Павел Остапенко - История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа Страница 34

Вильгельму отправили буллу, отлучавшую от церкви Гарольда и всех его сообщников, а также освященное знамя с изображением креста и перстень, в который был вложен волос апостола Петра. Все это можно считать символами того, что Бог и Папа — наместник Божий на земле — передают Вильгельму страну, которую он хочет завоевать.

Однако еще до прибытия буллы, знамени и перстня Вильгельм собрал на совет преданных людей. Все они подали голос за вторжение в Англию и обещали Вильгельму служить лично и имуществом, которое они были готовы продать или заложить. «Но этого еще недостаточно, — прибавили они, — вам надо попросить помощи и совета у обитателей этой страны[92]. Справедливость требует, чтобы платящий на предприятие был призван и для соглашения об уплате». Тогда, говорят средневековые летописцы, Вильгельм велел созвать большое собрание представителей всех сословий Нормандии: военных, духовных, торговых, всех наиболее уважаемых и богатых. Он рассказал им о своих планах, просил их содействия, а затем удалился.

Собрание в отсутствие короля почувствовало себя вольнее. Мнения разделились: одни желали помочь герцогу кораблями, припасами и деньгами; другие отказывались от какой бы то ни было помощи, выдвигая различные причины. Начались споры, затем присутствовавшие разделились на группы, яростно споря между собой. В дело вмешался сенешаль[93] Нормандии Гильом: «Зачем вы так спорите? Он ваш сеньор и нуждается в вас; ваше дело самим предложить ему помощь, а не ожидать его просьбы. Если вы ему теперь откажете, а он достигнет своей цели, то — оборони Боже — он вам это припомнит. Покажите же, что вы его любите, и порадейте ему». — «Нет сомнения, — кричали несогласные, — что он наш сеньор; да разве не достаточно платить положенную ему подать? Мы не обязаны помогать ему в заморских походах. Не удайся ему новое предприятие, и наша страна совсем разорится». После долгих споров собрание решило, что сенешаль, знавший средства и возможности каждого, обратится к Вильгельму от имени собрания с извинениями за сложности со сбором достаточных средств.

Когда же присутствовавшие на собрании нормандцы во главе с сенешалем пришли к герцогу, Гильом заявил следующее: «Не думаю, чтобы были на свете люди усерднее этих людей. Вы знаете, как они всегда помогали вам своими пожертвованиями, как они несли на себе все наши службы; а вот теперь они хотят сделать еще более прежнего и предлагают служить вам за морем, как и здесь. Идите же вперед, государь, и не щадите никого. Кто доселе вам давал на двух добрых всадников, теперь будет давать на четверых». Естественно, пришедшие с сенешалем возмутились. «О-о, нет, нет!! Мы не уполномочивали вас на такой ответ; мы не так говорили, и этого не будет! Если мы понадобимся ему здесь, то станем служить, как следует; но мы не обязаны помогать ему завоевывать чужую страну. Впрочем, если мы теперь сослужим ему двойную службу, отправясь с ним за море, он обратит это себе в право и обычай на будущее время, он обременит этим обычаем наших детей. Этого не будет!»

Герцог Вильгельм, уязвленный таким ответом, ничем не показал своего гнева и в который раз придумал способ заставить своих подданных добровольно отдать то, что ему было нужно. Он стал призывать к себе каждого из членов собрания для личной беседы. Начав с лиц самых богатых и влиятельных, он просил их оказать ему помощь добровольно и безвозмездно, утверждая, что он вовсе не желает ни стеснять их впредь, ни злоупотреблять их щедростью, а потому готов дать им письменное в том удостоверение, скрепленное большой печатью. С глазу на глаз никто не посмел отказать королю. Впрочем, некоторым ему пришлось посулить вознаграждения в счет будущих завоеваний — эти обещания заносили в особый список. Таким образом, одни пообещали предоставить корабли, другие снарядить вооруженных людей, кто-то обязался отправиться в поход лично, духовенство дало деньги, купцы — товары, земледельцы — съестные припасы.

В общем, Вильгельму удалось собрать нужные средства, поэтому прибытие из Рима освященной хоругви и буллы, одобрявшей вторжение в Англию, оказалось как нельзя кстати. Имея на руках такое мощное доказательство поддержки церкви, Вильгельм объявил призыв на войну и в соседних странах, предлагая большое жалованье и возможность участвовать в разграблении Англии каждому крепкому человеку, решавшемуся служить ему копьем, мечом или арбалетом. Под его знамена стеклись все блудные сыны Западной Европы — одни просили денежного жалования, другие рассчитывали на земли, замки и города Англии, кто-то просил в жены богатых саксонок. Никто не получал отказа, договоры заключались частью устно, частью письменно. Вильгельм соглашался удовлетворить просьбу каждого, приходящего к нему, говорит хроника. Например, он пообещал какому-то Реми епископство в Англии за корабль и двадцать воинов.

