Дмитрий Иловайский - Начало Руси Страница 35

Подобную перестановку мы можем предложить на том основании, что у Константина Багрянородного параллель не везде верно проведена. В том особенно убеждает нас русское Струвун, которое стоит против славянского Напрези; а последнее будто значит малый порог. Это Напрези, как мы сказали, остается для нас совершенно непонятным, хотя оно названо славянским и представлен его перевод. Как ни усиливались норманисты Струвун превратить в искусственно составленное слово Strondbun, однако они сами сознаются, что это толкование натянуто. По нашему мнению, Струвун поставлен не на месте; вероятно, это не более как другая форма Островун; следовало сказать порусски Струвун, пославянски Островунпорог. Г. Погодин возражает, что это просто созвучие. В таком случае Вручии и Овруч будет тоже созвучие? Итак, не нужно сочинять никакого holmfors, когда для Островуна есть весьма близкий ему вариант Струвун4.

Против Вулнипраг у Константина стоит Варуфорос. Норманисты предлагают сделать из него Барфорс, так как bar на исландском языке значит волна (греческое b читают то в, то б, смотря по своим натяжкам, а вторую часть имени fors они находят и в Ульворси и в Варуфорос. Но почему же Константин их различил, если б это были holmfors и barfors . Тогда как он одинаково пишет второе слово в Острувунпраг и Вулнилраг). Почему же греческое foro? должно непременно означать скандинавское fors? Г. Юргевич указал на существование в венгерском языке слова forras , означающего водяной вал. А Угры и Русские долго жили в соседстве друг с другом на берегах порожистых рек Южной России, и нисколько не удивительно, если подобное слово употреблялось теми и другими. Наконец, не только близкую к русскому форос, но и тождественную с ним форму, мы можем указать в греколатинским phoros , употреблявшемся в смысле проток, пролив, брод и пр.; оно встречается в сложном имени Bosphoros (Бычий брод, Воловий переезд и т. п.). Это слово, особенно в его форме роrоs , довольно близко к нашему порог (множ. числа порози). В русском языке и теперь есть довольно слов, очень близких к греческим; а в IX и X веках несомненно было еще более. Форма форос могла также существовать и помимо слова порог и потом угаснуть в русском языке, как угасли многие старые формы5. Итак, форму второй половины названия оставляем вопросом; но первую, вар, мы можем принять в ее буквальном смысле, то есть варение, жар (варно жарко в Новог. 4й лет. под 1378 г.). В таком случае Варуфорос означает Варовой порог и будет соответствовать не Вулнипраг, а другому славянскому названию, также происходящему от врети или варити, Веручи или Вручий, который, по объяснению Константина, значит кипение. Параллельное с Веруси русское название Леанти Лерберг производил от глагола landen приставать к берегу; а чтоб указать какоенибудь соответствие с словом Вручий, делает догадку, что, пристав к берегу, путники тут варили себе пищу! Это такое неестественное толкование, что сами норманисты не решаются его повторить. Леанти до сих пор необъясним ни из какого языка, и по всей вероятности не имеет никакого отношения к слову Веручи.

Четвертый порог Константин Багрянородный называет порусски Эйфар или Айфар (Aeijar), пославянски Неясыт и переводит последние птицею пеликан. В славянской Библии пеликан действительно переводится словом неясыт. Но что такое Айфар? Легберг видел в нем исландское прилагательное aefr горячий. Но это толкование слишком неудовлетворительно и впоследствии отвергнуто норманистами. В скандинавских наречиях нет слова айфар; да Скандинавы и не знали пеликанов, потому что эта птица у них не водится. Но зато в голландском языке нашлось слово oievar, которое произносится ujefar (аист). На нем норманисты остановились, и в подкрепление своего положения приводят еще то обстоятельство, что Петр Великий дал одному из кораблей, построенных в Воронеже, название Айфар или Ойфар. Заметьте, какая комбинация. Норманны пеликанов не знали, названия для них не имели; однако надобно же им было какнибудь перевести славянское неясыт, и вот они заимствуют у Фризов слово, означающее аиста. Между тем г. Костомаров по поводу этого названия указал в литовском языке слово Ajtwaros , означающее какую-то морскую или водяную птицу. А по указанию Нарбута, то же имя встречается в литовской мифологии. Литовский язык близок к славянскому и сохраняет многие слова, вышедшие из употребления в последнем. Теперь у нас не слышно слова айфар; но это не доказывает, что его никогда и не было. Однако поэма о Полку Игореве сколько представляет славянорусских слов, вышедших потом из употребления. Там есть и такие, которые не встречаются ни в каком другом памятнике (напр, карна и шереширы). А между тем эта поэма на два с половиной века ближе к нам, чем известие Константина6.

Подведем итоги нашим соображениям о русских названиях Воровских порогов.

