Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина Страница 35

— Верочка, родненькая, спасибо за подарок, мне очень понравились запонки, галстук, рубашки и золотая булавка. Когда мы увидимся?

Разговор прервала на полуслове.

Поздно вечером постучался Маленков.

— В. А., вы хорошо поработали в дни Конгресса Коминтерна, — он протянул плотный конверт. — Здесь три тысячи рублей. Берите, не стесняйтесь. С товарищем Сталиным согласовано. За мной закрепили домик в Болшево. Я очень хочу встретить вместе с вами Новый год.

— Я тоже хочу, но что мы скажем товарищу Сталину?

— Нужно согласие, все остальное я беру на себя.

— Г. М., но с одним условием: чтобы потом не было неприятностей!

— В знак дружбы примите, В. А., от меня золотое кольцо. Дай Бог, чтобы в лучшие дни оно стало обручальным…

В театре на репетициях снова появился Шолохов. Он перестал вмешиваться, делал артистам комплименты, дарил духи, шоколад, конфеты. Всех участников спектакля пригласил Новый год встречать у него в станице. Он демонстративно ухаживал за Ольгой Лепешинской.

Нам показали экранизацию романа «Тихий Дон», постановка 1931 г. В роли Аксиньи снялась прекрасная артистка Эмма Цесарская.

Я сблизилась и подружилась с Екатериной Павловной Пешковой. Она попросила меня спеть для А. М. Горького. С удовольствием выполнила ее просьбу. Весь вечер в их доме на Малой Никитской звучали русские романсы и арии из опер русских композиторов. Растроганный писатель вспомнил Ф. И. Шаляпина, назвал его «забубенным другом», «несмышленой головушкой».

— Обиделся на меня Федя за одно письмо, не понял, что власть строки продиктовала.

— А. М., вам нельзя расстраиваться, — сказала я.

Горький, как маленький ребенок, заливался слезами.

Когда Екатерина Павловна отправилась на кухню хлопотать насчет ужина, я тихо, чтобы никто не слышал, спросила:

— Журналист Михаил Кольцов возвратил вам записную книжку синего цвета?

Писатель насторожился:

— Кто мог вспомнить о ее бренном существовании?

— Ни о чем не спрашивайте, сожгите ее! О ваших записных книжках известно в ЦК ВКП(б)…

— Господь с вами, не бойтесь, говорите нормальным голосом, я не имею привычки выдавать людей. Спасибо, что сказали. Некоторых моих записных книжек больше не существует.

Сталин простудился, он заболел воспалением легких. Это дало возможность встретить Новый год с Маленковым. Дружба с ним спасла меня от многих бед…

Год 1936

Дача Маленкова утопает в сосновом бору. В доме множество корзин и хрустальных ваз с живыми, свежими цветами. Я перестала удивляться изобилию, которое имеет правительственная верхушка.

— Верочка, специально к вашему приезду я заказал цветы из оранжереи, — хвастливо проговорил хозяин дома.

Нам прислуживал пожилой, глуховатый человек. У него была лобастая, круглая, как луковица, голова с едва заметным носом и признаками будущей лысины во весь череп от лба до затылка.

— Дальний родственник. Держим из сострадания, у него никого нет. Гавриил Евсеевич плохо слышит, когда смотрит на вас, слова угадывает по губам.

— Г. М., вы намерены весь вечер киснуть в помещении?

— В. А., кто вам нужен? Вы не можете себе представить, с каким нетерпением я ожидал этого дня.

— Простите за нескромный вопрос: как вам удалось отделаться от жены?

— К счастью, она улетела на Дальний Восток проводить партийную конференцию, ее не будет две недели.

— Скажите, что произойдет, если И. В. узнает, что я с вами встретила Новый год? Его бесконечные нравоучения хуже горькой редьки, они вызывают у меня тошноту.

— Не принимайте все так близко к сердцу, прекратите делать ему замечания, во всем старайтесь потакать. Такого зверя трудно приручить, только смелые, отважные люди берутся за дрессировку хищных зверей: львов, тигров, шакалов, бегемотов и даже крокодилов. Я высказал мысль, которую храню на дне своего сердца. Моя супруга не ведает, что происходит в моей душе.

— Г. М., если вам не нравится Сталин, что заставляет вас так преданно ему служить? Вы — способный инженер, могли бы получить соответствующую работу на заводе, фабрике, в научно-исследовательском институте.

