Последнее слово в этом вопросе, но, будем надеяться, не заключительное, предоставим историку Фердинанду Лоту, автору работы «Военное искусство и армии в эпоху Средневековья» (1946). Отметив, что английская армия состояла из менее чем 9 тысяч человек, он пишет: «Все говорит о том, что французская армия была малочисленнее, чем английская».

Что подтолкнуло его прийти к этому поразительному заключению, неизвестно. Ведь все письменные свидетельства и сочинения с тех времен и до наших дней говорят совсем обратное. Лот утверждает, что к этому выводу его подтолкнули два фактора. Во-первых, письмо Эдуарда, содержащее такие данные: французская армия состоит из «более чем 12 тысяч тяжеловооруженных всадников, из них 8 тысяч – дворяне, рыцари и оруженосцы». Итак, численность французской армии 12 тысяч; получается, что генуэзцев, пехотинцев, ополчения и союзников при Филиппе всего 4 тысячи – в два раза меньше, чем его дворян. Эдуард – опытный солдат, – когда он говорит «тяжеловооруженные всадники», он их и имеет в виду. Потому и духовник его Уинкли дает ту же цифру – 12 тысяч тяжеловооруженных всадников.