Лесли Гровс - Теперь об этом можно рассказать; История Манхэттенского проекта Страница 35

Любое выражение сомнения в благонадежности этих людей грозило серьезными осложнениями, поскольку они уже располагали значительными секретными сведениями. Отстранение их от работы только увеличивало бы опасность (я припоминаю, что толчком к измене Бенедикта Арнольда послужило недоверие к нему). Кроме того, если бы нам пришлось уволить кого-либо без публичного объяснения причин, возмущение его друзей и коллег серьезно мешало бы их успешной работе.

Действительно, не было никакой возможности подробно ознакомиться с прошлым, степенью лояльности и привычками многих тысяч строительных и эксплуатационных рабочих в Ок-Ридже, Ханфорде и на других объектах. Вообще говоря, проверялись все, однако степень проверки зависела от ряда соображений. Проверка служащих, не имевших доступа к секретным сведениям (водителей грузовиков, работников столовых и тому подобных), ограничивалась полицейской проверкой и сличением отпечатков пальцев. Прошлое тех лиц, которые имели доступ к секретной информации, подвергалось более тщательной проверке.

Каждый из сотрудников, допускавшихся в закрытую зону или к данным, относящимся к ней, должен был предварительно заполнить соответствующую анкету. По каждому сомнительному пункту анкеты проводилось самое тщательное расследование.

Все отпечатки пальцев посылались в ФБР. Если в делах ФБР уже имелись отпечатки кого-либо, они возвращались для повторного сравнения вместе со сделанными ранее при задержании этого лица в прошлом. Большая часть этих сделанных отпечатков была связана с уличными происшествиями и пьянством. Каждый подвергался допросу в тех случаях, когда он не рассказывал сам об истинных причинах его ареста в прошлом. В зависимости от его поведения при допросе, серьезности обвинений в прошлом и, конечно, в зависимости от нашей нужды в людях, его квалификации такой человек либо оставлялся на работе, либо увольнялся. Многие из тех, кто давал неправильные объяснения своим арестам в прошлом, были уволены, однако не меньшее число их было оставлено. Большинство из них впоследствии использовалось на работе не в закрытых зонах.

Другой стороной этой деятельности являлась цензура печати. В этом деле нам большую помощь и содействие оказывало Управление цензуры, возглавлявшееся Б. Прайсом и Н. Говардом, редактором кливлендской газеты "Ньюс". Впоследствии Говарда сменил Локхард из издательства Скрипс-Говарда, с которым мы в основном и поддерживали контакт.

Общие принципы нашего контроля за информацией были просты: запрещалось опубликовывать материалы, которые могли бы тем или иным путем раскрыть важные сведения или привлечь внимание к той или иной стороне деятельности проекта. И главное, надо было обеспечить, чтобы подобная информация не могла попасть в те органы прессы, которые доступны для противника или людей, достаточно знакомых с успехами науки, чтобы понять, о чем идет речь. Например, опубликование статьи, содержащей важные сведения, в газете города Амарилло (штат Техас) было менее опасным, чем появление статьи на ту же тему в нью-йоркской газете или центральном журнале. Мы не допускали также перепечатки иностранных статей на близкие темы.

Прессе, конечно, не очень нравился этот порядок, однако мы были озабочены в первую очередь тем, чтобы не вызвать интереса к нашей деятельности и возникновению у дотошных репортеров вопросов о назначении Манхэттенского проекта. При этом мы руководствовались очевидными соображениями, что анализ и сопоставление печатной информации является одним из основных источников разведки.

Именно с целью предотвращения появления статей и ненужной рекламы наших работ прессе и радио рекомендовалось избегать употребления некоторых слов, например атомная энергия. В соответствующий список для маскировки его истинного назначения были введены и другие слова, например иттрий. Нам это не очень нравилось, поскольку эти слова уже указывали прессе на какие-то важные государственные дела. Однако Гувер настоял: для гарантии лояльности прессы он был необходим. Мы вынуждены были с ним согласиться. Как выяснилось впоследствии, это была весьма разумная и совершенно необходимая мера.

Мы также требовали от прессы избегать частого упоминания таких географических названий, как Ханфорд, Ок-Ридж, и полностью исключить из употребления слово Лос-Аламос, так же как и любое упоминание о Манхэттенском инженерном округе. Кроме того, мы требовали не упоминать моего имени, чтобы не возбудить у иностранных разведок интереса к тому, чем я занимаюсь.

