Михаил Бойцов - К чести России (Из частной переписки 1812 года) Страница 35

У подлинного так: истинно и усердный сын Павел Энгельгардт.

Н. М. Карамзин - брату.

16 октября. Нижний [Новгород]

Уверенный в вашей нелестной родственной дружбе, мог ли я сомневаться и в искреннем участии, которое вы принимали в судьбе нашей? Не менее того я был тронут до глубины сердца, читая ваше дружеское письмо, в котором вы описываете ваше обо мне беспокойство. До сей минуты мы, слава богу! здоровы. Вчера курьер от владимирского губернатора привез нам известие, что Наполеон совсем вышел из Москвы, подорвав Грановитую палату, и направил адские стопы свои к Смоленску, захватывая и Калужскую дорогу. Надобно ждать кровопролитной битвы. Злодей идет не по розам, а по трупам. Дело еще не кончилось, но кажется, что бог не совсем оставил Россию. Жаль только, что дано повеление еще умножить ополчение новым набором шести человек со ста для уравнения наших губерний с Московскою! Авось либо это и отменится. Я ездил в свою деревню и видел много жалкого; не знаю, чем будем жить. Но главное то, чтобы спаслась Россия. Думаем остаться здесь на зиму - в крестьянских избах нельзя жить с детьми.

Д. А. Валуева и П. С. Валуев - Марг. А. Волковой.

16 октября. Владимир

Поздравляю, милая сестрица, с возвращением Москвы(22). [Она] в бедственном состоянии, верного ничего не знаем, а по слухам, едва ли осталось 2000 домов. Кремль, сказывают, злодей подорвал, но верного ничего еще нет. Мы вчерась послали на курьерских людей в Москву обо всем узнать, и Ивашкин также с полицией третьего дни туда же отправился. На будущей почте я вас, милая, обстоятельнее уведомлю. <...>

Посылаю к вам разговор Милорадовича с Мюратом - умный, колкий, без брани, вежливым манером как русский и патриот говорил дерзко(23). Простите, милая.

Сестрица ваша, а моя почтенная жена и друг, растревожена будучи многими неприятностями, описывает вам Москву гораздо в худшем состоянии, нежели она к нам возвратилась. Хотя по сию пору слухи разногласны, но как партикулярные, так и донесения генерал-майора Еловайского, занявшего Москву тремя полками,никто не утверждает, чтобы подорван был весь Кремль, а большая часть утверждает, что взорвана только крышка с Грановитой и часть Арсенала, а прочее, как-то: соборы, монастыри, сенатский дом, новая Оружейная [палата], Синодальное строение и Потешный дворец целы, и сверх того, почти все из Москвы выходцы удостоверяют, что еще в Москве партикулярных домов, каменных и деревянных, осталось целыми до 4000 и более. В числе последних уверяют нас и об нашем, у которого сгорели только конюшни, сарай и моя канцелярия, и для того надеюсь я в оном поместить себя, друзей и благодетелей моих.

Сверх отправленных от нас вчерась наших трех человек, на сих днях отправлю я в Москву архитектора с помощником и некоторых чиновников для осмотру всего. Надеюсь, что репорт от них получу скоро, и с будущей почтой будете вы обо всем уведомлены верно и решительно.

Препоручаю в продолжение вашей родственной милости моих детей, пребываю, целуя ручки ваши, вашим искренним слугой

Петр Валуев.

М. И. Кутузов - жене.

16 октября. [Без места]

Я, слава богу, здоров, мой друг. Здесь, ей-богу, все хорошо. Наполеон бегает по ночам с места на место, но по ею пору мы его предупреждаем везде. Ему надобно как-нибудь уйти, и вот чего без большой потери своей сделать нельзя.

Детям благословение.

Верный друг Михаила Ку[тузов].

М. И. Кутузов - дочери и зятю.

17 октября. [Без места]

Парашинька, мой друг, с Матвеем Федоровичем и с детками, здравствуй! Я, слава богу, здоров, но эти дни покою нет. Неприятель бежит из Москвы и мечется во все стороны, и везде надобно поспевать. Хотя ему и очень тяжело, но и нам за ним бегать скучно. Теперь он уже ударился на Смоленскую дорогу. Теперь вы далеко от театра войны и будьте спокойны. <...>

А. Я. Булгаков - И. П. Оденталю.