— Когда молодой человек, увлеченный актерством, попадает одной ногой в театр, запах кулис действует на него, как гипноз. Имея незначительный талант, он навсегда остается служить Мельпомене, и его не смущают вечные колеса, рмена городов, невыигрышные роли, плохие гостиницы, скудность бытия. Страстно и убежденно он отдает все силы сцене. — Мой собеседник залпом выпил стакан боржоми. Потом снова продолжил свою полуисповедь — Я, Верочка, родился в степном городе Оренбурге, вспомните «Капитанскую дочку» Пушкина. Добровольцем вступил в Красную Армию, не по принуждению, а по человеческой совести стал в 1920 году на Туркестанском фронте большевиком. Четыре года учился в Московском Высшем Техническим Училище. В 1925 году меня с пятого курса забрали на партийную работу в аппарат ЦК ВКП(б), об этом не жалею. Верочка, родная моя, любимая женщина, вот увидите, придет и наше время! Убедился на собственном опыте, если не ты, так тебя сомнут и не дадут подняться. Надеюсь, что вы оцените мою прямоту, я стремлюсь к власти и непременно своего добьюсь!

— Г. М., для чего вам сдалась эта поганая власть?

— Надоело быть исполнителем чужой воли и никогда не иметь своего собственного голоса.

— Сталин добровольно не уступит свой пост.

— Известно, что дураки не перевелись, властолюбцев на земле больше, чем властителей.

— Оказывается, вы неплохой дипломат!

— Мы с вами должны объединиться в борьбе против И. В. Он дальновиден, умен и как никто хитер!

— Что нам это даст?

— Приведу заурядный пример: вам не по душе опера Ивана Дзержинского «Тихий Дон». Русские композиторы Чайковский, Мусоргский, Глинка, Бородин, Римский-Корсаков — вам ближе. Об этом вы только вполголоса намекнули дирекции Большого театра, и она уже на задних лапках готова выполнить любое ваше желание. В театре имеются серьезные соперницы, одно слово — и они с повышенным окладом переведены на работу в периферийные театры. Вам хочется увидеть спектакли оперных театров Франции, Италии, Англии? Вас немедленно посылают в творческую командировку за государственный счет. Вы живете полнокровной жизнью, и вам не надо думать о завтрашнем дне…

— И за все перечисленные блага я должна щедро расплачиваться своим телом?

— Простите меня, а сейчас вы не платите? Вы увлечены Сталиным? Неужели вы его так крепко любите, что не можете жить без него?

— Г. М., разве вы лучше его?

— В моих жилах течет русская кровь, мои предки — дворяне из старинного рода. Я моложе Сталина на 24 года, готов развестись с женой, она давно уже мне опостылела, мне противно ложиться с ней в постель. Разве этого недостаточно?

К великой радости, нас позвали ужинать. От серьезной беседы я страшно устала, заломило в висках.

В доме тепло, в печке весело потрескивают березовые дрова. Маленков предложил выпить за дружбу. Мне захотелось безудержного веселья, в ресторан, где много света и музыки, к цыганам, кутить, гулять, петь. Мой скучный кавалер словно догадался, о чем я думаю.

— Работникам ЦК ВКП(б) запрещено появляться в людных местах и тем более в ресторанах. Сегодня светлая ночь, хотите покататься на тройках с бубенцами? *

— Конечно, хочу! Кто может отказаться от такого заманчивого предложения?

— Тогда одевайтесь по-зимнему. Кучер-стервец заснул, он выпил один целую бутылку водки. Пойду скажу, чтобы его разбудили и запрягли лошадей.

— Мы не заблудимся?

— С нами поедет охрана, возьмем с собой собак, немецких овчарок.

Дорога шла по краю леса, потом по широкой лесной просеке, мелькали и старые сосны, и молодой березняк, и высокие корявые дубы, одиноко стоявшие на полянах, где недавно срубили лес, но скоро все смешалось в воздухе, в облаках снега. Поднялся ветер. В бешеной пляске закрутились, затанцевали серебристые, золотистые снежинки. Лошади неслись все быстрей и быстрей, они, бедные, тоже ощутили мороз. У меня сдавило дыхание.

— Накатались, В. А., или еще хотите? — сквозь ветер зло прокричал Маленков.

— А вы замерзли?

— Уже поздно, хочу домой, к печке, уж больно озябли ноги.

Хотела ему крикнуть: «Рыхлое, мордастое животное, тебе не изба нужна, а увесистая материнская сиська!» Но я заставила себя сдержаться.

— Начальник, будем назад вертаться? — радостно спросил багрово-рыжий, весь заиндевевший кучер.

— Домой! Домой! Только поскорей! — проревел Г. М.

И опять с новой силой в который раз вспомнились детство, Дальний Восток, Амур, рыбалки, тайга, безмятежная юность, первая любовь, консерватория, композитор Глазунов с его доброй, неповторимой улыбкой. Как все это было давно! Если бы жизненный круг повернулся в обратную сторону и все началось бы сначала — без Сталина, без надоевших вождей, без интриг и сплетен… Из забытья вывел голос замерзшего Маленкова.