Названия эти дошли в искаженном виде. Мало того, параллель у Константина не везде верна. Мы имеем право предложить свои исправления к тексту, конечно, не менее чем норманисты, которые так же предлагают свои исправления чуть не к каждому слову и даже сочиняют название, которого нет у Константина. Именно, по поводу Геландри они предполагают ошибку писца; в тексте, по их мнению, стояло: порусски Геландри, пославянски Звонец; последнее название они заимствуют из последнейшего времени. (На том же основании, пожалуй, можно, не прибавляя лишнего названия, заменить одно имя словом известным также из более позднего времени, то есть вместо странного Не спи поставить Будило.) Мы вправе предложить славянские толкования для русских названий уже в силу того, что нет никаких исторических свидетельств о плавании Hopманнов по Днепру прежде появления в истории Днепровской Руси, а следовательно, и прежде появления русских названий. Мы даже думаем, что русские названия древнее славянской параллели и представляют обломки очень далекой старины, и русская филология со временем, может быть, воспользуется ими, когда освободится от тумана, напущенного норманизмом. Поправки свои и соображения относительно порогов мы предложим в следующем выводе:

Два порога имели общее славянорусское название: 1) Есупи и 2) Гуландри. 3) Против славянского Островунпорога ставим русское Струвун. 4) Против славянского Вулнипраг русское Волборз (или Вулниборз). 5) Против славянского Вручий русское Варуфорос (Воровой порог или Варовой проток). 6) Славянское Неясыт, русское Айфар. 7) Славянское Напрези и русское Леанти оставляем необъяснимыми7.

После первой статьи, ввиду того, что норманизм преимущественно ищет поддержки в доказательствах филологических, так как в исторических ему нет спасения, мы снова подвергли пересмотру вопрос о порогах и предлагаем теперь свои соображения. Если они окажутся не вполне удачными, то, может быть, ктолибо другой со временем предложит более удачные. По крайней мере прежде нас почти никто не делал серьезной попытки искать этих объяснений в славянорусском языке (о некоторых попытках см. у Эверса). Норманизм начал свои филологические толкования более ста лет тому назад; в течение этого времени он потратил много усилий и несколько раз изменял свои поправки; а в результате всетаки остается при Ne suefe, Holmfors и Strondbun! Тем не менее всякую попытку объяснять имена из других (не германских) языков он встречает возгласами, что это не научно, что это натяжки, предвзятая идея и т. п. Мимоходом напомним, что родоначальником филологических доводов норманской школы и вместе ее основателем был академик Байер, о котором остроумный Шлецер заметил: "Этот великий исследователь языков, столь много потевший над китайским, не учился порусски". Легберг, отличный исследователь в области древней географии, своим сочинением о Днепровских порогах не обнаружил сведений в славянорусской филологии. Да она не считалась особенно нужною для норманнской школы: ведь Русь пришла из Скандинавии!

Повторяю, в таком темном вопросе, как Днепровские пороги, невозможно обойтись без натяжек, пока наука попадет на скольконибудь удовлетворительное его решение. Во всяком случае мы считаем свои натяжки более сносными, чем натяжки норманистов. Мы имеем на своей стороне исторические факты, убеждающие, что Русь была туземное племя, а не пришлое откудато изза тридевять земель. Что касается до различия, которое делает Константин Багрянородный между русскими и славянскими названиями, то мы уже представили на этот счет объяснения в первой статье. Сущность их состоит в следующем. Русью назывались по преимуществу обитатели киевского Приднестровья. Киевская Русь никогда не называла себя Славянами, и именем своим различала себя от других покоренных ею славянских племен. Она употребляла иногда географические названия, отличные от других Славян (то есть имела свои варианты). Пример тому находим в самой летописи, где сказано, что река Ерел (Орел) у Руси зовется Угол. Только крайний норманизм способен утверждать будто угол слово не славянское, а скандинавское (хотя по византийским свидетельствам, это слово как географическое название встречается уже в VII веке). Название Угол утратилось, а Орел осталось; это подтверждает нашу мысль, что русские названия порогов, может быть, древнее славянских. Русский говор имел свои отличия от других соседних Славян; так что для иноземного уха почти тожественные слова могли иногда показаться различными. Русские названия не суть переводы славянских. В двух случаях они тожественны; а в трех других они представляют небольшие варианты (Вулнипраг и Вулниборз, Варучий и Варуфорос, Островун и Струвун). Аналогию с ними можно предложить, составив параллель в таком роде: порусски восход, пославянски восток, запад и заход и т. п. В одном случае мы видим два разных слова: Айфар и Неясыт (о Леанти и Напрези не говорим). Но если бы кто сказал: по-русски - топор,по-славянски секира; разве из того следует, что топор не славянское слово?