Однако в газетах городов, соседних с Ок-Риджем или Ханфордом, подобные правила применять было невозможно и нежелательно, так как это только привлекло бы внимание местного населения. Лос-Аламос мы пытались полностью исключить со страниц прессы, в Ноксвилле же газетам было разрешено освещать темы, связанные с Ок-Риджем. Правда, это допускалось лишь в рамках обычной хроники общественной и частной жизни, исключая все, что могло бы навести среднего читателя на подозрение об истинной цели объекта или его значении.

У нас было несколько неожиданных случаев утечки информации, однако, к счастью, ни один из них, насколько мы могли убедиться, не привлек к себе интереса. Самым опасным по возможным последствиям случаем была радиопередача, в которой обсуждались возможные последствия атомного взрыва. Текст для этой передачи организовал один из репортеров радио. Задержавшись в командировке, он передал его в эфир через одну из небольших станций, где случайно этот текст не был проверен цензурой. Насколько нам стало известно, умышленного разглашения тайны не произошло. Передача была составлена по материалам беседы с одним ученым, непосредственно не связанным с проектом, однако догадавшимся о том, чем мы занимаемся, благодаря своим связям с сотрудниками проекта, работающими в городе, где он жил. Сам текст для репортера написал один из друзей этого ученого. Я не сомневался, что репортер просто добросовестно передал полученный текст по радио. То, что этот текст не был задержан сотрудниками радиостанции, объясняется обычным легкомыслием.

Другим случаем, очень обеспокоившим нас, было появление в одном центральном журнале статьи, в которой делались намеки на метод имплозии. Почему эта статья попала в журнал, несмотря на существование наших правил, казалось нам загадкой. В результате тщательного расследования удалось установить, что источником этих сведений был один очень наблюдательный иностранный журналист.

Еще один неприятный случай произошел незадолго до применения бомбы, когда некий конгрессмен, выступая по поводу закона, связанного с приобретением земель, упомянул о важности Ханфордского проекта. Это место из отчета Конгресса было затем перепечатано одной из газет без всяких комментариев. Я долго не мог избавиться от ощущения, что газета сделала это умышленно, чтобы показать мне, что наши меры по охране секретности не столь уж эффективны.

После войны наше тесное сотрудничество с прессой не прекратилось. Статьи, написанные лицами, имевшими доступ к секретной информации, неизменно проверялись моими сотрудниками. В одном случае известная газета, узнав об одном нашем крупном строительстве, написала серию статей, в которых особенно подчеркивался необычный характер этого строительства. Издатель так и не согласился со мной, однако он все же снял эти статьи, когда я заявил ему, что они нанесли бы вред интересам США.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.

ЛОС-АЛАМОС.

Цель, которая была поставлена перед проектом Y (так были названы работы по созданию бомбы), не имела себе равных в истории. Она потребовала самоотверженной работы инженеров, металлургов, химиков, физиков, а также военных (некоторым из них предстояло использовать изготовленное оружие в боевых условиях). И пока существенно не сдвинулось дело по осуществлению проекта, в целом трудно было даже представить, какие сложнейшие проблемы могли возникнуть при работе в Лос-Аламосе. Поэтому намеченные сроки выполнения отдельных разделов проекта были одновременно и определенные и неопределенные. Бомба должна была быть готова после получения достаточного количества делящегося материала, но когда это произойдет, никто не мог сказать.

В поисках организации, способной выполнить эту работу, я внимательно перебирал различные фирмы и научные учреждения, имеющие опыт исследовательской работы, и загруженные не настолько, чтобы это не позволило им выполнить нашу работу. Наиболее подходящей организацией оказался Калифорнийский университет. Нельзя сказать, чтобы руководство университета с большим рвением присоединилось к нам, но в конце концов было дано согласие. Это произошло после того, как я убедил Роберта Дж. Спроула (президента университета), что участие университета позволит наилучшим образом решить нашу главную задачу.

Ядро Лос-Аламосской организации составили различные группы ученых, работавшие в Беркли под руководством Оппенгеймера. Оно было усилено еще рядом лиц, привлеченных Конэнтом, который как президент НДРК и президент Гарвардского университета имел огромное влияние. Проблема привлечения достойных людей была очень сложной, поскольку кадры научных работников страны были полностью заняты важными оборонными работами. Как штатские лица ученые имели полную свободу в выборе работы, поэтому их приходилось убеждать перейти к нам, тем более что этот переход был связан с неудобствами изоляции и ограничений, вытекающих из соображений секретности. Многие из тех, в ком мы нуждались, привыкли жить в городах или в окрестностях столичных центров, и перспектива жизни в отдаленных безлюдных районах представлялась им весьма незаманчивой. Особенно много хлопот нам доставили инженеры и техники, хотя им-то как раз и не пришлось жить в условиях строгой изоляции.