20 октября. Москва

Я так был озабочен, что с первым нашим курьером не успел к вам написать, любезный Иван Петрович. Этого [курьера] не выпущу без подробного к вам донесения. Я в Москве или, лучше сказать, среди развалин ее, гласно мщения требующих. Трудно было сюда въезжать. Мы оба с графом(24), сидя в дормезе, давали свободно течение горьким слезам. Из 9000 с лишком домов осталось только 2655, между коими треть - маленькие домики и избы, так что надобно полагать 9/10[домов] сгоревшими. В Пречистенской части только восемь домов, а в Пятницкой - пять. Грустно смотреть! Теперь вижу я, что Москва не город был, а мать, которая нас кормила, тешила, покоила, обогащала. Всякий русский, всякий христианин имел в виду в старости Москву, а после смерти - царство небесное! Из оставшихся домов нет ни единого, который не был бы разграблен. Церкви осквернены, обруганы, обращены в конюшни. Из Чудова [монастыря] выгнали мы лошадей, в Благовещенском соборе навалена была бездна бумаги, на которой вам пишу, были бутылки, стояла бочка с пробками, мощи изувечены частью, частью же расхищены. Дмитрию-царевичу отрубили руки и голову. Повторены здесь ужасные сцены Робеспьерова времени. Девочки десяти лет изнасильничены на улицах. У женщин, которые имели кольца на руках, обрубали пальцы со словами "cela va plus vite comme cela"! (25) В Богородске по подозрению, что убиты там пять французов, взято пять мещан, двое расстреляны, двое повешены за ноги, а пятый погружен в масло, а потом сожжен живой на костре. Огнем сим изверги раскуривали трубки свои, певши песни. Ужасно рассказывать. Ярость [французов] еще более умножалась от злости, что не заключается мир, и от недостатка в хлебе и шубах. Офицеры были убиваемы, а генералы обруганы солдатами французскими, кои никого не слушали, что доказывается прокламацией самого Наполеона, где [он] сулит жесточайшие наказания.

Покорность, храбрость, любовь к отечеству, к государю московских крестьян спасли Россию. Москва стоит Наполеону 25 т. человек; все козни, коварства злодея были тщетны. Россияне остались непреклонны. Его поморили в Москве с голоду, а как стал посылать в окружности фуражировать, то из 100 человек возвращалось едва 5 или 10. Есть анекдоты, коих грешно будет не передать потомству. Русские, сударь, герои. Гордиться должен тот государь, который имеет славу ими владычествовать. Вытеснен злодей из Москвы не армией, но бородами московскими и калужскими(26) . Бежит Наполеон, в двое суток сделал он с гвардией 150 верст, но [и] так не далеко уйдет - мужики бегут за утомленною его армиею. Ужасны и хладнокровны мщения наших крестьян, они тиранят жертвы свои, ловят их сами по дороге или покупают их за последние деньги у казаков на мучение. Я, право, сердце имею доброе, но не пожалею ни об одном. Нарышкин, мой приятель, служащий у графа П. А. Толстого, приехал из армии. Он говорит, что французов мрет по 1000 и 1500 в день. У всех мертвых лошадей вырезаны языки и пахи - этим только питаются. Бонапарте хотел уверить всех, что Москва зажигалась по приказанию Ростопчина, что он же желал порядок, тогда как варвар подкапывал Кремль и взорвал его, отъезжая. <...>

Изменников было человек 40, не более, почти все - бродяги, мартинисты или известные якобинцы, яко Ключарева сын, некоторые купцы из раскольников и тому подобные. Большая часть вытребована императором в Петербург(27). Они составляли муниципалитет Наполеона и имели для отличия перевязи - белые и красные ленты. Граф с сими лестными знаками отличия заставил их сгребать под караулом снег на улицах впредь до повеления. Бедный граф очень огорчен несчастьем Москвы. Грешно будет императору не сыпать деньгами, чтобы восстановить свой верный первопрестольный град. Неужели будет сказано, что пришел кровопийца Наполеон и уничтожил в месяц столицу, столько веков процветавшую? Как скоро присутственные места восстановятся, а они только разграблены, то народ валить станет со всех сторон. Почта восстановлена со вчерашнего дня. Пишите мне по-прежнему, любезнейший Иван Петрович. Умные ваши и любопытные письма крайне будут меня радовать. Адресуйте на имя графское, с коим я живу. Получили ли вы письма мои от 23-го сентября и 11-го октября из деревни графа Воронцова? О вас давно не знаю я ничего. Августин во Владимире и будет сюда для освещения вновь оскверненных храмов божьих.

И. В. Сабанеев - М. С. Воронцову.

23 октября. Рожаны

...> Здесь прошел слух, что гр. Меттерних в звании австрийского посла поехал в Петербург с угрозами и предложением о мире(28). Какой мир! Что нам осталось? Что терять можно? Истребить злодея с его шайкою и плевать на немцев. А пусть идут, пусть войдут, пусть что хотят делают. У русских должна быть одна цель: гибель изверга; ничем дорожить не должно. Я очень рад, что все честные люди одного со мною мнения. Какого мира ожидать можно с Наполеоном? Я не думаю, чтобы государь на сие согласился.

Н. Н. Раевский - А. Н. Самойлову.

23 октября. Вязьма

Заглавие письма моего, милостивый государь дядюшка, обрадует вас. Неприятель бежит. Мы его преследуем казаками и делаем золотой мост(29). Вот как все происходит и происходило.