Николай Старилов - Реальный социализм Страница 34

1. Диктатура пролетариата? Которая сейчас «переросла» в «общенародное государство»?

Что же такое диктатура пролетариата и существовала ли она вообще? Диктатура пролетариата это власть пролетариата, которую он временно осуществляет в интересах всех трудящихся с тем, чтобы создать основы социалистического общества (отнюдь не государства) без антагонистических классов, без эксплуатации одного класса другим. Когда же и где пролетариат осуществлял свою власть? Уж не тогда ли, когда в связи с успехами индустриализации и коллективизации миллионы умирали от голода и погибали в лагерях? Или может быть чуть позже, когда «корифей» марксизма-ленинизма, «товарищ» Сталин с такой силой осуществил свою невиданно свободную конституцию 1936 года, что уничтожил в СССР членов «коммунистической» партии больше, чем Гитлер в Германии? Это что ли нам хотят выдать за диктатуру пролетариата? Диктатура? Да! Но при чем тут пролетариат? А «общенародное государство», все значение которого для самого «свободного» народа исчерпывается двумя словами — работать и терпеть?

Все это не имеет никакого отношения к К. Марксу, Ф. Энгельсу и научному коммунизму, созданному ими. Все это прелести «реального социализма», которому я их с удовольствием и отдаю безраздельное пользование вместе со всеми «деформациями».

2. Всеобщее вооружение народа, (или хотя бы пролетариата)? Где и когда это было? По-прежнему, в полном соответствии с определением Энгельса, все прерогативы государства остались у самого государства, как в любом обществе построенном на эксплуатации человека человеком — особые отряды вооруженных людей для подавления народа и придатки в виде тюрем и т. д. Все дело в этом незаметном, сереньком словечке: «особые». Не вооруженный свободный народ сам осуществляет свою власть, свою волю, а особые отряды вооруженных людей осуществляют власть, волю своих хозяев. «Свободное общенародное государство» означает только лишь то, что государство свободно от контроля народа.

3. Экономика.

Принадлежит экономическая власть народу? Рабочие управляют заводом? Избирают директора, мастера и т. д.? Убогая «выборность» ничего не изменила по сути — выбирают директора из предварительно отобранных кандидатур, т. е. это всего лишь более изощренная форма издевательства. «Выбранный» директор утверждается райкомом, обкомом, министерством или… не утверждается. Вот такие выборы. И что может сделать хотя бы и «выбранный» директор? Я не хочу распространяться здесь на эту тему, поэтому приведу только один пример выборного председателя колхоза. Не государственного предприятия, а кооперативного! Еще примеры, убеждения в лживости политики нынешней олигархии нужны?

Что же остается в таком случае в «реальном социализме» от «теоретического»? Ничего. Зато остается государственный капитализм — вполне реальный и теоретически объяснимый.

Часть II

Экономика

«…экономическое положение есть основа политических учреждений…»

«Орудия дикаря обусловливают его общество совершенно в той же мере, как новейшие орудия — капиталистическое общество».

1. Экономическая история

Прежде чем перейти к рассмотрению современного экономического положения СССР, необходимо кратко осветить некоторые узловые проблемы нашей истории.

