В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII Страница 34

8 июля он повел шведов на приступ, но новгородцы отбили нападение после жестокого боя. На беду, нашелся изменник: ночью с 16 на 17 июля он провел шведов в город. Пораженный внезапностью, народ заметался в ужасе, с плачем и криком… Переполох был такой, что многие бежали сами не зная куда; иные от тесноты на мосту падали в реку. Нашлись, впрочем, и такие, которые не потерялись и решились постоять за себя. Небольшая толпа молодцов, во главе которых были стрелецкий начальник Василий Голютин, дьяк Голенищев, Василий Орлов да казачий атаман Тимофей Шаров с сорока казаками, решилась дать отпор.

— Сдавайтесь, — кричали им шведы, — ничего вам не будет!

— Не сдадимся, — отвечали те, — помрем за веру православную.

Все они и погибли в бою.

Софийский протопоп Аммос заперся в своем дворе с людьми своими и решился тоже лучше умереть, чем сдаться врагам-еретикам. Шведы подложили к ограде огонь, и Аммос с людьми своими погиб в пламени.

Эти отдельные попытки сопротивляться, конечно, делу помочь не могли. Новгород был уже в руках шведов: воевода новгородский Бутурлин еще раньше, ограбив лавки и богатые дворы, убежал из города. Сдался и Новгородский детинец: без ратной силы и без запасов обороняться нельзя было.

Написан был договор, по которому новгородцы отдавались под покровительство шведского короля Карла IX, обязывались без ведома его никаких союзов не заключать и признать царем одного из сыновей короля, по желанию его — либо Густава Адольфа, либо Карла Филиппа.

В то время как Новгород отдался в руки шведского короля, в Псковской области явился новый самозванец. (Был это, по словам летописи, какой-то «вор Сидорка», а по другому известию — московский дьякон Матвей.) Попытался было он начать свое «обманное дело» в Новгороде, но здесь узнали его. Тогда он бежал в Иван-город и здесь объявил, что он — спасенный Дмитрий, и рассказывал вымышленную историю своего спасения. Тут он имел большой успех. Три дня звонили в колокола, палили из пушек на радостях, что нашелся «настоящий» царь. Казачество стало собираться около него… Псков признал его 4 декабря царем.

Более плачевного состояния не бывало в Русской земле. Казалось, ее разорвут на части… Шведы — в Новгороде, самозванец — в Пскове, поляки — в Смоленске и в самом сердце Русской земли, в Москве, за твердыми стенами Кремля! Шайки их рыщут по городам и селам, грабят все, чего не дограбили раньше, разоряют то, чего прежде не докончили. Казацкие полчища под Москвой, под видом защиты русского дела, ищут только наживы: ватаги их, посылаемые за кормом по волостям, обирают и теснят несчастный люд не меньше поляков… Земля опустошена, святыни поруганы, правительства никакого нет, враги-хищники и внутри земли, и по окраинам ее. В довершение всех бедствий настал голод… «И было тогда, — по словам очевидца, — такое лютое время Божия гнева, что люди и не чаяли впереди спасения себе. Чуть не вся земля Русская запустела… И прозвали старики наши это лютое время лихолетьем, потому что тогда была на Русской земле такая беда, какой не бывало с начала мира: великий гнев Божий на людях, глады, моры, зябели на всякий плод земной. Звери пожирали живых людей, и люди людей ели. Пленение было великое людям! Жигимонт, польский король, все Московское государство велел предать огню и мечу, ниспровергнуть всю красоту благолепия земли Русской…»

Минин и Пожарский

Казалось, конец пришел Русскому государству. Ни верховной власти, ни сильной рати, ни общей казны — ничего не было! Правительства в настоящем его смысле уже не существовало. Но был еще народ. Этот народ, знатные и черные люди, богатые и бедные, разумники и простецы, — все понимали, что творится на Руси страшное, лихое дело; что вера православная и те святыни, которым поклонялись отцы, деды и прадеды, унижены и поруганы и всему тому, что созидалось веками и трудом многих поколений, грозит конечная гибель.

Возбуждение народное было сильное… По всем важнейшим городам зашумели оживленные сходки, словно воскресли старые веча. Сходились и горожане, и соседние крестьяне для земского совета, чтобы всем миром надуматься, как беде пособить. Сказывались при этом порой и старая областная рознь, и неприязнь простого люда к высшим и богатым лицам, к московским боярам, но все это было мелко и ничтожно сравнительно с враждой, какую питали все к ненавистному врагу, и с желанием очистить от него Русскую землю и положить предел гибельной неурядице. Это общее чувство должно было в конце концов взять верх над всеми мелкими страстями и желаниями и объединить русские силы.