Вильгельм попытался заручиться поддержкой европейских монархов, но здесь удача отвернулась от него. Герцог сам отправился в Сен-Жермен к Филиппу, королю французскому и почтительно попросил его о помощи: «Вы — мой сеньор, — говорил он, — если вам угодно будет мне пособить, а Бог дарует мне милость получить мое право на Англию, то обещаю поклониться вам ею, как бы получил ее от вас». Филипп не принимал никаких решений без совета с баронами, а бароны высказались в том смысле, что не следует помогать Вильгельму, ибо это повредит интересам Франции. «Вы знаете, — сказали они королю, — как мало подчиняются вам ныне норманны; будет еще хуже, когда они завладеют Англией. Сверх того, помощь Вильгельму дорого бы стоила нашей стране; а если его предприятие не удастся, то английский народ останется нашим врагом навсегда». В общем, Вильгельм получил отказ. Он обратился с такой же просьбой к своему родственнику, графу Фландрии, но тот также отказал.

Сборным местом для кораблей и войска было назначено устье впадающей в океан реки Дивы, между Сеной и Орной. Однако целый месяц войско не могло двинуться в путь из-за неблагоприятного ветра. Когда же наконец задул южный ветер и корабли вышли в море, их понесло вдоль берега Франции до устья Соммы. Там им пришлось бросить якоря и простоять несколько дней, пережидая проливные дожди. Жестокая буря разбила несколько судов, их экипажи погибли.

Все это неблагоприятно влияло на моральный дух армии. Войско, еще не испытавшее ни одного сражение, уже начинало роптать, утомленное долгой стоянкой. Целые дни проводя в праздных разговорах, воины рисовали себе трудности и опасности предстоящего предприятия, считали и преувеличивали число трупов, выброшенных морем на берег. Некоторые даже нарушили свои обязательства и дезертировали из лагеря. Тогда герцог Вильгельм велел тайно хоронить умерших и увеличил отпуск съестных припасов и крепких напитков. Но недостаток деятельности провоцировал уныние, начался ропот, появились высказывания в том смысле, что: «Безрассуден человек, желающий завладеть чужой землей. Богу противны такие замыслы, и Он нас вразумляет, не посылая нам благоприятного ветра».

Вильгельм, несмотря на всегдашнее присутствие духа, сам мучился беспокойством и с трудом подавлял собственные опасения. Часто являлся он в церковь местного покровителя, Святого Валерия, подолгу молился, а выходя, неизменно посматривал на флюгер в виде петуха на колокольне. «Если ветер дул с юга, лицо герцога прояснялось; но при повороте петуха на север или на запад, оно опять принимало печальное выражение».

Однажды Вильгельм велел торжественно вынести из церкви раку с мощами святого и крестным ходом пронести мощи по всему лагерю. Войско стало на молитву; военачальники сделали церкви богатые пожертвования; каждый воин, до последнего, внес свою лепту; и в следующую ночь подул благоприятный ветер и погода прояснилась. Лагерь немедленно снялся, все работы по погрузке были выполнены очень быстро и с большим воодушевлением, так что еще до заката флот снялся с якоря. Четыреста «пассажирских» кораблей и более тысячи транспортных судов вышли в море при звуке труб и радостном крике шестидесятитысячного войска.

По несчастной — для англосаксов — случайности, английские суда, долго крейсировавшие вдоль своих берегов, в тот самый день, когда пришел флот Вильгельма, вернулись в гавань за съестными припасами. Так, не встретив никакого сопротивления, норманнские корабли пристали к берегу близ Гастингса 29 сентября 1066 года.

Герцог сошел на землю последним. Предание говорит, что, едва ступив на берег, он споткнулся и упал вниз лицом. Раздались голоса: «Храни нас Боже! Дурной знак». Но Вильгельм, вскочив, тотчас сказал: «Что с вами? Чему вы дивитесь? Я обнял эту землю моими руками, и, клянусь Божиим величием, сколько ее ни есть, она ваша». Находчивость Вильгельма мгновенно рассеяла мысли о дурном предзнаменовании.