Древнейший период истории России проходил более-менее сходно с развитием соседних европейских племен, но поскольку галлы, германцы и др. близко соприкасались с Римской империей, с ее экономикой и культурой, в том числе с политической культурой, разложение общинного строя произошло у них быстрее. Здесь намечалось первое отставание России. Но в течение Х и первой половины XI веков это отставание исчезло, более того, чтобы компенсировать огромные пространства Киевской Руси, потенциальное развитие производительных сил здесь должно было идти и шло быстрее, чем на Западе. Но произошло то, о чем говорил Ф. Энгельс — один из тех немногочисленных случаев в истории, когда закономерное поступательное экономическое развитие прерывается нашествие менее развитых завоевателей — в данном случае монголов, разрушивших производительные силы страны. Прошло полтора века. прежде чем Русь компенсировала этот экономический ущерб и на поле Куликовом смогла дать бой завоевателям и победить, пусть и неокончательно. Таким образом сформировалось наше отставание на 100–200 лет от спасенного Русью Запада. Последующее развитие, и, особенно, реформы Петра, назревшие, кстати, и робко начатые еще при его отце (а то, что они назрели доказывает хотя бы то, что Петр был поддержан большинством правящего класса), сокращали этот разрыв, но одновременно действовали факторы, препятствовавшие этому сокращению: 1. практически постоянные войны и нашествия завоевателей (даже крымские татары совершали набеги на Россию до конца ХУШ века); 2. огромное приращение территории привело к тому, что производительные силы распылялись, создавая кое-где «оазисы» промышленного производства; 3. недовольство существующим порядком вещей не аккумулировалось на ограниченном пространстве — в течение столетий недовольные своей судьбой угнетенные имели возможность уйти на окраины государства, т. е. крепостничество укреплялось, а те, кто не хотел нести на себе ярмо — возвышался над общим уровнем, потенциальные руководители протеста угнетенных — исчезали из сферы его влияния, но это исчезновение приводило к дальнейшему ужесточению крепостнических порядков. Ни одна из трех крестьянских войн не началась в центральных районах России, где угнетение было особенно сильным — каждая крестьянская война начиналась на окраине государства и застрельщиками их были свободные люди — казаки. Удивительно, правда, восстание против помещиков, господ начинали не угнетенные крестьяне, а не подвергающиеся этому гнету казаки. И ничего удивительного, если вспомнить, что казаки — это в значительной части бывшие крепостные. Абсолютистское государство во времена Петра централизованно создавало промышленность и это давало России большое преимущество перед Западом в смысле сроков и объемов, невиданных там, но довольно скоро — к концу XVIII века, феодальное государство, укрепившее свою власть, охраняющее крепостничество как свою классовую опору, закономерно стало тормозом развития. Все эти факторы вели к замедленному экономическому, социальному и политическому развитию и отставанию от Запада. Таким образом, не достигнув все же уровня Запада, мы уже начали опять отставать. Крепостная зависимость не только на земле, но и на заводах, отсутствие заинтересованности в результатах труда у непосредственных производителей — крестьян и рабочих, обрекали страну на это отставание.

Реформы 1861 и последующих годов были своевременны для России, для достигнутого ею уровня развития, но на общем европейском фоне она уже была далеко позади. Последующие полвека ничего не смогли изменить. Россия развивалась по капиталистическому пути, отягощенному к тому же неограниченной монархией и пережитками феодализма в промышленности и, особенно, в сельском хозяйстве, но продолжала отставать от Запада, который отнюдь не собирался топтаться на месте и поджидать соседку.

К первой мировой войне Россия подошла, отставая от Запада на порядок по всем параметрам от выплавки чугуна до народного образования. Более того, примерно половина акционерного капитала промышленности (а в важнейших отраслях еще больше — до 80 % и более) принадлежала иностранцам, не говоря уж о внешних долгах. Фактически в начале XX века Россия превратилась в полуколонию Запада — не формально-политически, а экономически, что гораздо неприятней, но и политика, в свою очередь, все больше подчинялась не национальным интересам, даже не интересам национальной буржуазии, а интересам международного капитала.

Война, абсолютно не нужная России, в которую ее вынудили вступить «выполняя союзнический долг» — чтобы отработать кровью русских солдат золотые займы, предоставленные Францией и Англией, довела страну до крайности.

Монархия полностью дискредитировала себя в глазах народа, но не буржуазии, настолько сросшейся с царизмом, с феодальным государством, опекающим ее в качестве «старшего брата», что она не просто не могла, она не хотела брать всю власть в свои руки — самое большее она желала разделить политическую власть с царизмом, но была согласна даже на меньшее — заменить «неумного» царя на «умного», подкрасить фасад, кое-что убрать, но в общем, в принципе, ее устраивало существующее государственное устройство. Но в феврале 1917 года русская монархия перестала существовать, в чем русская буржуазия нисколько не виновата — она хотела всего лишь дворцового переворота. Власть свалилась на нее и погребла ее под собой. Хилые плечи русского капитализма не выдержали этой ноши. За восемь последующих месяцев русская буржуазия, кажется, сделала все, чтобы доказать своему народу, всему миру свое полное ничтожество. Даже перед реальной угрозой своей гибели она не смогла порвать с феодалами — передать землю крестьянам, что уж говорить о ее способности вывести страну из войны или осуществить минимальные демократические преобразования. С каким-то жалким убожеством обреченного русский капитал хапал обеими руками из государственной казны, которую не охраняла от него теперь даже полицейская сила царизма.