Города стали пересылаться между собой грамотами, побуждая друг друга стать заодно против общих врагов.

«Под Москвою, — писали казанцы в Пермь, — промышленника и поборника по Христовой вере, который стоял за православную христианскую веру, за храм Пресвятой Богородицы и за Московское государство против польских и литовских людей и русских воров, Прокопия Петровича Ляпунова, казаки убили, преступая крестное целование. Но мы все с Нижним Новгородом и со всеми городами поволжскими… согласились быть в совете и соединении, дурного друг над другом ничего не делать, стоять на том крепко, пока Бог даст на Московское государство государя; а выбрать бы нам государя всею землей Российской державы; если же казаки станут выбирать государя по своему изволью одни, не согласившись со всею землею, то такого государя нам не хотеть».

Подобные же воззвания рассылались с гонцами и по другим городам. Во всех грамотах сказывалось сильное общее желание «очистить Русскую землю от врага, поругателя святыни, и выбрать себе всею землею своего царя».

Разносились по Русской земле и те грамоты, что составлялись в Троицком монастыре Дионисием и Авраамием и переписывались во множестве списков «борзыми писцами».

Воодушевление народа росло. Нравственное и религиозное возбуждение становилось все сильнее и сильнее.

Повсюду стала носиться молва о чудесных видениях и знамениях. Говорили, что в Нижнем Новгороде один благочестивый человек, Григорий, сподобился в полуночи страшного видения: видел он, будто крыша с его дома снялась, великий свет осиял его покой и явились два мужа с воззванием о покаянии и очищении всего государства… Во Владимире тоже, говорили, было видение…

Набожный народ только от Божьей помощи ждал спасения, считал необходимым особенным способом очиститься от грехов и умилостивить Бога покаянием и постом. По всем городам приговорили поститься три дня в неделю: в понедельник, вторник и в среду ничего не есть, не пить, а в четверг и пятницу — сухо есть. Так готовился народ к великому делу.

Настроение народа было таково, что он готов был всеми силами подняться на борьбу. Нужно было только начало да нужен был настоящий русский вождь.

В октябре 1611 года в Нижнем Новгороде получена была грамота из Троицкого монастыря. Ее решено было прочесть в соборе. Зазвонили в большой соборный колокол, а день был непраздничный. Народ понял, что неспроста звонят большим звоном, и скоро церковь Святого Спаса наполнилась народом. После обедни протопоп Савва обратился к народу с речью:

— Православные христиане, господа братия, горе нам! Пришли дни конечной гибели нашей. Гибнет наше Московское государство, гибнет и православная вера. Горе нам, великое горе, лютое обстояние! Литовские и польские люди в нечестивом совете своем умыслили Московское государство разорить и обратить истинную веру Христову в латинскую многопрелестную ересь. Кто не восплачется, кто не испустит источники слез?! Ради грехов наших Господь попустил врагам нашим возноситься. Горе нашим женам и детям! Еретики разорили до основания богохранимый град Москву и предали всеядному мечу детей ее. Что нам творить? Не утвердиться ли нам на единение и не постоять ли за чистую и непорочную Христову веру, и за святую соборную церковь Богородицы, и за многоцелебные мощи московских чудотворцев? А вот грамота властей Живоначальныя Троицы монастыря Сергиева.

Была прочтена грамота, призывающая весь народ на спасение православной веры. Народ умилился. Многие плакали.

— Горе нам, — говорили в толпе, — гибнет Московское государство!

Когда народ еще толпился у церкви, к нему держал речь один из земских старост — Козьма Минин-Сухорукий.

(Раньше уж он говорил, что ему являлся во сне св. Сергий и приказал «возбудить уснувших».)

— Православные люди! — заговорил он теперь к народу громким голосом. — Коли хотим помочь Московскому государству, не пожалеем достояния нашего… дворы свои продадим, жен и детей заложим и станем челом бить, искать, кто бы вступился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником!.. Дело великое совершим, если Бог поможет. Какая будет хвала нам от всей земли… Я знаю: только мы поднимемся на это дело, другие города пристанут к нам, и мы избавимся от врагов.